На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Славянская доктрина

6 443 подписчика

Свежие комментарии

  • Sergiy Che
    Русских весь Западный мир обвиняет во всех грехах и шельмует как хочет уже третий год, где вы "защитники" всё это вре...О националистах, ...
  • Диана Мальгинова
    А русских разве нет террористов. Нельзя весь народ обвинять.О националистах, ...
  • Юрий Ильинов
    Понеслось. Сравню с  комментариями на личной странице автора.                                                        ...О националистах, ...

Христианство. Падение.

Дмитрий Раевский

Христианство. Падение.



Первые две части были о расцвете христианства. Начнем повествование о более грустных вещах – о внутреннем расколе, прениях, ссорах, расколе и упадке.
Так как в христианских общинах люди были счастливы и к духу святому приобщались, к ним шло всё больше людей. Ведь люди верят не тому, что им говорят, а тому, что они видят. Дух святый не утаить, и он был мощным магнитом. Постепенно христианства стало очень массовой религией. Но оно все ещё не было признано властью.

И вот к власти пришёл Константин. Он был как бы это сказать правильнее - «байстрюком», сыном императора Констанция I Хлора и его гражданской жены Елены, совсем не благочестивой дочери трактирщика. Констанций в последствии женился официально на другой, но Елена осталась при дворе императора не понятно в качестве кого, а сын Константин был увезен подальше с императорских глаз. После смерти отца Константин взял власть коварством своим или матери – уже не разобраться. Хотя и довольно храбро сражался с врагами империи – этого у него не отнимешь.

Константин I Великий

Фла́вий Вале́рий Авре́лий Константи́н, Константи́н I, Константи́н Вели́кий (лат. Flavius Valerius Aurelius Constantinus; 27 февраля 272, Наисс, Мёзия — 22 мая 337, Никомедия) — римский император. После смерти отца, в 306 году, был провозглашён войском августом, после победы над Максенцием в 312 году в битве у Мульвийского моста и над Лицинием в 324 стал единственным полновластным правителем римского государства, сделал христианство господствующей религией, в 330 году перенёс столицу государства в Византий (Константинополь), организовал новое государственное устройство. Константин почитается некоторыми христианскими церквями как святой в лике равноапостольных (Святой Равноапостольный царь Константин)[2]. В то же время Римско-католическая церковь долго не включала его имя в список своих святых, но после Брестской унии имя Константина вошло в список святых РКЦ, он почитается в настоящее время как святой в лике равноапостольных, память 21 мая или 3 июня в храмах, использующих восточный обряд.

Семья

Констанций Хлор, отец
Елена, мать Константина

Константин (Флавий Валерий Аврелий Константин), родился в провинции Верхняя Мёзия в городе Наисс (современный Ниш в Сербии) 27 февраля около 272 года (точный год рождения не установлен). Отцом Константина был Констанций I Хлор (Флавий Валерий Констанций Хлор), впоследствии провозглашённый цезарем, а матерью его сожительница (конкубина) — Елена, происходившая из простой семьи (она была дочерью трактирщика) . Согласно историку Евтропию, Констанций был человеком мягким, скромным и при этом отличался терпимостью к христианам, христианкой была и его жена. Впоследствии Констанцию пришлось разойтись с ней и жениться на падчерице императора Августа Максимиана Геркулия Феодоре. При этом Елена продолжала занимать видное место при дворе сначала своего бывшего мужа, а затем и сына. В результате этого брака у Константина оказалось три единокровных брата (Далмаций Старший, Юлий Констанций, Аннибалиан) и три сводных сестры (Анастасия, Констанция I, Евтропия II). В ранней молодости Константин служил в армии при Диоклетиане в Никомедии, участвовал в походах в Персию и Египет.

Борьба за власть


Родословная Константина, с указанием его братьев и сестёр, а также их потомков. В круглых скобках даны годы пребывания августом, в квадратных — цезарем.

В 285 году император Диоклетиан утвердил новую систему управления империей, согласно которой у власти находились не один, а сразу четыре правителя, двое из которых назывались августами (старшими императорами), а двое других цезарями (младшими). Предполагалось, что спустя 20 лет правления августы отрекутся от власти в пользу цезарей, которые, в свою очередь, также должны были назначить себе преемников. В том же году Диоклетиан выбрал себе в соправители Максимиана, при этом отдав ему в управление западную часть империи, а себе оставив восток. В 293 году августы выбрали себе преемников. Одним из них стал отец Константина, Констанций, бывший тогда префектом Галлии, место другого занял Галерий, ставший впоследствии одним из жесточайших гонителей христиан. В 305 году, спустя 20 лет после установления тетрархии, оба августа подали в отставку и Констанций I Хлор с Галерием стали полноправными правителями империи (первый на западе, а второй на востоке). К этому моменту Констанций был уже очень слаб здоровьем и его соправитель надеялся на его скорую смерть. Почувствовав приближение смерти, Констанций пожелал видеть своего сына Константина, находящегося в этот момент, практически на правах заложника, в столице восточного августа Никомедии. Галерий не желал отпускать Константина к отцу, так как боялся, что воины объявят его августом, что не входило в планы императора. Он хотел подчинить себе всю империю, поставив на место Констанция своего ставленника Флавия Севера. Галерий изначально разрешил отправиться к отцу, но быстро передумал и велел остановить Константина, однако Константин уже отправился в Британию к своему отцу. Армия провозгласила Константина императором после смерти его отца Констанция I в 306 г. под Эбораком (Йорком).

Волей-неволей Галерию пришлось смириться с этим, но под предлогом, что Константин ещё слишком молод, он признал его только цезарем. Августом же он назначил Севера. Формально Константин занимал положение подчинённого по отношению к Флавию Северу, но на самом деле это было не так. В Галлии, где находилась резиденция Константина, стояли лично ему преданные легионы, население провинции, благодаря мягкой и справедливой политике его отца, доверяло ему. Флавий Север не имел такой прочной основы.

Восстание Максенция

Медальон Константина I, отчеканен в Никомедии (сейчас Измит, Турция) к празднованию 30-летия правления. Латинская надпись на обороте называет его по имени: «Flavius Valerius Aurelius Constantinus». Часто на памятные даты производилась чеканка медальонов, которые служили в качестве подарков от императора для государственных чиновников и военачальников.

В 306 году в Риме случилось восстание, в ходе которого Максенций, сын отрёкшегося Максимиана, пришёл к власти. Константин охотно пошёл на соглашение с ним, пытаясь использовать его для уничтожения Флавия Севера. Пытаясь подавить восстание, Север осадил Рим, но взять его не смог и отступил в хорошо укреплённую Равенну. Максимиан, вернувшийся к власти после провозглашения сына цезарем, пошёл на хитрость. Он убедил Севера, что среди его приближённых против него составлен заговор, и если он сдастся на милость Максимиану, ему сохранят жизнь. Когда Север сдался, его привезли в Рим и заставили покончить с собой. После его гибели сам император Галерий пытался подавить восстание. Он вторгся в Италию, однако ничего не смог сделать с неприступными твердынями Рима и Равенны. В 308 году взамен Севера он объявил августом Запада Лициния, который реально контролировал лишь балканские провинции. В этом же году цезарь Максимин Даза объявил себя августом, и Галерию пришлось присвоить Константину такой же титул (так как до этого они оба были цезарями). Таким образом в 308 году империя оказалась под властью сразу 5 полноправных правителей, каждый из которых не подчинялся другому.

Заговор Максимиана

Максимиан Геркулий
Арка Константина в Риме

Вскоре Максимиан, не желавший делить власть с сыном, покинул Рим и отправился в Арелат (современный Арль во Франции) к Константину, который приходился ему зятем. В 310 году Максимиан, живший на положении частного лица в Арелате, распустил слухи о его смерти и захватил власть. Но большая часть армии осталась верна Константину, который в этот момент был в походе против франков. Вскоре услышав о восстании, он быстро вернулся. Максимиан бежал в Массилию, но местные жители открыли ворота войскам Константина. Император сохранил Максимиану жизнь, однако, потеряв надежду на обладание властью, тот покончил с собой. По другой версии, он был казнён Константином. После смерти Максимиана его имя было стёрто из всех надписей, а изображения уничтожены.

Война с Максенцием

Битва у Мильвийского моста. Питер Ластманн, 1613

В 312 году теперь уже Константин двинул свои войска против Максенция, чья власть к тому времени выродилась в жестокую тиранию. Порочный и праздный, он задавливал народ непосильными налогами, доходы от которых тратил на пышные празднества и грандиозные строительства. Однако он обладал большим войском, состоящим из гвардии преторианцев, а также мавров и италиков. В нескольких сражениях Константин разгромил силы Максенция, который в этот момент давал в Риме игры в честь своего дня рождения. Когда войска Константина стояли уже у самого города Рима, он встретился с противником у Мильвийского моста, но войска того обратились в бегство, а сам он, поддавшись страху, бросился к разрушенному мосту и утонул в Тибре. 28 октября 312 года Константин торжественно вступил в Рим. В честь этой победы в столице была поставлена грандиозная арка Константина.

Но в империи оставалось ещё двое августов. Это были Максимин Даза и Лициний — ставленники Галерия (сам он к тому времени уже умер).

