На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Славянская доктрина

6 443 подписчика

Свежие комментарии

  • Юрий Ильинов
    В Таджикистане задержали девять человек за связь с террористами из «Крокуса» МОСКВА, 29 мар — РИА Новости. Девять жит...О националистах, ...
  • Юрий Ильинов
    Отфильтровaлa жeстко круг общeния, Кaк бaбушкa сквозь мaрлю молоко. И появилось в сeрдцe ощущeниe, Что мнe тeпeрь спо...Операция «Ликвида...
  • Юрий Ильинов
    Собственно, никаких доказательств того, что тут действительно замешан ИГИЛ (которой, если вообще еще существует, вряд...О националистах, ...

Повод

Повод.

«Чем бы дитё не тешилось –

лишь бы водку не кушало»

Народная поговорка.

 

Капитан 3 ранга Семён Семёнович Петровский прищурил левый глаз и думал… Процесс сей длился долго, был напряжёнен и ответственен. Не то чтобы сам процесс шевеления извилинами для механика был очень обременительным – нет, – уж очень был ответственным повод для этого процесса. Повод стоял на столе, а правым глазом Семён Семёныч созерцал через него свою дорогую половину, моложавую Ларису Петровну, которая горлицей передвигалась по кухне.

В воздухе плавал запах жареной корюшки, и Семён Семёныч размышлял – сейчас употребить первую, или же подождать, когда прекрасная половина закончить жарить рыбу – а жареная корюшка с хреном – мировая закуска. Вот и длился этот мысленный напряженный процесс уже не первый десяток минут, а рыба, казалось, не кончалась в тазу.

Однако, трезво поразмыслив, что в одиночку без дражайшей, драгоценная  влага  пойдёт как–то не так, Семён Семёныч прищурил второй глаз и мысли его потекли в несколько иной плоскости, ничего общего к нашему повествованию не имеющей…

Как я уже однажды рассказывал – великолепны вечера в нашей Бечевинке. В редкие дни, когда не дует ветер и тучи не развешиваются по сопкам, закрывая наше дневное светило от глаз людских, временно пребывающих в этом благословенном крае, солнце медленно скрывается за линией Входной–Ловушек, подкрашивая небо в пурпурные цвета. Ещё достаточно светло, природа медленно затихает, готовясь к долгожданному отдыху. Вороны заканчивают своё галденье, величавые орланы как бы нехотя, с царской грацией и вельможной осанкой, медленно срываются с любимых насиженных мест и, лениво шевеля крыльями, удаляются в свои гнёзда.

Всё дышит негой и покоем, и душе от этого хочется петь и радоваться чинному благолепию умиротворенности. Но для этого нужен, как считают многие, маленький катализатор, чтобы солнышко, как говорится, побыстрее село… Катализатор имеет химическую формулу, известную даже двоечникам – це два аш пять о аш. Но, благодаря незабвенному Михаил Сергеевичу, как вы понимаете, дела с продуктом с такой химической формулой у нас стояли, скажем прямо, очень даже и неважно. Вернее, никак не стояли из–за отсутствия в магазине такового продукта. Все надежды были на родное советское «шило», а оно, как известно, капало на истомленные души только раз в месяц и имело неприятное свойство очень быстро испаряться.

Вот и тосковали и маялись два закадычных друга – Олег Ломов Лом,  и Вова Пенюкин Пень в этот прекрасный, благословенный и томящий душу своей чистотой и прозрачностью, вечер. Хотелось выпить, душа требовала заполнения пустоты, ан нет – живительная влага давно уже кончилась, а новую выдать обещали лишь через неделю. Описывать друзей не буду – желающих познакомиться с ними отсылаю к своёму рассказу «И бросали они камни». Сидели они дома (а занимали они вдвоем одну квартиру двухкомнатную – по комнате на брата) на кухне и думали. Только в отличие от Семён Семёныча, который своими мыслями улетел в необъятные дали космоса и впоследствии так и не смог поведать мне в дружеской беседе о чём ему там мечталось, думы наших друзей были сильно заземлены – хотелось, жаждалось и требовалось … грамм по сто пятьдесят на рыло.

