Подведение итогов.

«На подведенье надо многое сказать,

Но слова приличные куда–то делись.

Вас надо, офицеры, драть и драть –

Да только морды ваши уж приелись…»

(Краткое изложение выступления).

 

- 1 -

«Сегодня, мать вашу, через 45 минут в Доме офицеров, в 15.30, состоится годовое подведение итогов соединения. Быть офицерам и мичманам. Послеобеденный сон отменяется. Отдыха не будет. Иметь записные книжки. Ручки заправить до начала выливания с кончика пера. Конспекты проверю! Посещение должно было быть обязательным. Все 100 процентов. Форма одежды – куртки, кремовые рубашки, штаны, и ширинка на них застегнута. Галстук не на ушах, а на шее, и чтоб не болтался, как пестик в колоколе… Ботинки уставные, как на балеринах. Сидеть на стульях. Как королевские пингвины в Антарктиде на своих яйцах – по стойке смирно. Прическа – на два сантиметра короче моей…Морды бриты до сисек. Лица уставные, как на рисунке в приложениях Уставов. Взгляд бодрый и радостный. Никаких звонков от б…дей и теток, хотя это одно и тоже… Услышу сотовый – вобью в глотку с заднего прохода, после чего приделаю вместо органа общения с женским полом…. До кого мое приказание не долетело и не задержалось в черепе?, – в голосе начальника штаба капитана 2 ранга Петра Сергеевича Вавилова звучал металл, взгляд излучал блеск ртути, перетекал по строю застывших подводников, был недобр и обещал кучу новогодних подарков ослушникам, – Р–р–разойдись…»

Народ молча разошелся, ибо все было сказано предельно ясно и понятно. Доставались сигареты, защелкали зажигалки. Молча и сосредоточенно затягивались. Вторая половина дня была сорвана. Сердца щемило от нехороших предчувствий. Солнце не радовало. Время было мало, а сделать надо было много, что так характерно для нашего Военно–Морского Флота. Памятуя о том, что на  службе  никогда не надо суетиться, так как все само собой решается и утрясается, народ не дергался. Кто–то наиболее рьяный слетал за ручками и тетрадками.

Сигареты были докурены, и бравые подводники начали выдвигаться в точку рандеву. Переход длился минут пятнадцать, которые были потрачены не только на передвижение своих ног и перемещение верхних частей тел в пространстве от казармы до Дома офицеров, но и на обсуждение предстоящих выходных, что, несомненно, было для передвигающихся более  важным  и  нужным делом.

В это время командующий нашей орденоносной эскадры, занозой торчавшей всегда, да и думается – и далее будет таковой, в заднице у американцев, контр–адмирал Николай Николаевич Мезинцев закончил просматривать свои записи и нахмурился. Текст был набран на компьютере и красиво отпечатан на струйном принтере, который нигде не числился, но присутствовал в отделе БП. Адмирал отметил про себя, что у нас флот, как царство гоблинов – никто ничего не даёт, а у нас все есть, никто никого не учит работать на компьютерах, а умельцев – хоть пруд пруди. Задача поставлена, и как это будет выполняться – дело подчиненного. Все вопросы и сомнения решаются довольно просто – достаточно только сопоставить отсутствие умения работать на ПК с вопросом о сложности и напряженности.

Лист, испачканный чернилами (вспомним Бисмарка!), радовал глаз, но что–то подсказывало убеленному опытом и годами флотоводцу, что не все так просто, как написали подчиненные. Несмотря на то, что текст был им прочитан неоднократно, как в процессе сверстки, так и в черновике, стройности не наблюдалось. На душе было накоплено много. Сказать надо было много. Но многое сказать было нельзя – не все поймут и не все подготовлены к восприятию.

Адмирал красным карандашом отметил несколько мест в тексте, на которые, по его мнению, необходимо было заострить внимание. Время поджимало, мысли и образы тоже. Внизу урчала машина, готовая переместиться в пространстве вместе с командующим. Адмирал опаздывать не любил, поэтому собрался и вышел из кабинета. Рубикон был перейден, листки лежали во внутреннем кармане тужурки. Стало легко на душе, как после удачно проведенной торпедной атаки. «Ще не вмерла Украина», – пропел про себя адмирал, ответил на приветствие вытянувшегося по стойке «смирно» дежурного по штабу и, сказав: «Я в ДОФ», лёгкой походкой вышел из штаба.

Шофёр и машина сияли чистотой и были готовы исполнить любой приказ. Все блестело под солнечными лучами. Лицо водителя и фары машины горели адским огнем, освещая окружающее пространство. Сердце человека и мотор автомобиля звучали в унисон равномерно и мощно. Ботинки и колеса готовы были по первому сигналу командующего сорваться с места.

«В ДОФ», – коротко бросил командующий.

«Есть», – последовал ответ.

Мне всегда нравилась военная служба за ее контрастность и краткость. Стоит себе виноватый по самую макушку матрос, или пропившийся в конец пятнадцатилетний капитан (то есть который капитаном – пятнадцать лет), обоих начальники дерут и топчут как пара петухов кур в курятнике – кто быстрей и больше, а они на все глупые и, по большей части абсолютно ненужные и бессмысленные вопросы (типа «Зачем ты напился?», «А ты понимаешь, что подвел своих товарищей?» и т.д.), только что и отвечают «Есть», и петухам этим на это нечего возразить – сразу видно, что человек понимает глубину своего падения  и глубоко раскаивается в своем проступке, только что не говорит: «Я больше так не буду», но произнесенное с уничижительным по отношению к себе придыханием его «есть» это подразумевает окончательно и бесповоротно.

Командующий сел в машину, где его уже ожидал водитель, и не успела закрыться дверь с адмиральской стороны, как машина тронулась. Нет ничего почетней выезда командующего от штаба. Эта внушительная картина радует глаз и должно показывать всему миру, в первую очередь нашим заокеанским союзникам, чьи подводные лодки никак не могут убраться из Авачинского залива, – должно быть охраняют нас от Северной Кореи или Ирана с Ираком, что у нас все великолепно и мощно, что страна на подъеме вместе с экономикой (чьей – интересно) и нам все равно – сколько съедает автомобиль бензина на 100 километров – 18 литров, как вышеупомянутая «Волга», или 9 литров, как любая иномарка такого же класса.

«Волга», внешние контуры которой благополучно КБ Горьковского автозавода передрала с какой–то иностранной (не буду указывать страну) машины, (правда, забыв передрать заодно и двигатель – чтобы меньше бензина кушала) была чёрного цвета, как и положено начальствующему составу, характеризует величие нашего родного ВМФ. Почему начальники так любят ездить на «Волгах» и «УАЗиках» – я до сих пор понять не могу, так как на том количестве ГСМ, которое жрёт в год эти произведения отечественной автомобильной промышленности по отдельности я на своей машине могу ездить года два с половиной каждый день.

Дежурный по штабу позвонил оперативному, чтобы обрадовать его отсутствием адмирала, и

расслабленно опустился на стул, доставая книжку и углубившись в чтение. Его помощник убыл к себе в каморку, найдя тут же кучу дел. В штабе жизнь замерла и наступило время расслабления.

Набрав скорость, машина поехала к Дому офицеров. Адмирал придремал, водитель бодрствовал и внимательно следил за дорогой. Он ехал не спеша, давая адмиралу отдохнуть. По тротуарам шла галдящая, шумящая и абсолютно не обращающая внимания на адмирала, толпа офицеров и мичманов. Все видели машину и адмирала, но, почему–то, никто честь не отдавал. Водителя от такой наглости аж передернуло и он прибавил газу, однако, разогнаться ему было не суждено. Машина подъезжала к КПП. На КПП стоял офицер в новеньких погонах капитана 3 ранга и отчаянно жестикулировал. Он, как Иван Иванович у Гоголя, имел голову, напоминающую тыковку хвостиком вверх, Непонятным образом на этом хвостике держалась фуражка, которая болталась из стороны в сторону, пока, наконец, не слетела с головы хозяина.

Перед ним стоял капитан 3 ранга, обладающий головой, напоминающий тыковку хвостиком вниз, в замусоленных погонах и тоже жестикулировал, однако, при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что все пассы руками, которые он делал, были направлены почему–то в одну сторону. А именно – в стороны передней части тыковки хвостиком вверх, и именно эти пассы привели к тому, что фуражка вновь испеченного капитана 3 ранга переместилась с хвостика на тротуар. Странным образом фуражка обладателя тыковки с хвостиком вниз держалась крепко. Руки махали бесперебойно. Моряки патрульные, пытались прекратить или, по крайней мере, уменьшить амплитуду размахиваний рук, но это им не удавалось. Начальник патруля, старый старший лейтенант, был не по годам мудр, и в спор двух старших офицеров, несмотря на призывы тыковки хвостиком вверх, не вмешивался.

Тыковку хвостиком вниз несло. Его душе было больно. Он чувствовал себя оскорбленным в самых лучших чувствах и намерениях. Его остановили! Ему пытались что–то сказать. Кто–то ныл над ухом, что он пьяный! И кто – какой–то вшивый вновь испеченный капитан 3 ранга, вчерашний капитан–лейтенант, который море видел только с берега и то на трезвую голову. А он выполнял приказание вышестоящего командования и направлялся в ДОФ на подведение итогов.