Война с Лицинием

В 313 году Максимин Даза был побеждён Лицинием, который присоединил его владения к своим. Таким образом Лициний стал правителем большей части империи, включающей в себя всю Азию, Египет и балканские провинции, Константину же оставались Галлия, Италия, Африка и Испания. В 314 году войска обоих августов встретились. Лициний потерпел поражение и по мирному договору отдавал победителю Паннонию, Далмацию, Дакию, Македонию и Грецию. Однако спустя 10 лет в 324 году их войска опять сошлись, и в решительном сражении у города Адрианополя во Фракии Константин опять одержал победу. Лициний бежал в хорошо укреплённую Никомедию. После побед в морском бою у Геллеспонта и в сухопутном у Хризополиса Константин предложил ему отречься от власти в обмен на сохранение жизни. Лициний согласился. 18 сентября 324 года Константин был официально объявлен единым правителем империи. Лициния выслали в Фессалоники. Иордан сообщает, что Лициния убили восставшие готы[11]. Евтропий сообщает о том, что Лициний, являясь уже частным лицом, был убит в Фессалониках Константином, вопреки клятве последнего. Аврелий Виктор сообщает о том, что Константин приказал задушить Лициния и вместе с ним Мартиниана.

Правление Константина

Голова колосса Константина. Капитолийский музей.

Административная политика

Став полновластным правителем империи, Константин продолжил политику Диоклетиана по закреплению свободных земледельцев за их землёй, при этом сильно возросли налоги, так как государству нужны были средства на восстановление империи после 20 лет гражданских войн, также Константин развил бурную строительную деятельность, что также требовало дополнительных затрат. Государство было разделено Константином на 4 округа: Восток, Иллирию, Италию и Галлию, которые делились на более мелкие административные единицы — диоцезы. Он также учредил государственный совет при императоре — консисторий. При Константине продолжилась дальнейшая варваризация армии.

Религиозная политика

В начале своего правления Константин, как и все предыдущие императоры, был язычником. В 310 году после посещения священной рощи Аполлона, ему было видение бога солнца. По вопросу причин принятия христианства существуют разные версии.

Чудесные видения

В соответствии с версией Евсевия Кесарийского, во время войны с Максенцием, Константину во сне явился Христос, который повелел начертать на щитах и знамёнах своего войска греческие буквы ΧΡ, а на следующий день Константин увидел в небе видение креста и услышал голос, говорящий: «Сим победиши!». Это знамя привело Константина к победе в сражении у Мильвийского моста и обратило его к новой вере.

Убийство Криспа и Фаусты

По версии византийского хрониста Зосима, переход в христианство был вызван желанием Константина избежать мести богов за убийство жены и сына. Уже будучи императором, Константин убил свою молодую жену Фаусту и сына от прежнего брак Криспа, заподозрив их в любовной связи . Мучимый совестью, Константин опасался мести богов Олимпа, подобной той, которая за подобное преступление постигла мифического царя Тантала. Созванные на совет языческие жрецы единодушно пришли к выводу, что такое преступление нельзя искупить. Исключение составил последователь христианства, заверивший императора, что христианский Бог прощает даже самые тяжкие грехи. По мнению Зосима, именно это обстоятельство послужило причиной отмены политики Диоклетиана, что положило конец гонениям на христиан и принятию христианства в качестве государственной религии Римской империи.

Так или иначе, Константин настоял на принятии свободы вероисповедания (см. Миланский эдикт). Христианство стало обретать статус государственной религии: эдиктом 313 года на имя Анулина, проконсула Африки, он освободил от податей и повинностей «клириков кафолической церкви, в которой предстоятельствует Цецилиан», в том же 313 году он созвал собор в Риме под председательством папы Мельхиадa, чтобы решить спор донатистов с карфагенским епископом Цецилианом. На соборе было принято решение против донатистов, которые апеллировали к Константину; в результате по его указу епископы-донатисты были приговорены к изгнанию, их церкви — конфискованы.

Эдикт 313 года об освобождении от податей церкви Цецилиана был продолжен законом 319 года, которым он освободил церкви и клир от налогов и общественных повинностей. Законом 321 года утвердил за церквями право приобретать недвижимое имущество и владеть им. По всей империи возводились христианские храмы, подчас для их возведения разбирались храмы языческие, ряд известных языческих храмов был разрушен по велению Константина.

Предоставляя христианству особый статус и поддерживая церковь, Константин активно вмешивался в церковные дела, добиваясь единства кафолической (от греч. καθολικὴ — всеобщей) церкви как условия единства империи и выступая арбитром в межцерковных спорах. Когда между александрийскими священником Арием и епископом Александром разгорелся тринитарный спор, грозивший церковным расколом, Константин созвал Никейский Собор 325 года, на котором он поддержал сторонников Александра против ариан. На этом же соборе Константин заявил епископам «Вы — епископы внутренних дел церкви, я — поставленный от Бога епископ внешних дел» (греч. των εϊσω της εκκλησίας и των εκτός). На соборе арианство было осуждено, указами Константина Арий и ряд арианских епископов были сосланы. Впоследствии Константин поддержал арианство, и Тирским Собором был осужден Афанасий Великий.

Примерно в 332 году Константин издаёт эдикт о разрушении языческих храмов, который, судя по всему, не был приведен в исполение.

Константин принял крещение перед смертью от арианского епископа Евсевия Никомедийского, при этом он сам уклонился в арианское учение; благодаря уклонению в арианство Константина возникли расхищения храмов и начались церковные раздоры.

Возведение Константинополя

Константин Великий приносит Город в дар Богородице. Мозаика над входом в Святую Софию

К IV веку город Рим перестал быть резиденцией императоров. В условиях постоянной опасности внешнего вторжения правитель должен был находиться ближе к границам империи. С этой точки зрения расположение столицы было неудобно. Поэтому, начиная с Диоклетиана, императоры располагали свои резиденции в городах более отвечающим стратегическим целям обороны государства. Такими местами были Трир в Германии, Никомедия в Малой Азии, Аквилея и Милан в Северной Италии. Константин не был исключением из этого правила. Первый раз он посетил Рим после победы над Максенцием, впоследствии побывав там только два раза. Константин загорелся мечтой создать новую столицу, которая символизировала бы начало новой эпохи в истории Рима. Основой для будущего города послужил древний греческий город Византий, расположенный на европейском побережье Босфора. Старый город был расширен и окружён неприступными крепостными стенами. В нём возводятся ипподром и множество храмов, как христианских, так и языческих. Со всей империи в Византий свозились произведения искусства: картины, скульптуры. Строительство началось в 324 году и спустя 6 лет 11 мая 330 года Константин официально перенёс столицу Римской империи в Византий и нарёк его Новым Римом (греч. Νέα Ῥώμη, лат. Nova Roma), однако это название вскоре было забыто и уже при жизни императора город стали называть Константинополем.

Казнь Криспа и Фаусты

В начале лета 326 года сын Константина Крисп (Флавий Юлий Крисп) был схвачен и казнён по приказу своего отца-императора, вместе с ним Константин казнил и своего племянника, юношу Лициниана. Причины этого достоверно не известны. Вероятно, это произошло из-за наветов мачехи Криспа Фаусты, пытавшейся расчистить дорогу к трону своим сыновьям: она обвинила Криспа в том, что он пытался её изнасиловать, и подкупила нескольких сенаторов, чтобы они подтвердили это. Но уже через месяц после казни сына Константин, видимо, раскрыв обман жены, велел запереть её в бане, где она задохнулась от жара. Как сообщает Евтропий, Константин казнил многих своих друзей в это время.

По мнению византийского хрониста Зосима, именно казнь Криспа и Фаусты послужила причиной перехода Константина в христианство.

Болезнь и смерть

Незадолго до смерти Константин провёл удачную войну против готов и сарматов. В начале 337 года больной император отправился в Еленополис пользоваться ваннами. Вначале он лечился в банях Никомедии, затем прибег к горячим источникам Дрепана, после чего поселился на своей столичной вилле Анкирона, куда призвал нескольких епископов для принятия крещения. Но, почувствовав себя хуже, он велел перевезти себя в Никомедию и здесь на смертном одре крестился. Собрав епископов, он признался, что мечтал принять крещение в водах Иордана, но по воле Божьей принимает его здесь.

Итоги правления Константина

Константина можно назвать первым христианским императором, при котором произошёл перелом в жизни христиан. Язычество отошло на второй план. Историки христианства, восхищавшиеся его деяниями, называют его Константином Великим, но, как бы ни был могущественен император, он не мог остановить упадок империи. Дальнейшая история Римской империи рассматривается как «христианская». При нём столицей стал город Византий, впоследствии переименованный в Константинополь.

«Константинов дар»

«Константиновым даром» именовалась грамота, якобы выданная императором Константином Великим папе Сильвестру, в которой император объявлял, что передаёт папе власть над всей западной частью Римской империи, сам же удаляется в Константинополь. Грамота была сфабрикована в папской курии около середины VIII века для обоснования возникшей светской власти пап и в особенности их притязаний на верховенство над мирскими властями на Западе. Первые сомнения насчёт подлинности документа возникли ещё в Средневековье. Окончательно доказал факт подлога итальянский гуманист Лоренцо делла Валла в сочинении «О даре Константина» (1440), опубликованном в 1517 году.