Сейчас уже практически невозможно сказать, кому пришло в голову эта мысль – позвонить Рыжему (это мимолетный герой моего рассказа, служил он начальником техслужбы на бербазе и заведовал выдачей этого самого шила). Сказано – сделано. Рыжий был оторван от стола телефонным звонком. Звонил Пень. Они поздоровались. Так как Пень не любил ходить вокруг да около, то он сразу же озадачил Рыжего вопросом о некотором количестве вышеупомянутого пищевого продукта. Так как времена, сами понимаете, были гнусные, как говаривал товарищ Райкин – прямо жутчайшие, – то Рыжий, как порядочная сволочь (скажите – зачем своё отдавать, когда есть возможность урвать у другого), тут же сдал Семён Семёныча, сказав, что тот получил не далее как сегодня в обед месячную норму спирта на корабль. После чего положил трубку и вернулся к ужину. Тут о нем и закончим, так как своё чёрное дело он уже сделал.

Пень призадумался. Это трудно себе представить с какой скоростью мысли метались в его голове, но через пять минут он сказал Лому, что у него появилась идея сходить к Семён Семёнычу и выпить. Лом долго смеялся от души, ибо великолепно знал, что просто так Семён Семёнович не то что другому – своей половине шила не наливает. Не то чтобы Семён Семёнович был жадный или хохлом – нет, просто его с детства приучили к тому, что если у тебя убывает, то у кого–то обязательно прибавляется, а этого никак нельзя делать просто так.

Пень и Лом жили на первом этаже. Так как они сидели на кухне, окна которой выходили на местный бульвар, то через некоторое время они увидели стайку десятиклассников местной церковно–приходской школы, среди которой вышагивала старшая дочь Семён Семёновича Настя, шестнадцати неполных лет. Тут же к компании Пня и Лома присоединился невидимый некто, чей голос одновременно зазвучал у них в голове…

Далее всё было делом техники. Лом ломанулся к соседу – за рушником, Пень достал из шкафа заветную тройку с галстуком–бабочкой. Через сорок минут костюмы и рушник были отглажены, лица обоих выбриты до синевы и наодеколонены, шеи и прочие видимые из–под костюмов части тела вымыты душистым мылом и насухо вытерты.

Сотоварищи вышли на улицу. Народ оборачивался им вслед, хотя в Бечевинке удивить кого–либо чем–либо было практически невозможным – тут видели и не такое. Однако, двух приодетых хлопцев, выбритых и пахнущих явно не «Шипром», с рушником через плечо одного, ранее в посёлке не наблюдалось. Хлопцы поднялись за домом на косогор, вышли на лужайку, в течение 10 минут нарвали огромный букет цветов и торжественно пошли ко второму дому…

В это время Лариса Петровна наконец–то закончила жарить рыбу, вымыла таз, после чего – свои руки, выставила здоровое блюдо–поднос с жарёхой на стол, рядом с ним водрузила кастрюлю с вареной картошкой, все это добре умастила салатом из помидор и огурцов, ревниво и ревностно сохраняемых именно к такому случаю, и устало опустилась на стул. Семён Семёныч начал священнодействовать. Твёрдою рукою был взят драгоценный сосуд, и из него трепетной струёю полилась в подставленные стопки не менее драгоценная жидкость. Не дойдя ровно три миллиметра до края стопки Ларисы Петровны она иссякла, горлышко сосуда переместилось на дюйм вправо и наклонилось, а влага звенящей струйкой потекло в другую стопку. Семён Семёныч свою жену обожал, в связи с чем уровень живительной, влаги, налитый в её стопку по окончании разлива точно равнялся уровню в стопке самого хозяина. Горлышко поднялось, так же бестрепетная рука навернула колпак и отставила сосуд на край стола, упирающийся в стенку, между хлебной вазой и кастрюлей с картошкой, предотвратив, таким образом, всякое перемещение драгоценного сосуда, за исключением движения вверх, что исключалось без воли Семён Семёныча.