В это время бойцам наконец–то удалось схватить обладателя тыковки хвостиком вниз за руки. Это был прихват!  Это было ЧП! Тыковка хвостиком вниз вывернулась, и его кулак, описав дугообразную траекторию, въехал в челюсть тыковки хвостиком вверх, что и привело к полету фуражки последнего с верхней части головы на тротуар. Вновь испеченный кап три махнул рукой в ответ, но он не учел, что когда–то, в безмятежной юности, его оппонент занимался боксом. Организм последнего помнил, что опыт нельзя пропить, его можно только накапливать, отреагировал  мгновенно и на автопилоте. Тыковка с хвостиком вниз проскользнула внизу под рукой новоприобретенного старшего офицера, а рука его повторила движение по дуге, но не справа налево, а сверху вниз.

Нижняя часть лица тыковки с хвостиком вверх этого не ожидала, как и не ожидали бойцы, висящие на второй руке старого капитана 3 ранга. Зубы тыковки, имеющей хвостик вверх, лязгнули, а так как ничего сзади, препятствующее опрокидыванию его тела не имелось, то товарищ не удержался и начал падать, естественно, назад. Однако, советский моряк ребенка не обидит, – эта формула была вбита еще советским строем в голову старого офицера всерьез и на всю жизнь, поэтому кулак, сообщивший поступательно опрокидывающее движение телу молодому офицеру, разжался и схватил того за китель. Сзади китель выдержал, что нельзя было сказать о кармане. С легким треском тот оторвался, и хозяин тыковки с хвостиком вверх докончил свое опрокидывание, как и было предначертано законом всемирного тяготения.

В это время к КПП подъехала машина командующего. Адмирал, как старый морской волк, имел нюх на непорядок. Глаза его открылись и взору предстала следующая картина: на асфальте лежал капитан 3 ранга с новенькими погонами на кителе, имеющим кое–какие разрушения. Над ним стояла живописная группа, состоящая из капитана 3 ранга со старыми погонами, который размахивал рукой с зажатым в ней оторванным от кителя лежавшего на асфальте карманом и двух матросов, пытающихся закрутить за спину вторую руку офицера. Сбоку начал шевеление старший лейтенант, однако, двигался он не к скульптурной композиции, а к машине адмирала. Шаг его был четок, глаза ясные и преданные.

«Товарищ адмирал, во время…», – начал было он, но адмирал перебил его: «Что это!»

«Нарушает форму одежды», – бодро доложил начальник патруля, и адмирал не понял, кого он имел в виду – то ли лежавшего на асфальте, то ли стоящего.

В это время один из патрульных, осознавший тщетность попыток завернуть руку офицера за спину, увидел машину адмирала и бросился открывать ворота. Капитан 3 ранга, почувствовав, что груз на руке уменьшился, грациозным движением скинул с себя второго патрульного. Тот упал, громыхая ремнем и костями. Адмирал нахмурился. Старый капитан 3 ранга спинным мозгом почувствовал укоризненный взгляд командующего и наклонился, чтобы помочь встать лежавшему без признаков шевеления молодому кап три. Это было его стратегической ошибкой. В это время из здания КПП выбежало еще трое моряков комендантского взвода с наручниками, которых он не видел, быстро подбежали к нарушителю спокойствия, сбили его с ног и, ловким, отработанным движением завернув ему руки за спину, защелкнули наручниками.

Вы когда–нибудь слышали рев раненного вепря? Командующий тоже не слышал, но понял, что крик, вырвавшийся из глотки старого капитана 3 ранга, был очень похож. Адмирал открыл дверь и вышел. Мимо чуть ли не бежал народ, спешащий покинуть лобное место. Старого капитана 3 ранга выпучивало и корёжило.

«Вы, жертвы отсутствия керосина… Муфлоны… Дети продвинутой шимпанзе… Стадо переучившихся павианов и обоссавшихся пуделей… Урою… Я разберу вас всех по гайкам и забуду собрать… Я разнесу всех вас и вашу халабуду… Я вас построю в колонну по одному, заставлю взяться за ваши отросшие до колен концы, и пойдете вы все дружно на… Я вам уши отрежу и к заднице пришью… Я ваши трусы выверну и на голову одену, и будете ходить вместо ног ушами, а носом вместо палочки…», – надрывался старый капитан 3 ранга.

«Успокойтесь», – обратился к нему адмирал, но был прерван.

«Какое на хрен успокойтесь… Пошли и вы туда же… Я тут кого–то успокою… Всю жизнь тот спокойно будет на аптеку вкалывать… Снимите кандалы, гестаповцы… Наши скоро придут и вам всем писец настанет, а тебе, – тут он мотнул в сторону командующего, – вообще кранты… Можешь идти к Моцарту заказывать Реквием…», – блеснул он под конец эрудицией и затих, обес-

силенный.

«В камеру его», – приказал командующий, до глубины души оскорбленный таким к себе отношением.

Народ мимо проносился как тени отца Гамлета – быстро и беззвучно. Никто не смотрел на адмирала и никому не хотелось встречаться с ним взглядом. Моряки подхватили старого капитана 3 ранга под руки и начали движение в сторону КПП.

«Сталь ломается, а не гнется, моряк погибает, а не сдается, Хрен вам всем, а не подводник, вы еще запомните меня. На ваших сраных задницах будет татуировка с моими пожеланиями… Ножиком и сверху напильником, чтобы штаны не дрались… Врагу не сдается наш гордый «Варяг»…, – над КПП еще долго доносились гневные и обличающие слова старого кап три.

Адмиралу стало грустно и печально. Он повернулся, подошел к машине, открыл дверцу и сел в нее. Машина тронулась. Дрема пропала, и командующий опять обратился к тексту выступления. Движение машины и мыслей продолжились…

Водитель плавно подал машину вперед. Проехав ворота КПП и в последний раз услышав негодующий вопль старого офицера, машина рванулась вперед по дороге. Шумели деревья под лёгким ветерком, и шумел военный люд, направляющийся в ДОФ. Дорога петляла по поселку и через несколько минут привела погруженного в думы адмирала к местному кабаку, на вывеске которого висела широковещательная бирка, указывающая на то, что это не вертеп с запахом пьянки, разврата и разгула, а чинное и благородное заведение, именуемое «Вечернее кафе «Фрегат»«.

На крыльце богоугодного заведения лежало тело. Тело лежало неподвижно, но по всему было видно, что оно живое и воспринимает окружающую действительность хоть, в общем–то и верно, но несколько в иной плоскости, нежели остальные. Тело было одето в полувоенную форму одежды – гражданские, темно–зелёные в полосочку, брюки и китель старшего мичмана. Китель несколько потерял природную тёмно–синюю расцветку из–за наличия обильной пыли на крыльце приснопамятного заведения. Рядом никого не было, но из заведения доносились звуки, несколько непотребные, обескуражившие и обидевшие командующего.

Чей–то прокуренный голос, однако, довольно приятный на слух, выводил:

«В стопорях налита водка,

И закуска есть у нас!

Именины наша лодка

Дружно празднует сейчас…»

Далее он был заглушен разухабистым молодым голосом:

«США командует планетой,

Жора Буш их на слуху.

А мы ядрёною ракетой

Всем покажем – ху из ху!»

Раздался смех и тот же голос крикнул: «А вот ещё!» и продолжил:

«На хрену сидит ворона,

Хрен–то с вэтээра!

Мы подводники с «Батона»,

А не с бэдээра!»

Дальше все потонуло в гуле голосов и криков. Командующий поморщился. Он понял, что это празднует день рожденья своего горячо любимого корабля экипаж «К–…», которому он сам вчера предоставил на сегодня выходной.

«А хер ли нам «Батон», когда мы с «Варшавянки», – вдруг тело ожило, однако, сил подняться у него, как видно, уже не было, но голос был на удивление ясен, – Хоть и лодка наша – трактор, жаром так и пышет, на хрена им их реактор, если нас не слышит!».

Глаза тело открывать не желало, и оно продолжало мурлыкать себе под нос что–то уже неразборчивое. Адмирал решил проявить заботу о подчиненных. Мановением руки вызвав к себе шофера, он приказал последнему поднять последнего Алладина подводного дизельного флота и водворить его к месту праздника, так как совершенно логично решил, что если тело лежит на крыльце перед дверью, то оно выпало из  этой  самой  двери, а  товарищи, оставшиеся внутри, за этой дверью, просто недоглядели.

Водитель был готов исполнить любой приказ шефа. Он поднялся по ступенькам, наклонился, ухватил тело под руки и подтащил его к двери. Тело было тяжелым, но на манипуляции водителя никак не реагировал, продолжая мурлыкать себе под нос: «На пирсе лежал офицер с дэпээл, не пьян, не убит – он нажраться успел» и все в таком духе. Водитель пнул дверь ногою. Ноге и двери стало больно. Дверь отозвалась металлическим звуком и завибрировала, нога заныла и вибрация передалась от ботинка через ступню и голень всему телу водителя. Организм шофера также завибрировал и через руки передал колебания телу, висящему на руках водителя. Тело прокоментровало это событие словами: «Ещё разок!», что говорило о его состоянии адекватно воспринимать и обрабатывать информацию, а также реагировать на внешние раздражители. Опыт был повторен, но результат оставался прежним. После третьего пинка на втором этаже вечернего кафе открылось окно и из него послышалось: «Чего тебе надобно, старче?»