Память

Церковное почитание

За свою деятельность по распространению христианства Константин вместе со своею матерью Еленою канонизирован в лике равноапостольных.



Почему же церковь объявила его Константином Великим? Давайте разберемся.

Вместе с матерью Константин стал думать, как уберечь от разрушения трещавшую по швам римскую империю и как удержать доставшуюся нелегкими сражениями власть. И стали они искать себе союзников. Выбор их пал на христиан, в то время уже могущественную организацию.

На тот момент христианство уже перестало быть носителем духа святого. В школах преподавалась схоластика, тайны были утерянными, священники святой дух на паству низводить уже разучились.
Это был пятый век, когда христианство стало светской организацией, и священнослужители стали обычными людьми. Учеников Христа в церкви не стало.

Были ещё небольшие общины гностиков, не утративших духа Христа. Но официальная церковь устраивала на них гонения и со временем изничтожила вовсе.

Начался торг между Константином и руководством церкви. Константин требовал унификации книг христианства, подчинения духовенства метрополии, изменения тестов Писания в угоду своему мнению.

Например, Елена, царица, посчитала, что грехи человеческие бог должен простить, и нести ответственность за свои поступки не нужно. Так она хотела оправдать свои грехи и сына. И из текста Библии были вычеркнуты или сильно завуалированы все слова, касавшиеся этого пункта.

Еще во 2-3 веках богословы сильно сражались за определение истинности тех или иных христианских трудов, что должны войти в Писание. И победила школа Иринея, который выбрал те самые 4 Евангелия, которые вошли в Библию и существуют там и поныне. Остальные он объявил еретическими и запретил пастве их читать. Видимо, тогда же и началась мода на исправления в текстах – угоды ради, но не ради Истины, о которой возвещал Христос.

При Константине работу над коррекцией Писания продолжил Евсевий. Именно он по заказу императора Константина сделал (переписал вручную в своей мастерской) пятьдесят экземпляров Библии – согласно списку, предложенному Иринеем. Хотя споры о правомерности вхождения в Библию тех или иных христианских трудов все еще не были окончены. Но император и его доверенные лица как решили – так и поступили. Именно эти рукописные экземпляры и были распространены потом из Константинополя как истина в последней инстанции. Но даже и эти, уже отредактированные и усеченные свидетельства о Христе не дошли до нас в том виде, в котором были при Константине. Их непрерывно редактировали.