В это время два наших героя вошли в подъезд. Как я уже упоминал в начале рассказа, солнце не спеша покинуло небосвод и ушло за горизонт по своим делам. Вечерело, однако, на улице было ещё светло. Но Бечевинские дома отличались маленькой особенностью – в подъездах на площадках вместо стёкол были вставлены или фанерки, или жестяные листы, создавая тем самым на лестничных пролетах мягкий полумрак, что приводило в негодование пожилую часть населения поселка и в неописуемую радость молодежь и подростков. Поэтому на преодоление расстояния в два этажа Пень и Лом потратили некоторое время. Двигались молча, только в редких случаях, когда кто–то из них, а в темноте это было разглядеть довольно сложно, натыкался на деревянные ящики, в которых хранилась картошка, и которые в зимнее время служили надежным убежищем для мышей и крыс, то тишину подъезда нарушал сдавленный стон из нецензурной части российского лексикона.

Семён Семёнович взял свою стопку правой рукой и головой пригласил Ларису Петровну последовать его примеру. Вилкой, что была в левой руке, была переложена из кастрюли солидных размеров картофелина в тарелку Ларисы Петровны, после чего та же процедура закончилась на тарелке самого Семён Семёныча. После этого вилка была отложена куда ей и полагалось лежать на столе, левая рука хозяина дома взяла столовую ложку и наложила салата опять–таки сначала супруге, потом себе. После этого той же левой рукой, в которой была уже зажата лопаточка, по две жареные рыбины переместились в той же последовательности, что и прочая вышеперечисленная закуска.

Всё было готово к приему первой стопки. Семен Семёнович пытливо осмотрел дело левой руки своей, после чего ласково и нежно кинул взор на свою раскрасневшуюся и от этого помолодевшую супругу, как бы благодаря её за приготовление всех яств, после чего протянул к супруге  правую руку со стопкой на уровне глаз своих и с придыханием сказал: «За тебя, любимая!»

Лариса Петровна, не уступавшая в благородстве своему благоверному, также подняла стопку на уровень своих глаз, чокнулась с Семён Семёнычем и сказала в ответ: «За тебя, дорогой!». Стопки с лёгким звоном коснулись друг друга и начали своё путешествие к губам хозяев…

В это время в дверь позвонили. Стопки застыли на полпути к назначенному месту и как–то невольно опустились на стол.

«Не к добру!» – подумал Семён Семёныч.

«Опять  Надьку  принесло», – мелькнуло  в  голове  Ларисы Петровны, готовой в этот момент облить кипятком свою лучшую подругу.

Пришлось хозяину вставать из–за стола и идти к двери. Через две минуты дверь была открыта и перед взором Семён Семёныча встала необыкновенная картина. Впереди стоял Пень в строгом чёрном костюме–тройке и с рушником через плечо. В руках его был огромный букет лесных цветов, который источал нежный запах. Сзади мялся и томился Лось, одетый также в строгий коричневый костюм–тройку в полоску, однако без рушника и без галстука–бабочки.

 «Здорово, Семёныч, – проворковал Пень, шагая бодро вперед и протягивая руку хозяину, –заскучали, засиделись вы, продавцы, тут в квартире, у вас тут товар прекрасный, а у нас – покупатель нашёлся…»

На Семён Семёныча напал столбняк. Рассудком он, конечно, понимал, что дело  не  чисто. Но лица у гостей были торжественны, а глаза кристально чистыми…

«Какой  товар, какой  покупатель?», – спросил  обалдевший  Семён  Семёныч. В  это  время в прихожую вошла Лариса Петровна.

«А вот и хозяюшка подошла, – Пень начал рассыпаться соловьём перед смущённой хозяйкой, – только такая прелестная и красивейшая из женщин могла взрастить на не очень удобренной почве нашего светлого и героического посёлка столь неувядающий цветок жизни, который приглянулся нашему покупателю…»

До Семён Семёныча никак не доходило. Лариса Петровна закатила глаза и беззвучно упала на ковёр. Пень ворвался в прихожую, отстранив одуревшего Семён Семёныча, и, легко подхватив на руки Ларису Петровну, вошёл с ней в залу. Лом засеменил вслед за ними. Семён Семёнович молча запер двери, повернулся и тут на него снизошло. Он ворвался в залу и замер.