«Заберите товарища!» – крикнул водитель, который уже стал уставать держать тело. Тело облегчать танталовы муки шофера определенно не собирался, а было такое впечатление, что ему нравится такое состояние, ибо мурлыканье приняло мажорный лад. «ТВЭЛ солярке не товарищ, Бросай его на фиг!», – последовал бравый ответ и окно захлопнулось. «Ни хрена себе», – подумалось атланту, который вместо неба держал уютно устроившееся в его руках тело.

Водитель определенно затруднялся принять решение – раз уж затратил часть своей энергии на подъем и перетаскивание к двери, плюс еще пять минут на держание тала на весу, то бросать это тело было как-то уже и жалко. Но, с другой стороны, адмирал ждал. Наконец,  было принято соломоново решение – тело с шофером произвело работу по перемещению груза от двери к скамейке, расположенной около крыльца. Тело заботливо было уложено на скамейку, и водитель облегченно распрямил руки и спину.

Шофер вспотел, и даже легкий ветерок не радовал. Хотелось дать телу по морде, но, видя, что это было не просто тело, а тело, прослужившее на флоте столько, сколько не живут на белом свете, водитель отказался от своего благого пожелания.

Никогда не верьте спокойствию пьяных. Никто не знает, что творится у них в черепушке, сколько и какие хороводы водят черти в его затуманенном алкогольными парами и неустроенностью бытия мозгу. От них можно ожидать всего. Шофер был молод и не знал прописных истин. Поэтому, когда он отвернулся с намерением начать движение к своему рабочему месту, тело выкинуло вперед ногу. Нога, вроде бы двигающаяся медленно, оказалась заряженной определенной долей энергией, которую нельзя было опознать по внешнему виду тела и его состоянию, но которая позволило сообщить задней части шофера определенное ускорение. Из–за эффекта неожиданности шофер споткнулся и оказался лежащим на тротуаре.

Тело удовлетворенно вздохнуло, медленно повернулось и улеглось на самом краю скамейки, балансируя на грани оверкиля, но что–то не давало ему опрокинуться. Рот тела растянулся в усмешке и из него полезли пузыри. Тело было довольно и счастливо, оно пребывало в нирванне, чего нельзя было сказать о водителе.

Адмирал, наблюдавший эту картину, связался по рации с нарядом милиции и сообщил им о происшествии. После этого он велел шоферу вставать, отряхнуться и продолжить путь далее. У шофера чесались кулаки и сводило от ярости челюсти. «Скорее», – бросил командующий. «Есть», – последовал ответ, но демон мстительности ткнул водителя под ребро. Быстро обернувшись, он ногой хотел поддеть тело, висящее на краю скамейки, якобы для того, чтобы его передвинуть к середине лежбища. Нога уже было начала движение, но в это время тело, в очередной раз пустив слюни, быстро перевернулось на другой бок, отодвинувшись к заветной середине скамейки, и захрапело. Нога водителя не встретив препятствий на своем пути в образе тела, с чавканьем соединилась с крайней доской. Кость большого пальца и доска треснули. «Ой, бля…», – только и смог вымолвить водитель. «Быстрее, опаздываем», – сердито вскричал адмирал, понимая, однако, состояние своего водителя.

Водитель прохромал к машине, медленно опустился на сидение и осторожно внес правую ногу в машину. После этого он туда же доставил остальные части своего тела, завел автомобиль и тронулся. «Хорошо что правая, – подумал он. – Если бы левая, как бы сцеплением работал?» Как всякий военный он понимал и умел радоваться маленьким везениям, понимая, что все что ни делается – всё к лучшему.

Машина бодро катилась по направлению к ДОФу. Мимо нее на полной скорости к источнику отдыха, вдохновения и радости промчался милицейский УАЗик. Командующий радостно отметил про себя оперативность доблестной милиции и в очередной раз сосредоточился на предстоящем выступлении. Времени оставалось мало, а тут дополнительная информация, и её надо было  разло-

жить по полочкам и сделать соответствующие выводы…

Командующий подъехал к ДОФу. Площадь перед сосредоточием бывшей партполитпросвета и т.д., а нынче – воспитательной работы была пуста. Водитель, несмотря на ноющую ногу, поставил машину перед главным входом в ДОФ с тем шиком и умением, которыми славятся все водители начальствующего состава. Адмирал не поленился сам открыть дверцу и быстро вышел из машины. Оглянувшись вокруг, он с удивлением оглянулся и не заметил ничего,  что,  по  его  мне-

нию, подрывало основу боеготовности СЯС и бодро прошел во внутрь.

Внутри, в фойе его ожидал заместитель, грузный капитан 1 ранга Иван Иванович Пустовойтенко, вечно озабоченный состоянием воспитательной работы в массах, которые, как специально, воспитываться никак не желали, и начальник ДОФ, бессменный капитан 2 ранга. Командующий махнул рукой – мол не надо докладов, и так опаздываем. «С Богом», – сказал он себе и, поднявшись по ступенькам на второй этаж, решительной рукою открыл двери, ведущие в зал.

 

- 2 -

Заместитель командующего, в недалеком прошлом – командир бригады дизелюх, великолепный моряк и любитель опрокинуть внутрь пару стопочек за здравие нашего великого и могучего…, заслуженный, бравый подводник и, в принципе, отличный человек, увидев входящего адмирала, скомандовал: «Товарищи офицеры! Товарищ…»

Товарищ милостиво махнул рукой, сказал: «Товарищи офицеры!» и прошествовал к президиуму. Шаги его были степенны и размерены, на лице отобразилась работа мысли, было видно, что он в последний раз прокручивает основные тезисы своего выступления. В глазах метались абзацы речи, лоб то хмурился, негодуя на некоторых нерадивых подчиненных и их промахах и упущениях по службе, то распрямлялся под воздействием особо удачной мысли, пришедшей в его голову в самый последний момент.

Офицеры легонько загалдели и опустили свои зады на стулья. Мичмана последовали их примеру, но с большим шумом. Адмирал обогнул трибуну, повернулся к народу и остановился. Его распирало важностью момента и информацией. Ему надо было поделиться ею со всеми, чтобы они осознали и проникнулись… Чтобы до них дошла степень их падения и непонимания  сути  поставленных перед ними же задач… Чтобы поняли и приняли… Он был готов.

Адмирал недовольно поморщился. …

«Команда «вольно» – нашими  военнослужащими выполняется так: они складывают руки на

своих гениталиях, и начинают болтать как женщины в очереди...»

Все тут же притихли. Старший мичман Соловей Василий Петрович, старшина команды электриков с дизельной подводной лодки «Б–…», был стар, сед и умудрен опытом. До увольнения в запас были все причины – и предельный возраст, и выслуга лет, в численном отношении превышающая его истинный возраст, и куча хвороб, о наличии которых он и не подозревал до окончания последнего ВВК. Поэтому он был спокоен и собран, без всякого шума уселся на стул, открыл тетрадку, обнажил ручку, вгляделся в одухотворенное лицо командующего, проникнулся, осознал и приготовился записывать мысли адмирала.

Тетрадный лист блистал белизной и был готов впитать в себя мудрость вышестоящего командования. Ручка изнывала от желания излить себя в вечности. Рука старшего мичмана дрожала от нетерпения, однако сам он оставался спокоен. Какое ему дело до желания правой руки писать, писать и умереть на сундуке с рукописями, как говаривал незабвенный Михаил Михалыч Жванецкий. Разве волнует его желание какого–то пера, пусть даже и подаренного ему на круглый юбилей дорогой половиной, скользить по бумаге, повинуясь всем изгибам и лабиринтам адмиральской мысли? Василий Петрович тоже был готов…

Народ постепенно перестал шуметь, елозить задницами по сиденьям и шелестеть голосами и бумагой. Все стихло. Сотни глаз устремились на командующего, и  тому  стало  жарковато . Но надо было начинать, а это можно сделать только одним способом – начать.

«Товарищи офицеры и мичмана, – бодро начал командующий, достав из внутреннего кармана тужурки напечатанный текст своего выступления и разложив их стопочкой на трибуне. – Начнем разбор полетов. За последний год…». В этом месте его автоматически, по долголетней советской привычке, непроизвольно потянуло на освещение международной обстановки, захватнической политики империализма и, соответственно, миролюбивым инициативам единственно верного, прогрессивно мыслящего советского правительства и лично … и т.п. и т.д., однако, адмирал вовремя взял себя в руки и продолжил: «В то время как наш эвентуальный противник наращивает свои мускулы, в том числе и ядерные…».