Константин и формирование канона Нового Завета Как мы уже видели, Лью Тибинг был прав, говоря о том, что четыре Евангелия Нового Завета — от Матфея, Марка, Луки и Иоанна — не были ни первоначальными записями о Его жизни, ни единственными Евангелиями, доступными ран­ним христианам. Другие евангелия имели широкое распро­странение, но не вошли в Новый Завет, — хотя Тибинг и оши­бается, утверждая, что «восемьдесят евангелий» претендова­ли на место в каноне. Но как отбирались книги, оказавшиеся включенными в Новый Завет? Почему так получилось, что лишь четыре евангелия впоследствии стали частью канона, а все остальные были забыты? Как проходил этот процесс? Кто принимал эти решения? На каких основаниях? И когда? Для Тибинга ответ очевиден: решения принимал импера­тор Константин, правивший в четвертом веке. Тибинг прямо говорит об этом в разговоре с Софи Невё, происхо­дившем в его гостиной: — Для включения в Новый Завет рассматривались свыше восьмидесяти евангелий, но лишь несколько удостоились чести быть представленными в этой книге, — в том числе от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. — Но кто же решал, какое Евангелие выбрать? — спросила Софи. — Ага! — Тибинг излучал энтузиазм. — Вот в чем кроется иро­ния! Вот что уязвляет христиан! Библия, как мы теперь знаем, была составлена из различных источников язычником, рим­ским императором Константином Великим (с. 280). Как Тибинг заявляет далее, Константину необходимо было создать «новую» Библию для того, чтобы иметь пись­менное подтверждение своего представления о скорее божественной, нежели человеческой, природе Иисуса. Это и привело к формированию канона (собрания священных книг) Нового Завета и уничтожению других священных книг, не прошедших этот отбор: — Константин понимал, что следует переписать эти исто­рические книги. Именно тогда и возник самый значимый момент в истории христианства… Константин финансиро­вал написание новой Библии, куда не входили бы евангелия, говорившие о человеческих чертах Христа, а включались те, где подчеркивалась божественная Его сущность. Все более ранние евангелия были объявлены вне закона, затем собра­ны и сожжены на кострах (с. 283). Взгляд Тибинга на формирование этого канона с точки зрения теории заговора любопытен, но для историков, которым известно, как в действительности происходил про­цесс включения одних книг в Новый Завет и отказа от дру­гих, представляется скорее результатом вымысла, чем зна­комства с реальными фактами. Историческая правда заклю­чается в том, что император Константин не имел никакого отношения к формированию канона Священного Писания: он не выбирал, какие книги включать в него, а какие — нет, и он не приказывал уничтожать евангелия, не отнесенные к каноническим (не было никаких всеимперских сожжений книг). Формирование канона Нового Завета, напротив, было длительным и сложным процессом, который начался за столетия до Константина и не завершился после его смер­ти. Насколько нам известно из исторических источников, император не был участником этого процесса. В этой главе мы проследим этот процесс от начала до конца, чтобы понять, как в действительности сложился канон христианского Священного Писания, когда проходил этот процесс и кто принимал в нем участие. Взгляд Лью Тибинга на формирование христианского канона абсолютно верен в одном: этот канон действительно не был просто ниспослан с неба вскоре после смерти Иису­са. Сам Тибинг в одном из самых запоминающихся высказы­ваний, адресованных Софи Невё, говорит об этом так: Тибинг улыбнулся. — …все, что вам надо о ней [Библии] знать, суммировал великий каноник, доктор теологических наук Мартин Перси. — Тут Тибинг откашлялся и процитировал: — «Библия не прислана к нам с небес по факсу». — Простите, не поняла? — Библия — это творение человека, моя дорогая, а вовсе не Бога. Библия не свалилась с небес нам на головы (с. 279). Канон не явился христианам сразу в полном и закончен­ном виде, он был результатом долгого процесса, в течение которого христиане внимательно рассматривали написан­ные книги и решали, какие следует включить в свой священ­ный канон, а какие исключить из него. Это процесс занял многие годы — вернее, столетия. Решения (вопреки Тибин- гу) принимал не один человек, и даже не одна группа людей (например, церковный собор); они были результатом про­должительных и порой воинственных обсуждений, дискус­сий и споров. Этот процесс еще долго продолжался и после эпохи Константина, но начался он за столетия до нее. Начало процесса включения книг в священный канон Это может показаться странным в наши дни, но для религий Древнего мира было совсем не характерно неукоснитель­ное следование священным книгам как руководствам в вопросах вероучения и религиозной практики. Помимо иудаизма, похоже, не было ни одной религии из множества распространенных на территории Римской империи, кото­рая использовала бы книги подобным образом. Это не гово­рит о том, что в этих религиях не было вероучений или практик — они были, но не основывались на священных тек­стах, которые были бы признаны божественно данным сво­дом «правил». Даже такие основополагающие для культуры книги, как «Илиада» и «Одиссея» Гомера, не воспринима­лись подобным образом. В них видели то, чем они были на самом деле: собрание интересных историй, полных мифо­логических описаний богов. Но они не рассматривались как руководящие указания по поводу того, во что нужно верить и как следует себя вести. Единственным исключением из этого правила — отсут­ствия у древних религий священных книг — был иудаизм. У иудеев был набор книг (канон), данный им, как они полага­ли, Богом, книг, объяснявших им, кто есть Бог, как он на протяжении истории взаимодействовал с людьми (иудея­ми) , как им следует почитать Бога и как жить вместе в общи­не. В дни Иисуса канон Священного Писания иудеев (кото­рое христиане впоследствии назвали Ветхим Заветом) еще окончательно не оформился: у разных групп иудеев счита­лись авторитетными разные книги. Но почти единодушно признавалось ядро канона — Тора (это древнееврейское слово означает «закон», «руководство»), включавшая в себя то, что ныне является первыми пятью книгами Ветхого Завета: Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие. Эти пять книг, иногда называемые Пятикнижием, всеми иудея­ми воспринимались как священное откровение, полученное от Бога. В этих книгах можно найти повествования о том, как Бог создал этот мир, как Он призвал народ Израилев стать Его избранным народом, как он взаимодействовал с предками иудеев, патриархами и матриархами веры, вклю­чая Авраама, Сарру, Исаака, Ревекку, Иакова, Рахиль, Моисея и так далее. Что еще более важно, эти книги содер­жат законы, которые Бог дал Моисею на горе Синай, зако­ны, предписывающие, как следует иудеям почитать Бога, принося Ему жертвы в храме и соблюдая определенные пра­вила, касающиеся пищи и праздников (в том числе Суббо­ты), а также законы, регламентирующие их отношения между собой1. При взгляде назад кажется почти неизбежным то, что у христиан впоследствии должен был сложиться канон Свя­щенного Писания, потому что начало христианству поло­жил Иисус, иудейский вероучитель, который признавал иудейскую Тору, следовал ее обычаям, придерживался ее законов и истолковывал ее смысл своим ученикам. Этими учениками Иисуса, разумеется, были первые христиане, и, следовательно, с самого начала у христиан был священный канон, признаваемый ими богоданными книгами, — канон иудейского Священного Писания. Это делало их необычны­ми для Римской империи, — где книги, как правило, имели совершенно другую функцию, — но не уникальными: призна­вая канон, христиане просто следовали за иудеями. Но христиане оторвутся от своих иудейских корней, и когда они сделают это, то, естественно, начнут сами соби­рать священные тексты, которые впоследствии будут сокра­щены и включены в отдельный, исключительно христиан­ский, канон Священного Писания, который станет изве­стен как Новый Завет2. Движение к канону Нового Завета началось в эпоху само­го Нового Завета, то есть в первом веке христианской эры. Здесь, возможно, полезно было бы привести несколько основных дат, чтобы сверить наши хронологические часы. Иисус из Назарета начал свою пастырскую деятельность, по-видимому, в 20-е годы н.э. Он был казнен римлянами, оче­видно, около 30 года н.э. Первая христианская книга была написана вскоре после этого. Самое раннее писание первых христиан (около 50-60 гг. н.э.), дошедшее до нас, принадле­жит перу апостола Павла. Евангелия Нового Завета — самые ранние из сохранившихся жизнеописаний Христа, написан­ные, возможно, между 70 и 95 годами н.э. Остальные книги Нового Завета написаны приблизительно в это же время; вероятно, последней из них было Второе послание Петра (не ранее 120 года н.э.). Следовательно, книги Нового Заве­та, так же как и некоторые другие произведения ранних христиан, не вошедшие в Новый Завет, были созданы при­близительно между 50 и 120 годами н.э. Похоже, что уже в этот период христиане начали вос­принимать некоторые явно христианские авторитетные письменные источники как равноценные книгам иудейской Библии. Свидетельства тому можно найти в некоторых тек­стах самого Нового Завета. Во-первых, существуют предпо­ложения о том, что начиная с самых ранних пор слова и проповеди Иисуса считались не менее авторитетными, чем тексты Священного Писания. Возможно, такому их вос­приятию способствовал сам Иисус манерой своей пропове­ди. В соответствии с некоторыми из самых ранних наших свидетельств, такими как Евангелие от Матфея, когда Иисус толкует Закон Моисея, он сопровождает каждую из запове­дей своими поучениями*. Моисей, например, говорит: «Не убий». Иисус интерпретирует это так: «Даже не гневайся на другого». Моисей наказывает: «Не прелюбодействуй». Иисус добавляет: «Не прелюбодействуй с женщиной даже в сердце своем». Моисей требует: «Не произноси ложной кля­твы». Иисус еще более непреклонен: «Не клянись вовсе!». Собственные интерпретации Иисуса воспринимались Его учениками с не меньшим почтением, чем заповеди самого Моисея (см. Мтф 5:21-48). Еще одно свидетельство тому можно найти в более поз­дний период Нового Завета. В Первом послании к Тимо­фею, якобы принадлежащем руке апостола Павла (многие ученые считают, что оно написано поздним последователем Павла от его имени), автор велит своим христианским чита­телям оказывать почести пресвитерам, а затем цитирует «Писание», чтобы подкрепить свои слова (1 Тим 5:18)4. Интересно то, что цитирует он два отрывка: один из Закона Моисея, а второй — слова самого Христа («Трудящийся достоин награды за труды свои» — см. Л к 10:7). Здесь слова Христа и строки Писания равнозначны. То же мы находим и в писаниях Его последователей. Самым поздним по времени написания, как я уже отмечал, в Новом Завете было Второе послание Петра. Довольно инте­ресно то, что его автор (который тоже явно выступал под псевдонимом, поскольку сам Петр умер задолго до того как оно было написано) говорит о ложных учителях, которые извращают «послания Павла», «как и прочие Писания» (2 Пет 3:16). Таким образом очевидно, что этот неизвест­ный христианский автор воспринимает послания Павла как «Писание». По моему мнению, в конце первого — начале второго сто­летия, за сотни лет до Константина, христиане уже воспри­нимали некоторые книги как канонические и выбирали книги, которые следует включить в этот канон. Мотивации отбора книг для библии Какие силы подталкивали процесс принятия определенной группы книг в качестве авторитетных канонических источ­ников? Как можно видеть из цитат, приведенных выше, хри­стиане начинали привыкать к цитированию определенных текстов для установления как принципов веры, так и норм общежития. После того как Иисус умер и не мог больше наставлять апостолов, появилась потребность в собрании Его изречений для потомства, а когда и сами апостолы нача­ли умирать, понадобилось собрать и их писания — как храни­лище истинных учений, которым нужно было