На диване сидела Лариса Петровна и рыдала на плече у Лома. Пень к этому времени нашёл вазу, успел налить в неё свежей воды и вставить туда букет цветов. При этом он не переставал щебетать и обволакивать сознание Ларисы Петровны комплиментами и намёками.

В течение последующих пяти минут он кратко остановился на достоинствах семейной жизни и привел ряд поучительных примеров положительного влияния уз Гименея на холостых офицеров (скромно умолчав при этом, что уже как полтора года к этому времени был разведён). После этого он плавно перескочил непосредственно на Ларису Петровну, сказав, что Семён Семёновичу несказанно повезло в жизни, в отличии от него, горемычного, и что не стоит обливаться горючими слезами, которые так портят неувядающий цвет её прекрасного лица, по таким мелочам. Жизнь – как река, вещал он, и однажды надо вступить в воду.  

«Вот и я, – в очередной раз перескочил на нужные рельсы Пень, – смотря на душевные муки своего закадычного друга, на его так ярко вспыхнувшую и не затухающую уже несколько дней любовь к несравненной Анастасии Семёновне (да продлит Аллах её годы бесконечно), я не смог удержаться и решился, наконец, представить жениха родителям. Ах, как часто он (то есть Лом) смотря на фотографию Вашей несравненной дочери напевал «I love you, my beautiful flower of life» (я люблю тебя, мой прекраснейший цветок жизни)».

«Нельзя так, Лариса Петровна, – с укоризною продолжал Пень, – долго скрывать  от  настоящих ценителей прекрасного этот бутон юной жизни. Семён Семёнович, не мы ли рядом с Вами служим и как никто другой знаем все достоинства и мелкие недостатки нашего товарища, Как не Вам знать, что только Олег сможет быть опорой и надеждой Вашей дочери, а Вам ласковым и преданным зятем!..»

Лома и Семён Семёнович передернуло. Не далее как полтора месяца назад после очередного сабантуя, на котором Лом был тамадой, компания, в которую входил и Семён Семёнович, вышла из кабака светлого града Приморский (а корабли, на которых служили Семён Семёнович и Лом в то время стояли в доке). Что там вышло  далее – прекрасная Клио умалчивает, однако, на корабли все вернулись с лёгкими повреждениями на лице и остальных частях тела, причём зачинщиком создания убытков на телах сотоварищей был как раз–таки сильно подвыпивший Лом. О том, что Семён Семёнович лишился довольно симпатичной подруги, которая была завербована в качестве подогрева стареющего тела механика на ночь, ему вспоминать не хотелось – Лариса Петровна, по долгому опыту жизни, умела угадывать мысли своего благоверного. «Лучше не рисковать, – подумалось будущему вероятному тестю, – посмотрим, что будет дальше…»

Дальше Пень вкратце обрисовал международное положение, из которого выходило, что только  крепкий  брачный союз Олега с Анастасией спасет Советский Союз от неминуемого краха.  После этого Володя остановился.

«Жарко тут у вас, – пожаловался он хозяйке, – нет ли чего выпить страждующему путнику?».

Ларису Петровну подкинуло с дивана. Слезы высохли на её щеках, чего нельзя было сказать о правом плече тёмно–коричневого в полоску костюма жениха. Она прошествовала на кухню, где мы её временно и оставим.

«Тестюшко, – проворковал Пень, – что сидим как на именинах. К тебе – что каждый день сваты приходят?»

Будущий тесть связал, наконец, воедино все предшествующие события. Только он собрался как следует возразить Пню в свойственной всем механикам манере, как входная дверь открылась. Послышался голос Анастасии, которая крикнула матери, что ужинать она не будет, так как со товарищи собралась идти ловить крабов часов до двенадцати. Пень важно вышел из залы в прихожую, галантно взял правую руку Насти и приложился к ней губами.

«Анастасия Семёновна, – в словах Пня было не менее центнера елея, – не откажи в любезности зайти в залу к папе – там тебя сюрприз дожидается»

Настя вошла. Отец сидел как деревянный и, как сразу оценила Настя, сюрпризом не был. Рядом сидел Лом в тёмно–коричневом костюме с мокрым правым плечом. На сюрприз он также не тянул, но чисто женским чутьем она поняла – дело касается как–то его. Пня и Лома она хорошо знала, так как те частенько бывали в гостях у Семен Семёновича.