В этот момент работник политотдела настроил проектор с компьютером, и на экране высветился сайд бомбовоза с широковещательной биркой «Поведение итогов». Народ в зале слегонца оживился, что несколько сбило командующего с толку. Он повернул голову вправо и увидел произведение компьютерного искусства, широким пятном размазавшегося по экрану. Одновременно с этим к нему подскочил начальник клуба, вечный капитан 2 ранга, и подал ручку, заменяющую указку своим лазерным лучом. Командующему полегчало и он, наконец–то, внимательно оглядел зал.

Что–то или кого–то явно не хватало. Мысль о международном положении была прервана. Необходимо было выяснить причину подсознательной тревоги.

«Где … дивизия?» – спросил командующий у зала.

По залу пролетел сук открывающихся сидений, освобожденных от тяжести поднявшихся тел. Тел было немного.

«А где Симков?»

«На лодке, товарищ командующий, сидит по тревоге».

Всё пропало. В зале наступила тишина, можно было даже услышать, как муха, сидящая на стекле окна, чешет свое брюхо задними лапками.

«Всё, на хер. Симкова в отпуск 1 июня, и чтобы я его не видел. А где его нукеры?»

«Там же»

Командующего прорвало: «Я сейчас их всех буду иметь отсюда и надолго по полной программе, и на всю длину моего негодования… Не думайте, что если они сидят непонятно где и непонятно по какой тревоге, то я не достану до их задниц; даже пусть и не мечтают, что им это сойдет с рук и доставит наслаждение – ха-ха-ха! Вдумайтесь, а я понимаю, что это никто не умеет делать, иначе бы вы не сидели тут,  – тот факт, что они еще способны сидеть даже по тревогам, не оградит и не спасет и вас и их, так как все, что почему–то оказалось и задержалось вокруг вас всех, – я тоже буду иметь, долго и со вкусом, и причем со всей пролетарской ненавистью! И если вокруг меня будет пустыня – все равно я их найду, козлов, и буду иметь! А они будут пищать и оправдываться, стоя с опущенными штанами и без планов самостоятельной подготовки…»

В зале тишина стала еще сгущеннее. Народ стоял, боясь шелохнуться…

«Хорошо, – отпустило вдруг командующего, – А где наша непромокаемая … дивизия?»

Стоявшие шумно перевели дух и с наслаждением опустились на свои места. По залу опять пролетел шумок отодвигаемых сидений, на которые опустились задницы, избежавшие адмиральского неудовольствия, и сидений, которые были освобождены от тяжести новых задниц, готовых к восприятию адмиральского негодования. Народу встало раза в полтора  больше,  чем  у  предшественников, но все равно их было мало.

«Понятно, – сказал адмирал. – Там тоже все сидят по тревоге?»

«Идёт плановая работа, товарищ командующий, – молодцевато доложил командир …дивизии. – Кто не занят – все здесь»

Вот и пойми – кто умный, кто не в те ворота… Командующий махнул рукой, и стоящие опустились на свои места. От этого народу в зале не прибавилось почему–то.

«Бригада?»

Встало 12 человек.

«Вавилов, ты где?» – командующий не увидев командира бригады, решил найти хоть кого–то из командования дизелистов. В это время из–за спины широченного в кости капитан–лейтенанта выглянул капитан 2 ранга, по виду которого можно было сказать, что это не новоиспеченный капитан 3 ранга пытался остановить на КПП человека с головой тыковкой хвостиком вниз, а именно он.

«Какого чёрта спрятался, как мондовошка в зарослях куртизанки?»

«Так другого места не было, товарищ командующий»

«Вот–вот, все вы постоянно туда рветесь, а не на лодку…»

В это время в зал ворвался командир бригады дизельных подводных лодок с группой товарищей. Народу в зале стал ощутимо больше. Запросив добро, комбриг быстро цепким взором вычленил среди всех присутствующих стоящих своих орёликов, произвел в уме нехитрые подсчеты, и пришел к выводу, что не згинула вще Украйна, так как незаконно отсутствующих не было,  о чем он с гордостью и поведал командующему. Адмирал махнул рукой и настроился на продолжение своей речи.

Но тут… Ах, как часто мысли мелькают в голове туда–сюда вроде бы без какой–либо основательной причины. Вроде бы думаешь и сосредоточен на одном, а из горла вдруг вылетает совершенно другое, о чем и, на первый взгляд, даже и думать не хотелось.

Командующий  повернулся  к  своему заместителю по ВР, воспитательной работе (хотя я до

сих пор не понимаю – как и чему можно воспитывать людей, у которых концы толще и длиннее моей руки, и у которых, в большинстве своем, весь ум в этом конце и расположен?).

«40 лейтенантов у нас в ипотеке, остальные надеются на широкий хер в ширинке товарища Иванова. Вот им и будет этот самый агрегат вместо квартир. Лейтенанты, товарищи комдивы, – это как ящерица в меловом периоде – размеры огромные, а мозг как у муравья – весь в желудке и усах. Вот поэтому они и не понимают, что чем раньше они воткнутся в эту ипотеку – тем больше денег у них будет к их дембелю. Объясните этим пресмыкающимся, товарищи комдивы, и чтобы до их вторичной нервной системы дошло – ширинка и всё то, что в ней, у товарища Иванова одна, и на всех, ясный перец, её и его не хватит. Все понятно, товарищи комдивы?

Повторяю – лейтенант – это человек со взглядом селёдки, который не то–что матроса в…ть... по земле ступить боится!  Хотя  есть у нас еще такие мужики, которые, – лежат на бабе, а им паруса белые мерещатся... Есть такие романтики моря! А вы, товарищи командиры, отбиваете вкус у них к службе!

Вот бригаде – им не надо, они все будут досрочно увольняться. У них там есть товарищи, которые не понимают. Дуднов категорически отказывается служить Родине, говорит, что в 2006 году – дембель. Вот и докатились… Только один Ярин умница – его поцеловать можно в лобное место, но не в засос – это вредно, но алкоголик, мать его, вот так и он сбежал с корабля, пидор…»

Адмирал прервал свою речь и снова оглянул зал. Народ скрипел ручками и составными частями своих тел. Василий Петрович не отрывался от тетради. Писалось легко. Тетрадный лист с жадностью воспринимал изливание чернил с пера ручки старшего мичмана и оставлял потомкам в пример все многообразие и многообразность высказываний командующего. Рука двигалась легко, хотя мысли Василий Петровича блуждали около «Меркурия», и мозг его был большей своею половиной загружен вычислением необходимого количества посадочных мест и продуктов на «отходную», до которой уже оставалось совсем чуть–чуть.

Строчки ложились ровно, в ряд, знаки препинания ставились в автоматическом режиме и без

ошибок. Ошибок не было, ибо чистописание и русская грамматика в годы, которые сейчас модно называть «застойными», (а их современные балагуры переделали в годы «застольного социализма», что, в принципе, было верно), как я заметил по себе, преподавались как–то по особенному, что ли, ибо большинство посещавших школы в те годы до сих пор пишут более красиво и грамотнее, нежели современные «дети пепси–колы», посещавших школу в годы расцвета «народной демократии».

Адмирал очнулся от забот с лейтенантами и сказал телу, сидящему рядом с компьютером: «Давай следующий слайд». По экрану забегала стрелка и будуар исчез с полотна, появилась очередная надпись «Боевая подготовка» на фоне «Гранита».

Адмирал поморщился, взглянул на стопку испачканной краской принтера бумаги и изрёк: «Да ладно, хрен с ним. Чтобы вам, последствиям ошибок кадровых органов нашего доблестного Военно–Морского Флота, не тарабанить весь мой доклад на 35 листах, пройдусь по конретике – то есть по вам, исчадия ада Российского. Недостатков у нас полные штаны, и все с запашком, да–с, с запашком, товарищи, а на носу праздники, а посему народ вместо боевой подготовки, укрепляющей мощь нашей Родины, готовится укрепить статистику нарушений воинской дисциплины…» и тут он довольно выразительно посмотрел на товарища Ярина, которому стало неудобно сидеть на стуле. Взгляд его выражал укоризну и вселенскую печаль по поводу пристрастия столь нежно лелеемого и взращиваемого лично командующим непутевого капитана 2 ранга к процессу ускорения движения солнечного светила по небосклону, хотя почему к Ярину у командующего такое отношение – до сих пор не пойму, ведь Бах такие клёвые мелодии писал, как любят сейчас говорить потенциальные участники ипотеки, и, скорее всего, тоже под Бахусом… 

Командующий прекратил смотреть на Ярина и продолжил свою мысль: «Очень жутко и страшно стало жить на белом свете, все почему–то ругаются и матерятся, нет чтобы сказать напрямую – пошел на хер, так обматерят и делают вид, что так и положено…

Возьмем планирование. Русских слов не хватает описать все это безобразие…

Привожу наглядный пример: … дивизия кричит: «Дайте торпедолов, все гибнет и рушится без него, корабль бьет копытом в воду и готов извергнуть из себя по супостату торпедоболванки…

Комдив ногой открывает дверь в мой кабинет и ставит меня по стойке «Смирно», а команду «Вольно» до сих пор не подал…

Залетает в кабинет, вытаскивает меня из кресла, ставит раком, размазывая сопли по лицу, а в итоге – торпедолов в пэпээре. Вот и получается – у меня штаны в клочья, комдив весь рукав кителя соплями измазал – а не ясно, кто дурак…»

Народу тоже было не ясно, поэтому в рассуждения он углубляться не стал, а приготовился слушать дальше. Василий Петрович перевернул тетрадный лист, и его ручка продолжила свой бег по клеточкам.