следовать. Это было особенно трудной задачей из-за поразительной разнородности христианства, которая начала проявляться в первом столетии, но с несомненной очевидностью обнару­жилась во втором столетии. Христианство в современном мире кажется нам в высшей степени многообразным, и это верно, учитывая широкий спектр интерпретаций вероуче­ния, распространенных среди тех, кто называет себя после­дователями Христа. Достаточно вспомнить о различиях между католиками и баптистами, последователями грече­ской православной церкви и мормонами, Свидетелями Иего­вы и сторонниками епископальной церкви. Какими бы зна­чительными ни были различия между христианскими груп­пами в наши дни, они меркнут в сравнении с известными нам различиями христианских групп в церкви первых веков. Только во втором столетии, например, нам известны люди, объявлявшие себя последователями истинного уче­ния Христа и при этом верившие в такие вещи, которые поразили бы большинство современных христиан своей крайней нелепостью. Были, конечно, и христиане, верив­шие в одного Бога, но другие говорили, что Бога два (Бог Ветхого Завета и Бог Иисуса), третьи же и так далее утвер­ждали, что богов 12, или 30, или 365! Были христиане, счи­тавшие, что этот мир был создан одним истинным Богом, но другие утверждали, что он создан второстепенным боже­ством; третьи же приписывали его создание и вовсе некому порождению злых сил. Были христиане, видевшие в Христе одновременно и «вполне» человека, и «вполне» Бога; другая группа, как уже говорилось, возражала, что Он настолько человечен, что не может быть божествен, третья же — что Он «вполне» божествен, и потому не может быть челове­ком, а четвертые различали в Нем два разных существа — человека Иисуса и Бога Христа. Были христиане, верившие, что через смерть Иисуса спасется этот мир; другие уверяли, что смерть Иисуса не имеет никакого отношения к спасе­нию этого мира; еще одна группа утверждала, что Иисус вообще не умирал. Как я отмечал ранее, эти различные христианские груп­пы — особенно те, которые исповедовали наиболее стран­ные из этих учений, — не могли просто взять и свериться со своим Новым Заветом, чтобы понять, кто прав, а кто нет, потому что Нового Завета не было. У каждой из этих групп были священные книги, которые, как они утверждали, остались от апостолов Иисуса, — еванге­лия, деяния, послания, откровения, — и каждая группа настаивала на том, чтобы именно эти книги стали для остальных христиан, желавших знать, во что верить и как жить, непререкаемым письменным авторитетом. Борьба за Священное Писание была настоящей битвой — затяжным конфликтом между соперничающими группами христиан, вознамерившимися определить характер христианства на все грядущие века. Лишь одна группа победила в этой битве; именно эта группа установила (на Никейском соборе), каким должен быть христианский символ веры, и решила, какие книги следует включить в канон Священного Писа­ния. Вопреки тому, что говорил Лью Тибинг, это решение не было следствием усилий императора Константина. Оно было следствием усилий христианских лидеров — тех, кото­рые победили в этом раннем споре о христианском вероуче­нии и религиозной практике5. Серанион и Евангелие от Петра Мы можем получить представление о том, как происходил этот процесс, познакомившись с сюжетом, рассказанным Евсевием, «отцом церковной истории», с которым мы уже встречались в одной из предыдущих глав. Евсевий, как отме­чалось там, написал десятитомную историю христианской Церкви, охватывавшую период от дней Христа до времени, в которое жил сам Евсевий (эпохи Константина). В этих кни­гах он много говорит о ранних христианах и их конфликтах, включая споры по поводу вопросов вероучения и канона Священного Писания. Одна из таких историй проливает свет на процесс формирования канона писания в целом. В главе 3 я рассматривал одно из самых ранних дошед­ших до нас евангелий — Евангелие Петра. Еще до открытия этого евангелия в 1886 году о его существовании было известно из «Церковной истории» Евсевия. Евсевий сооб­щает о когда-то знаменитом епископе Антиохийском Сера- пионе, жившем во второй половине второго века. Под юрисдикцией Серапиона находились церкви по всей Сирии, и время от времени он совершал пастырские инспекционные объезды. Однажды он посетил церковь в деревне Росс и узнал, что тамошние христиане в своих цер­ковных службах используют евангелие, написанное Петром. Серапиона это ничуть не смутило: если апостол Петр написал евангелие, оно несомненно приемлемо для чтения в церкви. Но когда он вернулся в Антиохию из свое­го путешествия, некие информаторы сообщили ему, что так называемое Евангелие Петра содержит ложное учение. Более того, они утверждали, что это докетское евангелие, в котором Христос изображается не вполне человеком (см. наши предыдущие рассуждения о докетизме). Узнав об этом, Серапион приобрел экземпляр этой книги и, прочитав ее, действительно встретил несколько пассажей, которые можно было истолковать в докетском смысле. Он написал небольшой памфлет «По поводу так называемого Евангелия Петра» и отправил его христианам Росса, сопроводив приказанием не использовать больше эту книгу в церковных службах общины. Эта интересная история наглядно показывает, как хри­стиане принимали решения о том, следует или нет воспри­нимать книгу как часть Священного Писания и приемлема ли она для использования церковью в качестве наставления и руководства. И христиане Росса, и Серапион были соглас­ны в том, что апостольская книга — то есть написанная одним из ближайших учеников Христа (или, по меньшей мере, одним из спутников Его учеников) — приемлема. Но помимо этого книга должна была быть «ортодоксальной», то есть содержать верное толкование учения Христа. Книга, не соответствовавшая этому требованию, была явно не апо­стольской, поскольку сами апостолы, как считалось, могли передавать только истинные описание Христа и значение его учения. С точки зрения Серапиона, так называемое Евангелие Петра было не ортодоксальным; таким образом, оно не могло быть написано Петром. По этой причине его не следовало использовать в христианских богослужениях. Иными словами, его следовало исключить из канона. Все это происходило за 150 лет до Константина. Ириней и Четвероевангелие Но соответствует ли правде то, что именно Константин ответствен за принятие окончательного решения о включе­нии в Новый Завет четырех Евангелий, как утверждает Ли Тибинг? Действительно ли в начале четвертого века были широко распространены различные евангелия, из которых Константин выбрал четыре для включения в канон Священ­ного Писания? Даже это утверждение исторически неверно. Не только определенные «еретические» тексты, такие как Евангелие Петра, были отвергнуты большинством христиан уже во втором столетии, но и четыре Евангелия — от Матфея, Марка, Луки и Иоанна — утвердились в каноне задолго до Константина. Мы можем проследить истоки канонизирования Четве­роевангелия по произведениям бесспорно христианских писателей второго столетия. Одним из самых знаменитых авторов этого периода был человек, известный в истории как Юстин Мученик, которого казнили за исповедование христианства во второй половине второго века, приблизи­тельно в то время, когда Серапион писал свое письмо хри­стианам Росса. Нам повезло, что у нас есть пространные писания Юстина, в которых он пытается объяснить просве­щенным противникам христианства, что, вопреки широ­ко распространенному мнению, христианство не предста­вляет угрозы единству империи и что христиане — не злостные возмутители общественного порядка, каковыми их иногда изображают. На самом деле христиане, утвержда­ет Юстин, — представители одной, истинной, религии, дан­ной одним, истинным, Богом. Доказывая свою правоту, Юстин иногда цитирует более ранние христианские тексты, включая евангелия. Но он никогда не называет так эти книги: он просто именует их «воспоминаниями апостолов». И он нигде не говорит о том, что таких книг было только четыре. Около тридцати лет спустя, приблизительно в 180 году н.э., писал другой значительный христианский автор — Ириней. Тридцать лет, разделявшие Юстина и Иринея, имели огром­ное значение для истории христианства, поскольку именно в эти годы начали расцветать различные гностические ереси (каждая со своей теологией) и повсюду распространялось уче­ние выдающегося христианского проповедника Маркиона (объявленное Юстином и Иринеем архиеретическим). Маркион утверждал, что есть два Бога — Бог иудеев и Бог Иису­са, который послал Иисуса в этот мир (как фантом: Маркион был докетом), чтобы спасти людей от гневного Бога иудеев6. Как могли оппоненты гностиков и Маркиона (а также других так называемых ложных учений) убедить читателей в «истинности» своей религии? Другими словами, как могли христианские лидеры оспорить иные теологические пред­ставления и доказать, что именно их взгляды те же, что у Христа и Его последователей? Легче всего, конечно, было подтвердить свои представления книгами, написанными апостолами самого Христа. Учитывая все возраставшую в период между временами Юстина и Иринея угрозу со сторо­ны еретических ложных учителей, таких как гностики и Маркион, нет ничего удивительного в том, что у Иринея мы находим уже более четкое представление о том, какие книги относятся к Священному Писанию. В соответствии с Ири- неем, это только четыре Евангелия — Матфея, Марка, Луки и от Иоанна. Любой, кто отдает предпочтение лишь одному из четырех Евангелий (например, Маркион использовал только Евангелие от Луки, а некоторые из гностиков — толь­ко от Иоанна) либо присоединяет к ним другие (например, Евангелие Петра или Евангелие Фомы), заблуждается. Как Ириней аргументирует свою позицию? Он отмечает, что есть четыре стороны света, с которых дуют четыре ветра, несущие истину о христианском Евангелии, — которое, таким образом, должно строиться на четырех столпах — Матфее, Марке, Луке и Иоанне. Четыре стороны света, четы­ре ветра и четыре Евангелия — что может быть естественнее7? Раннехристианские канонические списки Приблизительно временем Иринея датируется первый известный нам канонический список — перечень книг, кото­рые автор (в данном случае анонимный) считает приемлемы­ми для включения в христианский канон. Этот список, «Канон Муратори», назван по имени ученого восемнадцатого века Л.