«Что надо, – довольно грубовато сказала она Лому, который как–то неестественно сидел и подозрительно молчал, – мне некогда»

«Дорогая моя, – сказал Семён Семёнович, – тут Олег тебе предложение сделать хочет…»

«Какое предложение, – сделала удивлённое лицо Настя, сразу же всё понявшая (что значит гены врождённые!), – на танцы что ли приглашает?»

«Да нет, – снова включил все своё ораторское мастерство Пень, – Анастасия Семёновна, Олег Николаевич делает Вам предложение, просит Вашей руки и сердца, а также нижайше обращается к Вашему чуткому и трепетному сердцу….»

Сзади тихонько пискнуло и послышался легкий стук упавшего тела – это некстати вернувшаяся с кухни Лариса Петровна от избытка чувств опять потеряла сознание. Пень снова проявил чувство долга и вежливости, аккуратно поднял Ларису Петровну с пола и усадил рядом с будущим зятем.

Лариса Петровна вздохнула, открыла глаза, и слёзы хлынули вновь потоком. Лом сделал было движение влево, чтобы освободить правое плечо от Ниагары чувств будущей тещи, но наткнувшись на грозный взгляд Пня, замер на месте.

Семён Семёнович вздохнул и медленно побрёл на кухню. Он понял, что драгоценный сосуд с живительной влагой придется делить не на двоих, а на четверых, поэтому успокоился, хотя чувствовал себя не в своей тарелке.

Настя побежала ему помогать на кухню и долго выпытывала у отца – действительно Лом сватается или что. Отец сказал, что действительно, ибо если бы была сказана правда, то за последствия разбушевавшейся супруги Семён Семёнович никому бы гарантий не дал.

Из двух бед надо выбирать наименьшее, – подумал Семен Семёнович и решил пожертвовать половиной содержимого сосуда, нежели счастьем родной дочери. Дальше всё пошло по накатанной дороге. Стол быстро перекрыли для четверых, для чего к нему подставили два табурета, а Анастасию отпустили на свежий воздух – половить крабов, а заодно и подумать над выгодным предложением. Все сели. Семён Семёнович недрогнувшей рукой извлек из западни бутылку и наполнил тем же количеством разбавленного шила ещё две стопки – он был точен.

Рюмки поднялись, с лёгким звоном коснулись друг друга и наконец донесли своё содержимое куда надо. Самое главное начать – а там разберёмся. Сватовство жениха закончилось часа в три ночи, так как Лариса Петровна начала засыпать на плече будущего зятя.

Семён Семёнович поднял жениха с покупателем и выпроводил их за дверь. Затем он убрал всё со стола, навел порядок в кухне и, наконец, с чувством выполненного долга подкатился к родной половине под бочок, которая спала и видела себя в окружении внуков и любимого зятя – Олега Ломова. Почему–то Семён Семёнович в её снах отсутствовал, но он, конечно, об этом не догадывался.

А два наших героя шли, покачиваясь, домой и были счастливы от того, что весь мир был перед ними, жизнь била ключом и что все так хорошо закончилось…

Бечевинка долго смеялась потом над похождением бравых хлопцев, зачастую называя  впоследствии Лома женишком. Настя восприняла всё это довольно просто – при встрече с Ломом она стреляла глазками и всё спрашивала – не пора ли подавать заявление в ЗАГС, и только Лариса Петровна долго ругалась по их адресу, казня себя за то, что приняла всё за чистую монету.

Настя через два года родила ребёнка, но не от Лома, а от… – не буду называть его имени, хотя он и служил под моим началом, ибо совместная жизнь у них не сложилась, её захлестнули заботы молодой матери, а Лом… катился дальше по жизни, пока не прибило его к одной женщине, старшего его по возрасту, с детьми. Может он нынче и счастлив с нею, но кто знает – как сложилась бы их жизнь, если бы Пню и Лому не захотелось тогда выпить и пришли бы они к Семён Семёновичу и Ларисе Петровне с искренними чувствами – ведь девка–то было чудо как хороша…

Картина дня

наверх