«Мы им выделяем другой пароход, я из своего кармана, так сказать, нацеживаю в бак топлива, чтобы это железное дитя социализма на шести колесах скатилось с горки до пирса, минёры все в мыле, торпедоболванки на плечах доносят до непотопляемого крейсера на подгибающихся ногах и с ломом в спинах вместо позвоночников – а иначе как дотащить эти дуры, а им тут же говорят – хрен вам… толстенький и синенький, в марганцовке не купанный…у нас лечебный цикл, так что можете засунуть их себе в ширинку вместо этих самых, в марганцовке не полосканных, и убираться обратно, откуда скатились…

Вот и всё планирование, господа».

Все осуждающе посмотрели на виновников огорчения адмирала и согласно закивали головами, порицая любителей бить заряды и не уважающих минеров, ибо все отлично знали – какой требуется совершить подвиг, чтобы заставить минёров оторваться от дремотного созерцания сущности бытия и доставить на пирсы торпедоболванки в установленные сроки.

Адмирал продолжил: «Давай следующий слайд». Слайд сменился и на экране появилась «Варшавянка» изрыгающая в чистоту тихоокеанских вод клубы дыма, над которым гордо реял… нет, не одинокий буревестник, а Андреевский Флаг, слегка оборванный ветрами и напряженностью флотской службы. Поверх этого безобразия было выведено «Итоги».

Адмирал, не глядя на первоисточник развил свою предыдущую мысль:

«Пассивные дела Твои, Господи… ФСБ копает замечания по оружию в январе. Я приказал – замечания устранить. В ответ – «Есть», и в феврале мне доклад – «Устранили, тащ». А в апреле проверка – замечаний в два раза больше! Я не понял – вы что устраняли, а мне комдивы в ответ – ваши замечания…

Если комдив … дивизии ко мне в кабинет дверь ногой открывает, то начальник РХБЗ, яко змий подколодный, – тихонечко эдак, бочком, бочком, а потом как Гайдар  заорёт: «Ура,  за  Родину!» – а у меня волосы дыбом…»

Начальник РХБЗ съежился в кресле, но вставать не решился. Командующий на него глядеть не стал, пригладил свои волосы, как бы убеждаясь, что волосы больше в позе «взрыв на макаронной фабрике» не стоят, и речь его потекла далее:

«Кругом похероистическое настроение… Планирование – как у тёток, в календаре накрутят кружочков красным цветом, а потом – ах, писец, их нету… И к гинекологу – алярм, рятуйте… Но мы же военные люди, понимаем, почему нету – предохраняться надо! В суточном плане, мной утвержденном, нету соития – нечего на жену влезать, ложись рядом и сопи в две дырки. Работа без плана – работа на аптеку и роддом, я понимаю – народонаселение увеличивать надо, но не в ущерб поддержания боевой готовности флота! Я правильно говорю, Мышевский?»

«Так точно, товарищ командующий!»

«Чего орёшь? Орать надо было вместо этого – и тогда не возил бы жену по консультациям во время приготовления корабля к бою и походу. И вообще, купи прищепки, нацепи на одно место – и ходи, после чего твой командир меня наконец–то порадует отработанностью экипажем задачи Ж–1, а то такое впечатление – ты упирался, а все остальные только об этом и думали, а не о знании статей РБЖ–ПЛ–82».

Тут, наконец, командующий обратил внимание на экран. Слово «Итоги» было набрано ярко красным цветом и крикливо выпячивалось. Адмирал удивился:

«Мы за год ничего не добились – какие тут могут быть итоги. Не ясно, господа офицеры, зачем мы вообще служим? Американцев пугать – так они и так обосрутся, если увидят корабль Круглова. Даже мне плохо стало от содержания этого писка дизельной моды, а что тут говорить про нежных янки? Этот легендарный потаенный крейсер не утонул лишь по одной причине – он железный, как и его экипаж, который не по стойкости, а по сознанию, и все они там в ступоре, а железо на флоте, как вы знаете – не тонет».

Раздался еле слышный смешок. Адмирал посмотрел на атомоходчиков:

«Вам  что,  очень  весело? Вы что думаете – у вас лучше? Ура, товарищи. Все же Родине еще нужны герои, что за бесплатно… Мне только акты приносят, один веселее другого… Уровень содержания кораблей и особенно безопасности на уровне выпитой водки, гадостное состояние – многие по себе знают, особенно дизелисты, хотя после водки можно прополоскать желудок и глаза свести в одну точку, а чем полоскать мужское достоинство и куда сводить наши перископы после проверок Главкома? Провал полный, сознание возмущено, механизмы не понимают такого скотского к себе отношения, нехорошо…»

Адмирал перевел дух, подошел к трибуне, откупорил бутылку «Малкинской», с шипением наполнил стакан и, шумно отдуваясь, влил его содержимое внутрь своего организма. Народ притих, ибо каждый знает, что привычки трудноискоренимы. Все ждали вожделенного: «Ух», но его, к разочарованию многих, не раздалось – адмирал был старый воин и умел контролировать свои привычки. Минералка протекла по назначению, и на организм благотворно воздействовала прохлада жидкости… Хорошо. В это время у кого–то в кармане раздалась залихватская мелодия «Вдоль по Питерской».

Командующий поморщился – не то, чтобы он не любил мобильные телефоны – он уважал этот новый вид связи и оценивал его как профессионал, но он не любил, когда в стройный ряд его мыслей вклинивался посторонний шум. «Выкиньте мобильный в окно, не умеете – сами туда вместе с ним, – раздраженно бросил он в массы и обратился к телу с компьютером – Где то, что мы имеем?»

«Сейчас!»

«Давай предыдущий слайд, – по экрану замелькало в неистовом хороводе переключающихся картинок, и адмиралу это надоело. – Возвращай в исходное».

Картинка вернулась в исходное, но мысль адмирала пропала в бескрайных просторах космоса, поэтому он неожиданного сказал:

«…дивизия умудрилась на двух кораблях вывести из строя два дизеля. Эти дизеля раньше стояли на бомбардировщиках, которые летали с ядерной фиговиной. Летали, как вороны на Камчатке – где хотели и как хотели, пока их не сбивали к едреной Фене, так вот – они сбитые с визгом летят свечкой к земле, рассыпаясь по составным частям, а дизелям – хоть бы черт – молотили и молотили, пока не попали в очумелые ручки наших вундеркиндов, после чего этим двигателям настал кердык…»

Тут адмирал обратил внимание на экран, и он понял, что тело, допущенное к чуду электроники, опять напортачило. На экране чередовались желтые и красные полосы, испачканные  чёрны-

ми буковками, смысл которых терялся где–то в глубинах бухты Крашенинникова.

«Что вы нарисовали?»

«Жёлтые – к новому, красные – к 1 декабря»

Адмирал ни черта не понял, поэтому счел за благоразумие промолчать, дабы тело, своей  рукой передвигающее устройство, по недоразумению названное мышкой, снова не начал что–то изображать на экране, после чего в глазах долго мелькали непонятные пятна. Рука потянулась по детской привычке к затылку, но была остановлена в самом начале своего движения.

«Ни хрена не понял… Ну да ладно. Тут у меня одна мысль появилась – если бы ФСБ спало, … бригада была бы героями, а так у них все дерьмо на палочке, но ФСБ на то и существует, чтобы в фекалиях копаться, но воняет–то от подводников – вот в чем парадокс, товарищи…»

Все начали принюхиваться, но ароматов не ощущалось. Василий Петрович на всякий случай достал надушенный платок, заботливо отглаженный и политый тройным одеколоном из дореволюционных запасов, вытер им шею и лицо и победно оглянулся. Затем он спохватился, засунул платок в карман, взял ручку и записал мысль адмирала, которая в переводе на военно–морской язык значила, что на то и щука в озере, чтобы карась чаще мылся…

Наконец, на экране высветилась надпись «Лучшие по боевой подготовке». Ничего в квадратиках написано не было. Адмирал сказал:

«Мы не можем одновременно выявить две лодки – ни их дивизий, ни из бригады, все на одном уровне, которая ниже ватерлинии».

Народ молчал, а на святой Руси, как это всем известно – молчание признак согласия. Так как верхние настилы в прочном корпусе были значительно ниже ватерлинии, то с мнением адмирала грех было не согласиться.