А. Муратори, который- обнаружил его в одной из миланских библиотек. Рукопись, содержавшая этот перечень, была создана в восьмом веке, но сам список, судя по всему, был составлен в Риме приблизительно в конце второго столетия8. Начало текста рукописи, к сожалению, утрачено. Но то, как начинается имеющийся фрагмент, оставляет мало сомне­ний по поводу того, какие книги в нем первоначально рассма­тривались: «…при которых, тем не менее, он присутствовал, и поэтому он поместил [их в свое повествование]. Третья книга этого Евангелия соответствует таковой у Луки»9. Автор продолжает, рассказывая, кем был Лука, а затем говоря о «четвертом из Евангелий», «от Иоанна». Этот список, други­ми словами, начинается с рассмотрения четырех Евангелий, третьим и четвертым из которых были Евангелия от Луки и от Иоанна. Достаточно очевидно, что в утраченной части речь шла о Матфее и Марке, и сохранился только конец заключительного предложения от рассказа о последнем. Таким образом, «Канон Муратори» включает те четыре Евангелия, которые впоследствии вошли в Новый Завет, и никакие другие. После Евангелия от Иоанна в каноне зна­чатся Деяния Апостолов, послания Павла — упоминаются девять посланий к семи церквам (к коринфянам, ефесянам, филипиийцам, колоссянам, галатам, фессалоникийцам и римлянам), двум из которых (коринфянам и фессалоникий­цам) он писал дважды, а затем четыре — к частным лицам (к Филимону, Титу и два к Тимофею). То есть в этот канон вхо­дят все тринадцать посланий Павла. Он, однако, решитель­но отвергает послания «к лаодикейцам» и «к александрий­цам», которые были «подделаны от имени Павла, для того чтобы распространять ересь Маркиона». Эти послания, как образно говорится в «Каноне Муратори», «не могут быть приняты католической церковью, потому что не подобает желчь смешивать с медом». (Заметьте, что эти книги не под­лежат сожжению; их просто не надлежит читать или, пред­положительно, копировать.) Далее в каноне перечисляются как приемлемые послание Иуды, два послания Иоанна, «Премудрость Соломона» (книга, явно не входившая в Новый Завет), Откровение Иоанна, Откровение Петра (не путать с коптским Евангелием Петра, которое мы обсуждали в предыдущей главе), с примечанием о том, что некоторые христиане не хотят читать последнее в церкви. Затем автор списка замечает, что книгу Гермы «Пас­тырь» читать следует, но не в церкви, поскольку «Герма напи­сал [ее] уже в наши дни в Риме, когда епископом был его брат Пий» (строки 73-76). Другими словами, это недавнее произве­дение (написанное почти «в наши дни»), и автором его является не апостол (а брат недавнего епископа). Следова­тельно, оно не может быть включено в канон. Список завер­шается перечислением других отвергнутых книг: «Но мы не принимаем ничего из того, что писали Арсиной, Валентин или Мильтиад, который также составил новую книгу псалмов для Маркиона, вместе с Василидом, азиатским основателем катафригийства…». На этом список обрывается так же, как и начинается, — в середине предложения. Подведя итоги, можно сказать, что этот автор второго века считает приемлемыми для церкви двадцать две или двад­цать три книги из двадцати семи, впоследствии вошедших в Новый Завет. Не включенными оказались Послание к евре­ям, Послание Иакова, 1 и 2 Послания Петра, и одно из посла­ний Иоанна (автор признает два Послания Иоанна из трех имеющихся ныне, но не указывает, какие именно). Кроме того, он признает «Премудрость Соломона» и условно, с некоторыми оговорками, Откровение Петра. И, наконец, он отвергает книги, которые считает либо еретическими (под­деланные Маркионом Послания Павла к александрийцам и лаодикейцам и другие подложные книги, приписываемые гностикам и монтанистам), либо не соответствующими кри­териям, необходимым для включения в канон. Критерии отбора рукописей для библии Какими же были эти критерии? Как оказывается, это те же четыре критерия, которых придерживался широкий круг авторов второго и третьего столетий. Для того чтобы войти в Новый Завет, книга должна была быть: 1) древней. Авторитетный священный письменный источ­ник должен был датироваться временем, не слишком отдаленным от времени жизни Христа. И поэтому «Пастырь» Гермы, не соответствовавший этому требо­ванию, поскольку был написан в относительно недав­нее время, не мог пройти этого отбора; 2) апостольской. Для того чтобы быть авторитетной, книга должна была быть написана апостолом — или, по крайней мере, учеником апостолов. Поэтому «Канон Муратори» признает Евангелия от Луки (написанное спутником Павла) и от Иоанна, а также писания Павла, Но он отвергает подложные послания Павла, написанные последователями Маркиона. Действие того же критерия мы видим и в случае с Евангелием Петра: поначалу оно было признано христианами Росса вследствие своего апостольского происхожде­ния; однако как только было сочтено, что Петр не мог написать его, от евангелия отказались; 3) католической. Чтобы быть включенной в канон, книга должна была иметь широкую поддержку в официаль­ных церквах. Иными словахми, она должна была быть «католической» (от греч. ка1ко1гкоз — всеобщий). Отсю­да — разговоры по поводу статуса Откровения Петра в «Каноне Муратори»; 4) ортодыссалъиой. Однако куда более важным критерием из всех был критерий содержания. Другие критерии можно назвать в некотором смысле производными от него, поскольку если книга написана не с ортодоксальных позиций, значит она явно не апостольская («явно» для того, кто выносит это суждение), не древняя (ее, должно быть, подделали недавно), не католическая (учитывая все вышесказанное, ни одна из других ортодоксальных церквей не захотела бы иметь с ней ничего общего). Отсюда — история с Серапионом и Евангелием Петра. Как он мог знать,, что Петр не писал его? Потому что она содержала нечто похожее на докетскую христологию, а Петр, разумеется, не мог написать ничего подобного. Евсевий и канон в начале четвертого века Неистовые споры по поводу точной структуры Нового Заве­та продолжали бушевать в церковных кругах еще долгое время после создания «Канона Муратори» в конце второго века. Тем не менее, вопреки заявлениям Лью Тибинга, почти каждый из принадлежавших к ортодоксальной церкви был убежден в том, что в него должны быть включены четыре Евангелия, Деяния Апостолов, тринадцать посланий Павла, Первое Петра и Первое Иоанна. Но по поводу остальных книг существовали серьезные разногласия. То, что эти проблемы не были решены еще и в эпоху Кон­стантина, очевидно из писаний начала четвертого века само­го «отца церковной истории» Евсевия, который в одном месте своей «Церковной истории» делает отступление, посвященное канону, из которого с полной очевидностью следует, что эти вопросы требовали решения даже через пол­тора столетия после появления «Канона Муратори»10. Евсевий заявляет о своем намерении «суммировать писа­ния Нового Завета» («Церковная история» 3. 25. 1). Но это оказывается сложной задачей, поскольку, как замечает Евсе­вий, многие из важных вопросов еще продолжают дискути­роваться. И поэтому он выделяет четыре категории книг. Книги первой категории он называет «признанными», имея в виду то, что они безоговорочно приняты ортодоксальной традицией (единственной, которая его на этот момент инте­ресует): это четыре Евангелия, Деяния, послания Павла (в число которых он включает и Послание к евреям), Первое послание Иоанна, Первое послание Петра и, «если кто счи­тает возможным», говорит он, Откровение Иоанна. Понят­но, что даже признанные книги признаны не повсеместно, продолжает он по поводу этого Откровения, «в связи с чем мы в свое время представим различные мнения». Во вторую категорию Евсевий помещает книги «спорные», имея в виду то, что они вполне могут быть сочтены канонически­ми, но некоторыми их статус оспаривается. В эту группу попали Послания Иакова, Иуды, Петра (2-е), а также Иоанна (2-е и 3-е). Затем Евсевий называет книги, которые он считает «под­ложными», что обычно означает «поддельные», но в этом контексте, по-видимому, — «не подлинные, хотя иногда рас­сматривавшиеся как канонические». Среди них — Деяния Павла, «Пастырь» Гермы, Откровение Петра, Послание Вар­навы, Дидахе (Учение двенадцати апостолов) и Евангелие евреев. Довольно странно то, что Евсевий включил в эту груп­пу, «если кто посчитает возможным», и Откровение Иоан­на, — странно потому, что можно было бы предположить, что его причислят скорее к «спорным», чем к «подложным». Наконец, Евсевий приводит список книг еретических и не принятых Церковью: Евангелия Петра, Фомы и Матфея, а также Деяния Андрея и Иоанна. Константинов заказ на пятьдесят христианских Библий Итак, канон не оформился окончательно даже к дням Кон­стантина, несмотря на то что все «ортодоксальные» христи­ане были согласны в том, что Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна являются каноническими писаниями. Кон­стантин не имел отношения к этому решению. Фактически в древних источниках есть только один намек на то, что Константин мог сыграть какую-то роль в формиро­вании канона, и, возможно, именно его имеет в виду Лью Тибинг, когда говорит Софи Невё о том, что «Константин финансировал написание новой Библии, куда не входили бы Евангелия, говорившие о человеческих чертах Христа» (с. 283). В своем «Житии Константина» Евсевий сообщает нам, что в 331 году император обратился лично к Евсевию с прось­бой о создании пятидесяти рукописных списков Библии для церквей, которые он строил в своей столице, Константино­поле. Эти книги следовало «написать на хорошем пергамен­те, четким почерком и в удобной компактной форме профес­сиональным переписчикам, изощренным в своем искус­стве»11. Евсевий замечает, что, едва получив этот заказ на Библии, он тут же выполнил его, — по-видимому, использовав для переписки этих рукописей скрипторий (помещение для копирования от руки книг) своей домовой церкви в Кесарии. Этот заказ на Библии не подразумевал со стороны Констан­тина никаких требований касательно того, какие Евангелия исключать (те, в которых подчеркиваются человеческие свой­ства Христа), а какие — включать (делающие акцент только на Его божественности), и, вопреки утверждениям Тибинга, ничто не указывает на то, что это привело к сожжению осталь­ных евангелий. Константину нужны были Библии для его цер­квей, и он заказал их Евсевию, чья домовая церковь была хоро­шо оборудована и могла обеспечить их производство. Их содержание не обсуждалось, поскольку и Константин, и Евсе­вий явно знали, какие книги следовало включить в эти Библии: разумеется, четыре Евангелия, которые уже были повсеместно приняты у ортодоксальных христиан, а возможно, и другие книги также. Как оказывается, у нас есть два великолепных списка Библии, относящихся именно к этому периоду, — Синай­ский кодекс и Ватиканский кодекс. Некоторые ученые выска­зывали мнение, что это — две из копий, которые подготовил Евсевий во исполнение приказа Константина. Заключение: завершение формирования канона Как мы видели, Лью Тибинг был прав, утверждая, что «Библия не свалилась с небес нам на головы». Новый Завет рождался в течение долгого времени, в процессе затяжных споров и раз­ногласий между христианами пс* поводу состава входящих в него книг. Однако мнение Тибинга о том, что к этому процес­су имел какое-то отношение Константин, — или что какая-либо отдельная личность, пусть даже император, могла за одну ночь «переписать» христианскую Библию, — глубоко ошибочно. Формирование канона началось задолго до Константина, а Четвероевангелие Матфея, Марка, Луки и Иоанна прочно утвердилось в нем фактически за 150 лет до его эпохи. С другой стороны, не менее поразительно то, что даже в эпоху Константина окончательного решения по этому вопросу так и не было принято — ни самим Константином, ни Никей- ским собором, который он созвал (и который практически не обсуждал проблему канона). Об этом свидетельствует то, что даже у Евсевия не было представления об окончательном вари­анте канона Священного Писания: статус некоторых книг все еще не был защищен от нападок. И это положение сохраня­лось еще в течение последующих десятилетий. Для некоторых людей это потрясение — узнать, что наш канон, состоящий из двадцати семи книг, не мог установиться в течение трехсот или более лет после того, как были написа­ны сами книги Нового Завета. Фактически первым (из тех, о ком мы знаем) перечислил все эти книги (эти двадцать семь, и никакие другие) как книги Нового Завета человек, живший в конце четвертого столетия, приблизительно через пятьдесят лет после смерти Константина. В одной из предыдущих глав мы уже говорили об Афанасии, который юношей сыграл важ­ную роль на Никейском соборе. Позже он стал епископом Александрии и влиятельной фигурой во всем христианском мире. Ежегодно он писал епископские послания церквям Египта, находившимся под его юрисдикцией, в которых уста­навливал дату Пасхи (это было еще до календарей, в которых даты праздников вычислены на годы вперед) и давал им пас­тырские наставления, какие считал нужными. В тридцать девятое такое послание, написанное в 367 году н.э., Афанасий включил, среди прочих наставлений, список книг, которые, на его взгляд, следовало читать в церкви в качестве канониче­ского Священного Писания. Он перечислил двадцать семь книг нашего Нового Завета — ни больше, ни меньше. Это пись­мо знаменует собой завершение формирования канона хри­стианской Библии. Споры по этому поводу продолжались еще в течение нескольких десятилетий, но со временем большин­ство христиан в конце концов согласилось с каноном, предста­вленным Афанасием, так что в каком-то смысле именно он сказал последнее слово в споре о том, какие книги будут, а какие не будут составлять канон Нового Завета.



Когда Константин и главы церкви договорились, в Византийской империи христианство стало государственной религией. И наслаждались «огнём и мечом». А что досталось Константину? Верный Евсевий переписал его биографию и составил новую - на манер биографий великих подвижников. Ну надо ж было отблагодарить человека "по-божески"! Сбылась мечта матушки императора - так Елена и Константин стали святыми.

А что христиане?
Первым делом, христиане уничтожили храмы религии прежней. В Александрии одним из главных храмов была библиотека. Её христиане разрушили, а свитки сожгли или разграбили. Так христиане уничтожили Александрийскую библиотеку, убили множество евреев и философов, представителей прежней религии.

Как это происходило, очень хорошо показано в фильме "Агора".
В Александрии жила очень популярная по тем временам женщина философ, Ипатия. Христиане настигли её и зверски убили, отскребая мясо и кожу ещё живой женщины от костей. Надо ли говорить, что в то время уже в христианстве духовность была в загоне, а правили кровожадные безумцы? И главная цель их была власть.

Христианская церковь помешалась на власти. Ей было мало. Постепенно церковь подменила собой многие институты власти. Она была освобождена от налогов. Она венчала, крестила и отпевала, вела перепись населения, решала финансовые споры между купцами, брала десятину от доходов и тд. Но и этого было мало.

В те времена Византия торговала со всеми странами. И тогда византийские священники уломали царя сделать такое: всякий нехристианин, кто хотел торговать с Византией, должен был платить треть от своих доходов. А если он хотел оптимизировать свои расходы и платить лишь десятину, то надо было всего-навсего стать христианином. Так очень быстро многие окружающие государства становились христианскими.

Уилльям Бранхам был далеко не первым, кто учил о «церковной десятине». Такая доктрина существовала в христианстве еще задолго до его рождения. Всё это лишь подтверждает, что он её попросту перенял.

____________________________

История формирования учения о «церковной десятине»?

____________________________


С начала зарождения христианства физические нужды церкви восполнялись приношением добровольных пожертвований верующих. Позже в христианской среде стали происходить большие перемены.

В «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона» находится следующая информация:

На Турском соборе (Council of Tours) происходившим в 567 году, было принято решение призвать всех верующих платить десятую часть доходов в пользу церкви. Всё это было на добровольной основе, без каких либо обязательств.

Впервые христианская церковь, ссылаясь на Библию, обязала платить десятину в 585 году. 23 октября 585 года на Маконском соборе было принято решение об обязательной уплате десятины. Это уже не было добровольным делом каждого христианина, потому что за неуплату угрожали отлучением от церкви. Состав участников такого собора был исключительно церковным. Светские лица, включая самого короля, в обсуждении участия не принимали.

Немного позднее, в 779 году король франков Карл Великий превратил десятину в государственный налог, который налагался на всех под страхом уголовного наказания.

Со временем церковные служителя все более и более увеличивали тяжесть этого налога, первоначально взимавшегося лишь с доходов земледелия, но позднее десятину стали требовать буквально со всех прибыльных занятий, особенно с 12 века при папе Александре III.

С усилением власти королей, служителям церкви пришлось делиться десятиной и с ними. Благодаря тому, что десятина представляла собой весьма крупный доход церкви, это порождало борьбу за обладание ею. Примером этому может служить вековая борьба из-за «церковной десятины» в Польше между высшими слоями общества и церковнослужителями. Подобный пример описан в книге профессора истории Николая Любовича «История реформации в Польше».

Основной тяжестью десятина ложилась на простой люд, ведь высшие слои населения часто от неё освобождались. Отмена десятины была одним из требований крестьян во времена многих восстаний. Примером этого может служить Аутинское восстание.

Десятина существовала и на Руси. В 10 веке она была установлена князем Владимиром. Для сбора десятин существовали особые должностные лица называемые десятильниками. Кроме десятильников после Стоглавого собора появлявились еще и десятские священники, исполнявшие часть обязанностей десятильников. Согласно историческим данным, в Москве они существовали еще в 18 веке.

Одним из первых ударов по «церковной десятине» произошел во время реформации, когда католическая церковь лишилась многих своих владений и доходов. Хотя в странах, которые по-прежнему оставались под католическим влиянием, десятина продолжала существовать.

С 18 века началась эпоха свержение десятины. Пример этому был подан Францией, где благодаря великой французской революции 1789 года, десятина была полностью убрана.

Вскоре десятина была отменена в Швейцарии, Баварии, Саксонии, Австрии, Пруссии, а также во многих других государствах.

И хотя светскому обществу удалось свергнуть данный вид религиозного налога, всё же «церковная десятина» продолжала оставаться частью церковного учения многих христианских течений.

Даже и сегодня этот пержиток прошлого пользуется немалой популярностью. Нередко можно встретить проповедников, призывающих посетителей своих собраний принести в церковную казну 10% заработанных денег.

Иногда некоторые служителя, пользуясь неведением своих прихожан, прибегают к откровенному шантажу постоянно напоминая им место Писания из книги Малахии 3:8.

«Можно ли человеку обкрадывать Бога? А вы обкрадываете Меня. Скажете: "чем обкрадываем мы Тебя?" Десятиною и приношениями. Проклятием вы прокляты, потому что вы - весь народ - обкрадываете Меня. Принесите все десятины в дом хранилища, чтобы в доме Моем была пища, и хотя в этом испытайте Меня, говорит Господь Саваоф: не открою ли Я для вас отверстий небесных и не изолью ли на вас благословения до избытка?» [Малахия 3:8-11]

После цитирования данного отрывка, обычно следует призыв давать десятины, при этом обещается, что после того как 10% заработной платы будут принесены, Господь откроет Свои хранилища и засыплет таких людей благословениями. В противном же случае не стоит ожидать и благословений. Ведь, по мнению подобных проповедников, верующий, не дающий «церковную десятину», обкрадывает Самого Господа Бога.

Конечно же, для простого прихожанина, ввиду непонимания библейского учения о десятине, очень сложно не ответить на подобный призыв.

Но «тщетно их поклонение: они учат человеческим заповедям, как Моим». [Марка 7:7, РБО 2011 г.] Поэтому, как некогда сказал Иисус: «если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными». [Иоанна 8:31-32]

Только познав истину, можно по-настоящему стать свободным от всяких человеческих предрассудков и преданий религиозных старцев.

Учение о десятине, как его проповедуют современные христиане,

не только отсутствует в новом завете,

но даже и не соответствует ветхозаветному учению о десятине
.


То же самое произошло и с Россией. Князь Владимир понял все выгоды от христианского существования и принял христианство для Руси. Жениться ему пришла пора или охота, а у греков была прекрасная партия для князя – царевна Анна, дочь царя Василия III. Просто церковные деньги и жена, а так ничего личного.

Денег у церкви стало очень много. Слишком. И центров церковных, которые деньги распределяют, - тоже. И не поделили священники деньги, стали ругаться и требовать себе больше.

И стали прикрывать свой конфликт… несогласием в отношении проповедуемого учения.
В итоге расстались и распались, так и не договорившись по-мирному.

Как раскололось христианство

960 лет назад христианство окончательно раскололось на католичество и православие

Wikimedia Commons

Летом 1054 года начался раскол христианства на католичество и православие: папский престол в Риме и патриарший в Константинополе обменялись анафемами. «Газета.Ru» вспоминает об этом конфликте, поводом для которого стал богословский спор об одном слове из «Символа веры».

17 июля 1054 года переговоры между представителями Восточной и Западной церкви в Константинополе были прерваны. Так начался раскол христианской церкви на две ветви — католическую (западную) и православную (восточную).

Христианство стало государственной религией в Римской империи на самом ее закате, в IV веке, при принявшем крещение императоре Константине. Однако затем на некоторое время, при Юлиане II, империя снова стала языческой. Но уже с конца столетия христианство стало безраздельно господствовать на руинах империи. Христианская паства была разделена на пять патриархатов — Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский, Константинопольский и Римский. Именно два последних стали ведущими и самыми значительными с первых веков христианства.

Но церковь не была единой уже в свои ранние века.

Сначала священник Арий проповедовал, что Христос не был одновременно и человеком, и Богом (как предписывает считать догмат о Троице), а был только человеком. Арианство было названо ересью на Первом вселенском соборе в Никее; однако арианские приходы продолжали существовать, хотя в дальнейшем и стали ортодоксально-христианскими.

В VII веке после Халкидонского собора от основной ветви откололись армянская, коптская (распространенная на севере Африки, преимущественно в Египте), эфиопская и сиро-яковитская церкви (ее антиохийский патриарх имеет резиденцию в Дамаске, но большая часть ее верующих живут в Индии) — которые не признали учение о двух естествах Христа, настаивая на том, что у него была только одна — Божественная — природа.

Несмотря на единство церкви от Киевской Руси до севера Испании в начале XI века, между двумя христианскими мирами зрел конфликт.

Западная церковь, опиравшаяся на папский престол в Риме, основывалась на латинском языке; византийский мир использовал греческий. Местные проповедники на востоке — Кирилл и Мефодий — создали новые азбуки для пропаганды христианства среди славян и перевода Библии на местные языки.