«Вот наступит двадцатое число – и будем защитников рожать задним местом, – мысль адмирала опять вернула всех к предстоящему визиту Главкома и выполнению его приказания по поголовному комплектованию подводных лодок личным составом контрактной службы. – Не можете – не планируйте, товарищи командиры. А то как спланируют – на всех флотах головы и головки сносят напрочь, а как в море идти – писец, народу нет, командиров нет, СПК – хер…»

Адмирала от перспективы неукомплектованности подчиненного ему соединения аж передёрнуло, так как сроков никто не отменял и проблемы негров, как всем известно, шерифа, то есть Главкома, не волнуют, а в случае невыполнения приказов от него живым еще никто не уходил…

«Укомплектовать личным составом на сто процентов к двадцать пятому числу, хотя бы с третьего захода. Матросы растут – как лебеда на огороде: никто эту лебеду не любит, не пропалывает, и не окучивает... 

Вот тут мне докладывают – мы приняли десять человек на контракт. Ну, думаю, слава Богу, а мне тут же эдак ехидненько – правда, товарищ Командующий, выгнали столько же. И что я доложу Главкому?

Вот так и служи с такими подчинёнными. Почему не любить товарища Синицу? Он же лучший по кадровой работе! Это не он – это флот приказал выгнать 15 контрактщиков сникерсами в подворотнях торговать с «К–…».

А командир там – как Герасим – святой, блин, топит комплектование, и не мычит и не телится. Меня Комфлота спрашивает – ты что, напрочь е…тый, а мне приходится ему в ответ – нет, еще держусь…

А я ведь слово дал, а слово командирское – кремень! Если обещал членом вырубить рощу баобабов – руби! Укомплектовались на 60 процентов. Эти проценты – показатель работы командиров, вернее ее полное и окончательное отсутствие…

Служить, оказывается, можно офицерам только по желанию, без желания нужно сидеть в тюрьме. И контрактники все сволочи – их просто нет. Что дальше делать? Грядет сокращение на 400.000 человек – мы будем жить, существовать и всё–таки добьемся успехов в боевой и политической подготовке…

Это дело на хер никому не надо, кроме меня. А они обижаются – за что нас е…т, товарищ Командующий. Правильно, за то, что не сокращаетесь…»

Тут тело рядом с компьютером очнулось и высветило на экране результаты укомплектования кораблей соединения. Адмирал посмотрел на простынь и шумно вздохнул.

«Вот я про это и говорю. Смотрите – 100, 100, 103, 150 и 170 процентов – командиры уестествились мною и, оплодотворенные, выполнили приказание, за что им мое большое спасибо – не подвели старика… Нас похвалили и за это дадут компьютер, один, маленький, чтобы помнили всю свою оставшуюся жизнь, как они к нам относятся…

Дальше глядим – и что? 88,5, 90, 88,7, 90, 80 и так далее – дело до конца не доведено, на приказание Главкома и мое командиры бодро навернули болт с левой резьбой… Хотя нахрапом брать нельзя – нужна плановая работа, как в …бригаде – там как было, так и осталось в процентах, а мне комбриг с пеной у рта доказывает – постоянство, товарищ адмирал – это признак мастерства, то есть плюёт в душу и радуется…

А что сложного – возьмите личный состав, который увольняется, прищемите ему яйца по самые помидоры, чтобы мысли дурные у него из головы вылетели. Скажите ему – мальчик, подписывай контракт, копи деньги, водку не пей – козлом станешь, прослужи три года, а далее – в военное училище, а мне в ответ – так они ни х..  не понимают. А почему я понимаю?

Вот и получается, что на сегодняшний день обосрались все – и дивизии и бригада, а дальше всех наложил кучу товарищ Прохоренко…

Вот и приходится вытаскивать… дивизию из задницы, куда посадил её легендарный товарищ Симков, который уже в отпуске, как я понял…»

И адмирал сурово и внимательно посмотрел на командира …дивизии. Тот смело посмотрел в глаза адмиралу.

«Так точно, товарищ Командующий»

Комбриг, густо смазанный соляром и маслом, решил восстановить реноме своего соединения.

«Товарищ Командующий! Я укомплектовал 14–тый экипаж»

«Товарищ комбриг, у нас тут нет ни одного офицера с дизельным образованием, за исключением твоих чудиков. Не надо нам рассказывать всё подробно, а то мы сидим тут как папуасы, которым рассказывают устройство «Омнибуса»«

«Разрешите доложить…»

«Мне по херу твои подвиги – мне этот экипаж и на х… не нужен. Почему людей отдал?»

«По приказанию Командующего флотом»

«Я тоже дал приказание «Б–…» укомплектовать, а то там от ремонта, как от свечки у монашки, один огарок остался. Садитесь…»

Адмирал решил продолжить подведение итогов:

«А нужна ли нам федеральная целевая программа? Товарищ Иванов грозится поднять зарплату в 1,5 раза. Зато контракщики и члены их семей – в следующем году проезд за наличку, в 2007 году – мичмана, в 2008 году – младшие офицеры…

Они там, за Садовым кольцом, считают, что Россия находится в пределах Московской области, а Камчатка где–то рядом с Курском, и билет стоит полторы тысячи… – вот и получается, что морковка в руках нам не нужна – у нас есть за что подержаться, что мы и делаем вместо боевой подготовки…».

 «В …дивизии тенденция, – мысль Командующего продолжила свой бег по дороге доклада. – Как только уволили Начальника ГШ ВМФ адмирала Кравченко – можно, считают товарищи моряки, на план БП наложить с кисточкой, и никого, как всегда, виноватого нет. На пирс наезжает «Ветлуга» – виновных нет, машина едет с косогора – а мне – тенденция, товарищ адмирал, как у турок – кысмет…

В штабе …й дивизии – терпят, терпят... а потом срываются с цепи, посылают управление на х.., и начинают топить друг друга: кум убивает кума!»

Все согласно закивали головами. Всегда обстоятельства были сильнее моряков. Вот рвешься ты прийти вовремя на службу – так нет же попадется навстречу корефан, а у него день рождения, ну как не опрокинуть стопку за здоровье сердешного, и все… кысмет – приказ и крики старпома на следующий день. И все в таком же духе.

 «Но были и положительные моменты. Нас в году при контрольных проверках (а нынче модно проверять исключительно по телефону) спасало только одно – проблем нет. Зато товарищ Симков всех ввел в раж, чтобы не спали постоянно, сидит на борту – а матрос Богомолов находит и жрёт спирт в каюте вместе с мичманом.

Жрали, жрали, дождались, пока зеленые человечки в каюту не зашли и не сели рядом за компанию водки выпить. Богомолов взял старый ржавый нож и начал открывать консервы для вновь прибывших. Тут мичману перед ними захотелось показать, что он начальник, и он стал учить моряка открывать банки. А матросу Богомолову стало не в кайф – какой–то сундук перед человечками позорит, вытащил из банки с килькой ножик  и  пырнул  мичмана. Человечкам весело, а мне – нет.

Главное  – не докладывать, но никаких мер не принято. Виновных нет – все тип–топ, мичмана зашили, моряка посадили, кому хорошо? Что вы улыбаетесь, товарищ командир?... Как знакомый кот на помойке...

Вот и получается, что скоро  моряк  уволит  вас,  товарищи  командир,  если  у  него  мичман увольняет комдива и изнывает от желания засадить в тюрьму командира, и при этом еще жив–здоров и не чихает, поэтому я ничему не удивляюсь»

Тут на экране высветилась надпись «Результаты организационно–штатных мероприятий».              

 «Какие, на фиг, организационно–штатные мероприятия, если ничего не делалось? Откуда лучшие и худшие? Что вы высвечиваете?»

«Показатели, товарищ Командующий»

«Это – слов нет, стыдно смотреть, переворачивай на хер…»

Приказание было немедленно выполнено.

«По тактической подготовке все мероприятия свелись к страшным делам. Поэтому к этим страшилкам возвращаться не будем, так как Суворовых не видно…

Но тактическую подготовку выполнять надо на современном уровне и на старой технике, другую нам не дадут, а старая – проверенная, не подведет, если ее за яйца не дергать в неподходящий момент… Опять испуг в глазах – инспекция всех поставила к ногтю в позу бегущего египтянина, вот и слайды об этом говорят…

Сделать перерыв».

В зале обрадованно зашумело и задвигалось. Заместитель Командующего, бравый моряк и …, поднялся и скомандовал: «Товарищи офицеры», что и было выполнено быстро, чётко и с радостью.

«Товарищи офицеры» – и товарищи офицеры и мичмана потянулись к выходу, доставая на ходу сигареты и зажигалки. Предчувствия приятных ощущений волновали кровь, лица разрумянились, и будущее рисовалось в радужных красках. Василий Петрович надел колпачок на ручке, которую после этого спрятал во внутренний карман тужурки, и откинулся на спинку сиденья – он не курил…

 

- 3 -

Как и всё хорошее – перекур быстро закончился. Народ расселся по своим местам, Командующий занял свое место на трибуне, тело с компьютером немного поколдовало – и на экране высветилась широковещательная надпись «Специальная подготовка». Подведение продолжилось.

«Начнём со штурманов. Куда плывем – только Пятачку известно, как в той песне – «Куда идём мы с Пятачком – большой, большой секрет…»

Командиры ПЛ прекратили делать командирскую прокладку – как только выдрал, всё встало на свои места – оказываются, товарищи всё умеют и всё знают, даже куда идёт Пятачок с Вини Пухом. Мазохисты они, что ли?

Мы же не «Лос–Анджелос», которая п…ла по картам 1961 года на скорости 32 узла и въ..лись по самый яйца на камень, подводники липовые…

Штурмана – думать надо. Захожу в рубку. Лодка рулит как в космосе между Марсом и Юпитером, а штурман уставился в стенку, на которой тетка голая, и ушел в нирванну. Меня не видит. Спрашиваю – о чем задумалось, дитя недоделанное. А он мне – всё в норме, курс в навигационном отношении безопасен. Фиговым листиком прикрыл двухметровый хер... и думает что его не видно…

Я спрашиваю у штурмана – что это такое. Этот толстый штурман с глазами обоссавшегося пуделя – расписался в собственной слабости…

В ответ слышу, что мы ни с чем не столкнемся. Ясный писюн, с чем бы мы могли столкнуться на глубине 200 метров, если под килем – полтора километра и вокруг на 40 миль даже беременной касатки не слышно?»

Адмирал перевел дух. Было видно, что такое невнимание к навигационной безопасности его волнует фактически, и ему обидно, что это никак до штурманов не доходит, и продолжил.

«Почему идем этим курсом? – А мы всегда так ходим! – А где предварительная прокладка? – Нет. – А где рекомендованный курс? – Нет. – А зачем идем этим курсом? – А хрен его знает. Господи, думаю, – неужели лето так на яйца и мозги давит? Ни один командир не проверил линию… Как выдрал всех – гляжу, вся карта исчёркана, командир все–таки понял, что ... экипажем и кораблем по глобусу не руководят... и штурман оторвался, наконец, от тётки и влюбился в свою специальность…

Командир, отодрать всех девок по каютам! А то – личный состав ходит по лодке  и  арматуру гнёт»

В это время в зал влетел вечный капитан 2 ранга.

«Товарищ Командующий, вас Командующий флотом к телефону».

Адмиралу – это было видно за километр – общаться с Комфлота никак не улыбалось. Поэтому он поднял начальника штаба соединения и попросил его побеседовать с начальством.

«Перейдем к ракетной подготовке. Нынче все хотят попасть в Америку – и почему–то не изучают специальность. А до неё лететь–то – даже напиться не успеешь… Мы несколько отличаемся от моряков теплохода «Михаил Шолохов». Они возят пьяниц и блядей, а мы – торпеды и ракеты ядрёные…

Вот и мы в отчетный период стреляли, куда–то попали чисто из–за того, что в голове у ракеты заложено гораздо больше, чем у ракетчиков, а затем – ничего не делали, ничего не навредили – мы молодцы… Зато уровень подготовки специалистов БЧ–2 упал ниже кончика  х… у флагманского ракетчика, а он невысокого роста…

Е..т валенок, не напрягаясь, с национальным орнаментом, а не занимаются матчастью...

Я всю жизнь говорил и буду повторять – если у вас нет эстетического вкуса – делайте всё по чертежу...

Мы перестали смотреть в контрольные листы – это обыденное дело, особенно у Симкова, кстати, он уже в самолете, товарищ комдив?»

«Нет ещё, товарищ Командующий»

«Вот так у нас и выполняют приказания! А у товарища Нежина ещё хуже. Кстати, о птичках – где он?»

«Болеет, товарищ адмирал»

«Военнослужащий болеет только с разрешения... Как впрочем – и женится, и отправляет все естественные надобности…

У нас больных на флоте не бывает – только живые и мёртвые, как у товарища Симонова. Он к какой категории нынче относится?»

«Пока живой»

«Ваша хитрость – видна на 15 сантиметров из–под ватника... Вот, вот, у него ломают матчасть – понятно, как всегда у нас, у русских, – это обыденное дело, а он – болеет. Меня Командующий флотом вызывает, я его на хер послал – с вами общаюсь, а это тело, видите ли, в койке валяется. Где этот Матвеев?»

С кресла попытался встать капитан 3 ранга, но сзади сидящий товарищ дёрнул его за куртку и Матвеев с лёгким грохотом опустился на седалище. Адмирал внимательно посмотрел на него.

«Вы что – пьяны?»

«Нет я трезв!» – однако, голос не соответствовал сказанному, и выражение глаз высказывало вселенскую скорбь по текущему положению дел во вверенной ему боевой части.

«Идите сюда»

Капитан  3  ранга  поднялся, повернулся и кулаком въехал в челюсть сидящему сзади, после

чего выполз на середину и, пошатываясь, направился к адмиралу с явным желанием доложиться. Адмиралу стало тоскливо.

«Что вы стоите, как поручик Ржевский на ветру с обсосанными штанами?..»

Тело промямлило что–то непередаваемое и преданно посмотрело на командующего. Адмирал повернулся к комдиву.

«Лично вас, товарищ комдив, – спасают для того, чтобы потом расстрелять...

Уберите это тело, и как можно дальше. Сильно подозреваю, что и Нежин в таком же состоянии»

Тело вышло из зала. Адмирал продолжил.

«…Я вам хочу сказать, что мы (военные) – очень тупые люди, а особенно – моряки..  Вот поэтому, одного трезвого нашли – старпома, гражданских нет, вот они и замастерились. Какого лысого вы полезли в матчасть? СПК лично командовал, Матвеев ничем не руководил, утром идти в море – старлея послали как на амбразуру, в итоге сломанная ключица и сгоревший блок. Врачи старлея по чертежам собрали, а промышляне блок никак не восстановят. Итог – командир сломал, а теперь он же меня строит, как Бобика, – дайте блок, и борзо на меня рычит…

А я ему и говорю – сделайте пожалуйста мне актик, а я его одену на половой член кому надо, и подожгу! Только из хорошей бумаги пожалуйста, чтобы лучше горело…

Спрашиваю – командир, вы сколько в море не были?; – Девять месяцев, без четырёх дней...;

– Ну, за это время можно было нового подводника сделать, и вполне доношенного, а вы только блоки ломать научились!

Минёров я боюсь трогать – они пьют, как показывает опыт, больше и с большими последствиями. Минёры, как правило, – смотрят на этот торпедный аппарат... широко  открытыми глазами, как монашка на итальянский член в голом виде и все удивляются – как это торпеды оттуда вылетают?

Американского минера – запусти в наш первый отсек – он обфурися от зависти, прямо на белые штаны.  И в итоге: – Минёр, чем попал Симков? – Торпедой! – Сколько было наведений? – Ни  одного! – Откуда  «хорошо»? – Головка не сработала, а по графо–аналетическому способу… – Вот головкой Симков и стрелял.

Мы в ответ приготовились стрелять, но уже поздно. Даю команду «отставить «товсь». После команды: «ой, не пли, не пли» – подводная лодка представляет из себя публичный дом, с обратной стороны, как при входе батьки Махно на окраины Екатеринбурга…

В итоге на глубине 110 метров сидим как пингвины и слышим как над головой торпеда летит со свистом. Какие действия командира в этой ситуации?  Вынуть из штанов свой агрегат, и порубить его на пятаки... аварийным топором!!! 

Вот и я о том же. Вывод можно сделать такой; что они уже начали противолодочную операцию, о победе которой давно говорили большевики, а мы ещё и не чесались. По отсеку народ мечется как угорелый, один я сижу и понимаю, что писец уже пролетел и бояться нечего, а мне Симков говорит – так она же навелась…...

Симков, вы выходили в торпедную атаку так, как в неё мог выходить парторг цеха по производству презервативов, с криком «Вперед!» …

Сколько бетон не паши, всходов не будет... Вот так и плаваем! А отчетов нет, всё загублено на х…»

«Перейдём к связи. Вышли орлы в море и погрузились. Не понятно – куда, но донесений нет. Я–то понимаю, что они там в поте лица своего отрабатывают элементы боевой подготовки, но во Владивостоке  уже рожают от стресса, и гинекологов не хватает.

Бедный Попов в гробу переворачивается. Он на одной катушке сигналы принимал, а мы на тонне металлолома за сто километров ничего не слышим. А мне флагманский – проходимость на нуле.

Вон Маркони с Марса сигналы принимал, а у нас в Петропавловске ни фига не слышат. Вот и получается – весь вахтенный журнал исписан вдоль и поперек – дано РДО, квитанции нет, а начинаешь разбираться – никто ничего не знает и не слышит.

Куда катиться флот?»

На флоте на риторические вопросы никто никогда не давал ответы, поэтому все промолчали. Флагманский связист усердно чиркал ручкой в записной книжке, предвкушая крутые разборки,  поэтому сказать – куда катится флот – никто не смог и в связи с эти командующий продолжил.

«Перейдём к РТС. Я понимаю – мы отстаем от американцев по акустике, но что они и мы под водой там слышат – не ясно. Про наших все ясно – серные пробки…

Как спросишь у командира – где акустики – бодрый доклад – на полигоне, товарищ адмирал. За это время можно запомнить даже писк лобстера, когда его там е… во все щели собратья по дну морскому, а не то чтобы американцев.

На «Варшавянке» запустили  ГИП, а они за сердце – Лос–Анджелес, товарищ Командующий, в наших водах. Я уже приготовился войну объявлять, «Пли» командовать – хорошо ЗПС умные люди придумали. Вот я и говорю – есть у нас перцы, 12 лет в должности – и ни хрена не слышат, смотрят в экран, как новозеландский папуас на Миклухо–Маклая и думают – как бы сальца почавкать, а не горизонт прослушать.

 На вопрос начальнику РТС – «Где уровень помех?», он сука, пучит глаза так, что они не вылезают только из–за ниток, как у налима на сковороде... Поэтому они плавают так, что рубка торчит и щиты хлопают так, что бакланы со страху штаны пачкают…

Надо похвалить разведчика с флагманским… У них там «Орионы» снимают дизельную ПЛ с зарядки АБ – раз 28 за ночь, и всегда желают ей здравия, а флагман – не в курсе... Ребята, вы не только сук рубите, на котором сидите, но и свой х…, который на этом суку лежит…

Во что ни вляпаются, кроме финансов, – всюду отстой полный, поэтому РЭБ у нас и лучшая на флоте. А бригада вообще считает, что самое главное в РЭБ – это учение по выносу мусора….»

Командир бригады подскочил с красным лицом, но адмирал махнул рукой – сиди, мол, и продолжил:

«Смотрю как у них это происходит. Объявили учебную тревогу. Все засуетились и забегали, как наскипидаренные, а впереди старпом с вытаращенными глазами. Я понимаю, что ему все до изделия господина Яблочкова – его назначили командиром ПКЗ–…, так что ему учение?.

Я ему говорю – не надо здесь изображать Геракла с удавом, бегая со шлангом по центральному посту.

Наконец, энергия иссякла. Командование наоралось и набегалось …

Всех понадевали на канифас – до прозрачности импортного презерватива, а потом старпом сдулся, как гондон после полового акта… Все встали и смотрят на переборку – может она чего умного подскажет, но железо – оно и есть железо, чтобы молчать, как Зоя Космодемьянская. Я вопрос уже задавал ВИМу, а он смотрит на меня глазами брачного чилима… 

Наконец механик оторвался от созерцания мнемосхемы какой–то и схватился за эмэлку…

Много идет лишних команд, видимо потому, что кое–кому некуда деть свои ручонки…

Запросили «добро» вынести мусор. Как вы думаете – сколько они вынесли мусора?

Правильно, вагон и  ещё  маленькую  тележку – вот  и  вся скрытность… Поэтому они и лучшие на соединении в вопросах обеспечения ядерной безопасности…»

В это время тело компьютерное опять сократилось, и на экране высветилась надпись – «Итоги тылового обеспечения». Адмирал поморщился, но продолжил.

«Перехожу к тыловому обеспечению…

Сейчас мы будем узнавать – как мы п…то живем. Вернее, как мы питаемся и обеспечены всяким барахлом. Отчеты по продовольствию отсутствуют – нажрать – нажрали, выпили вагон шестидесятитонный, сходили в гальюн, механик истратил пару баллонов воздуха на их продувку, а задницы все отчетами подтирали.

А продовольственник плачется, как Таня Буланова, слезами захлебываясь, как миньетчица спермой.  Интенданты воруют, командиры – как святые – не слышу, не вижу, не чую, не бачу, а списать – тямы не хватает. У Конкина боцман спился... а как не спиться? Если 30 лет шило носит, а закуска у интенданта, и ни с кем, сволочь, не делится…  …

Захожу в продслужбу, и что? Такое впечатление, что я встретил бабу на Калининском проспекте и у нее спрашиваю: «Вы знаете обстоятельства отсутствия масла на продовольственном складе?». А она смотрит на меня как на идиота, и говорит: «Что вы, я только о президенте Путине думаю..» Так и наш лейтенант…

Начинаю спрашивать командиров – все в один голос – мы переводимся, рассчитать не могут. Я перевожусь с этой Камчатки с 1996 года, и как видите – здесь…»

Картинка на экране опять сменилась, и загорелось – «Воинская дисциплина». Это было самое больное место.

«Итак, что мы имеем? На АХТ задержано…

Ну да, конечно, цифры сильно занижены. Вот и сегодня – еду на подведение, а моему лучшему офицеру комендатуры, извиняюсь, при мне же морду бьют, и меня же на х… посылают. Как вы думаете – кто? Правильно, товарищ комбриг, –  ваш не уволенный командир. Роняет человека, обещает всем напильником задницы до самых яиц отшлифовать, и мне в первую очередь. Связали его, так он ещё и недоволен…

Еду дальше – лежит тело. Я понимаю – столько не живут, вечность я уважаю, так зачем калечить моего шофёра? А спросишь коменданта – кто нарушает – оказывается дизелисты самые примерные, ни одного замечания. Чем его заместитель купил, до сих пор неясно… Не понятно – то ли пьют с комендантом вместе, то ли в Завойко уже всё выпили, но у них фактически ноль. Это мне плюс, а им минус…».

Заместитель командира бригады по очень воспитательной работе был мудр и поэтому скромно молчал. Всем было интересно, но зам ни возрастом, ни разговорчивостью на Павлика Морозова никак не смахивал, в связи с чем любопытство присутствующих удовлетворено не было. Поэтому по прошествии некоторого времени внимание Командующего опять привлек экран с непонятными иероглифами отчетности по воинской дисциплине, после чего взоры всех присутствующих повернулись в направлении, параллельному направлению взора Командующего, а зам снова начал водить  ручкой  по тетради, изображая напряженную работу над конспектом высказываний адмирала.

«Особое внимание обращаю на караул… Нас караул, докладывают мне начальники, не тревожит – там все как в танковых войсках…

Приходу – действительно все глухо, как в танке, идиллия…Уже утешает, что не стреляют друг друга и не бегают с пулеметом за пивом…

Прихожу – начкар телевизор лежит и смотрит, осталось резиновую бабу с автоматом часовым поставить, чтобы ее все имел, кто хочет…»

Командующий сглотнул слюну, подошел с трибуне, набулькал пол–стакана минералки и смачно выпил. Ему и всем в зале полегчало…

–  СРБ, когда вооружите ВОХР?

–  Так мы, товарищ Командующий, вооружили их штык – ножом!...

–  Вот оно и видно, что они им шашлык режут с колбасой…

– А вот в дивизионе – ДВС развелась, пришла на свой гвардейский пароход, спустилась в ЦП… и выпили. Далее собираются на одной лодке и опять выпивают, после чего теряют всех и вся… Утром очухиваются, похмеляются и, правильно товарищ капитан 1 ранга, –  ложатся спать… Я так тоже хочу служить! Но не получается, почему–то, в отличии от них…

– Но  зато  СРБ – издал приказ перевести всех на работы в дневное время, и они тут же рапорта пишут. И до фонаря СРБ – как наберут 25 контракщиков – и все, писец, пьянки вместо работы. Тут же увольняют и рыдают у меня на плече – работать не можем… А у них дежурный, помощник и матрос напиваются, и матрос лейтенанта имеет во все щели, а он звонит мне – ой, попе больно…

– Снегу навалило намедни. Бербаза спит спокойно. Заместитель начальника тыла – во должность, –  пищит мне в трубочку: «Тащ, завтра подводники е…ные на камбузе питаться не будут – на склады не проехать», и затихает, удовлетворённый… Моего зама покупают после моего рыка чем–то, тот им трактор выделяет, водитель до 20.00 как Павка Корчагин пробивает дорогу, а прапорщик Храпиков, кстати – он уволен?

–  Уволен, товарищ Командующий!

– А рассчитан?

– Через 2–е суток…

– Выбросить его как штопанный презерватив! Так вот, он на склады заступил дежурным, ему дорогу прокапали, он после вечерней проверки пошел в сауну, а моряки, ясен перец, стали кушать водочку… Нажрались, можно и в «Фрегат» сходить…С кем ходили – не ясно, но тут на меня нарвались… Пошли обратно… Прапорщик сделал всё, чтобы убогих не тревожить… Водку выпили – как всегда, мало оказалось, послали молодых с мордобитием… Так где он?

–  В отпуске, товарищ адмирал…

–  Какой ему отпуск?

–  За 2005 год, время пошло с момента Вашего приказа об увольнении…

–  Да–а–а, кто из нас стоит на асфальте, в лыжи обутый… В общем, я так понимаю, моряка Вам не жалко, а прапорщика целуете в жопу… Садитесь и продолжайте дальше…

В это время в зал вошёл начальник штаба:

– Товарищ Командующий. Командующий флотом срочно Вас вызывает на связь…

Командующий задумался ненадолго, затем изрёк:

– Вот так всегда, как только начинаешь подходить к сути – вызывают. Ладно, – обратился он к ваятелю слайдов, – заканчивай кино. Закончить подведение итогов.

Начальник штаба вытянулся и скомандовал:

– Товарищи офицеры!

Все с готовностью встали.

– Товарищи офицеры, – ответил командующий и сошёл со сцены,

Товарищи офицеры зашумели, задвигались и, предвкушая долгожданный перекур, направились, веселясь и толкаясь, к выходу…