Но были и совсем мирские причины для противостояния: Византийская империя видела себя преемницей Римской, однако ее мощь из-за арабского наступления в середине VII века снизилась. Варварские королевства Запада все больше христианизировались, и их правители все чаще обращались к папе как к судье и легитиматору их власти.

Короли и византийские императоры все чаще вступали в конфликты в Средиземноморье, поэтому спор о понимании христианства стал неизбежен.

Главным поводом для конфликта между Римом и Константинополем стал спор о филиокве: в западной церкви в «Символе веры»Верую... И в Духа Святаго, Господа Животворящаго, Иже от Отца исходящаго...») было добавлено слово filioque («и сына» с латинского), что означало снисхождение Святого Духа не только от Отца, но и от Сына, что вызвало дополнительные богословские дискуссии. Эта практика в IX веке еще считалось допустимой, но в XI веке христиане западного обряда полностью приняли филиокве. В 1054 году в Константинополь прибыли легаты папы Льва IX, которые после безуспешных переговоров отлучили восточную церковь и патриарха.

Появилась и ответная анафема Синода Константинопольского патриархата, после которой из текста литургии на востоке исчезло упоминание папы.

Так начался раскол церквей, продолжающийся по сей день.

В 1204 году противостояние церквей приобрело еще более жесткий характер: в 1204 году крестоносцы в ходе Четвертого Крестового похода взяли Константинополь и подвергли его разорению. Конечно, в большей степени в этом была заинтересована Венеция, уничтожавшая, таким образом, конкурента на путях средиземноморской торговли с Востоком, но уже тогда отношение к православию у крестоносцев мало чем отличалось от отношения к «ереси»: храмы были осквернены, иконы разбиты.

В середине XIII века тем не менее были предпринята попытка объединения церквей в рамках Лионской унии.

Однако политика здесь победила богословие: византийцы заключали ее в период ослабления своего государства, а затем уния перестала признаваться.

«Богдан, зачем отдал Украину москалям поганым?»

360 лет назад Левобережная Украина перешла под протекторат России

Памятник Богдану Хмельницкому в Киеве
ИТАР-ТАССПамятник Богдану Хмельницкому в Киеве

360 лет назад — 27 марта 1654 года — царь Алексей Михайлович подписал «Мартовские статьи» и Левобережная Украина перешла под протекторат России. В дальнейшем эти события вызвали обилие толкований — от воссоединения одного народа до создания первого украинского государства.

360 лет назад — 27 марта 1654 года (14 марта ст.с.) — царь Алексей Михайлович одобрил договор между гетманом Запорожской Сечи Богданом Хмельницким и Москвой о переходе гетмана и Войска Запорожского «под руку» московского престола. Принятие «Мартовских статей» стало завершением процедуры присоединения Левобережной Украины.

Следует заметить, что присяга армии Хмельницкого московскому царю стала итогом драматических и кровавых событий на Украине в середине XVII века. В этот период большая часть современной Украины (кроме Буковины, Закарпатья, Крыма и Северного Причерноморья) была под контролем Речи Посполитой — единого польско-литовского государства. Оно возникло вследствие «королевской унии», заключенной в середине XIV века. С 1569 года согласно так называемой «Люблинской унии» государства объединились уже на постоянной основе. В результате этого союза польская аристократия (шляхта) стала главной силой в государстве.

Веротерпимость Великого княжества Литовского (сами литовцы приняли католичество лишь в 1389 году) уходила в прошлое.

Элита стремительно католизировалась, а в 1596 году была заключена Брестская уния — переход ряда западнорусских епископов в католическое вероучение с сохранением православных обрядов. Так появилось униатство (греко-католичество), которое стало еще одним фактором раскола на украинских землях.

Историк рассказывает о корнях украинского национализма

Религиозная реформа происходила одновременно с формированием украинской нации. Однако в середине XVII века этот процесс был, мягко говоря, далек от завершения — так, исследователь «порубежья» Московского царства и Речи Посполитой А.И. Папков утверждает, что «в первой половине XVII века православное население Польши именовало себя «русским».

Были у волнений и экономические причины — в первую очередь крепостное право. Теперь крестьяне не могли менять своего феодала в Юрьев день, а землевладелец мог ужесточать поборы со своих холопов. Дополнительным фактором стало то, что непопулярными занятиями — ростовщичество, шинкарство (розничная торговля спиртным), сбор налогов — часто занимались евреи, к которым Польское государство относилось терпимо.

В результате у крестьян было лишь два выхода: или поднимать восстания (в 1620–1630 годы таковых было достаточно много), или уходить в казаки.

Эта социальная военизированная группа существовала ниже Днепровских порогов (в Запорожье) с середины XV века. В казаки уходили наиболее активные молодые люди, жили казаки «набеговой экономикой» — боролись и с крымскими татарами, и с польскими шляхтичами. Чем сильнее становился гнет дворян Речи Посполитой, тем больше людей отправлялись в Сечь. Художественное описание жизни казачества оставил Н.В. Гоголь в повести «Тарас Бульба».

Таким образом, казацкий фактор играл все большую и большую роль в жизни украинских земель. Непосредственным поводом для восстания Богдана Хмельницкого стало разорение его хутора Суботова польским магнатом. Хмельницкий отправился в Сечь, в январе 1648 года был избран гетманом (главой запорожских казаков) и поднял восстание. Казаки, несмотря на нерегулярность своих формирований, пользовались большой крестьянской поддержкой и одержали несколько военных побед – при Желтых Водах и Корсуни. Казаки Хмельницкого контролировали к лету 1648 года всю Левобережную Украину и двинулись через Днепр – в Киевщину, Браславщину, Подолье. Тогда же произошли и первые переговоры между гетманом и Москвой. Однако искать в них стремление к воссоединению не стоит — это была часть политического процесса, ведь Богдана Хмельницкого тревожила «возможность включения России в борьбу с восставшими украинцами» (как утверждает А.И. Папков).

Однако Москва в первые годы сохраняла нейтралитет.

Восстание сопровождалось сожжением панских имений, массовым истреблением поляков и евреев. В августе 1649 года был заключен Зборовский мир между польским королем и гетманом Хмельницким. По нему в реестр казаков (то есть получавших такой официальный статус) входило 40 тыс. сабель, Чигирин становился столицей украинской автономии — Гетманщины, все участники восстания амнистировались, а евреи с территории автономии изгонялись. Однако через несколько лет конфликт снова разгорелся – причем полякам удалось принудить Хмельницкого к подписанию невыгодного для него Белоцерковского мира (реестр сокращался, а сам гетман лишался права международных переговоров).

Тем не менее Богдан Хмельницкий решился на то, чтобы обратиться к Москве за протекторатом.

В 1653 году на Земском соборе (ставшем предпоследним в русской истории) решение о принятии Хмельницкого в подданство было поддержано.

Предлог для ссоры

В январе 1654 года в Переяславе (ныне Переяслав-Хмельницкий, город с населением 31 тыс. человек в составе Киевской области) была собрана Рада и было принято решение о принятии протектората России. Естественно, это не могло не привести к войне Москвы и Варшавы. Она продолжалась 13 лет и завершилась Андрусовским перемирием 1667 года. По нему Россия не только получила Смоленск, но и контроль над Левобережной Украиной. Киев вошел в состав России на два года, но по миру 1686 года Москве удалось его оставить за собой. Для России контроль над Левобережной Украиной позволял снизить опасность набегов на Дикое поле — колонизируемые степи и лесостепи современного востока Украины и Ростовской, Воронежской, Белгородской, Курской и других областей России.

Теперь борьбу против набегов из Крыма можно было вести вместе с казаками, что привело к уменьшению крымской опасности для колонистов.

Но такое грандиозное событие не могло восприниматься только с прагматичных позиций. Уже через 20 лет после Рады настоятель Киево-Печерской лавры Иннокентий Гизель пишет «Синопсис», в котором впервые характеризует Переяславскую раду как «воссоединение». В историографии имперского периода акцентировалось внимание на «объединении разорванного народа», так как считалось, что великороссы, малороссы и белороссы суть ветви одного большого русского народа. Так, в «Кратких очерках русской истории» консервативный историограф Д.И. Иловайский описывал события как «Малороссийский вопрос», стараясь вообще не использовать слова «Украина» и «украинский».

Он говорит о «стремлении к воссоединению Юго-Западной Руси и Северо-Восточной».

Кроме того, события середины XVII века подогревали антипольские настроения. Так, например, националист Михаил Юзефович во второй половине XIX века, когда устанавливался памятник Хмельницкому на Софийской площади в Киеве, предлагал проект, где конь гетмана топчет поляка.

В свою очередь, складывающаяся украинская нация XIX века подчеркивает свою разность с русскими. «Отец украинской историографии» Михаил Грушевский писал в «Истории украинского народа», что «все заставляет сомневаться, что он (Богдан Хмельницкий) думал о создании какой-либо прочной и тесной связи» с Москвой.

Историк противопоставлял «конституционные привычки» украинского населения «самодержавным принципам» Москвы.

Грушевский видел в Хмельницком лидера украинского государства, лишь использовавшего Москву в борьбе с поляками как непосредственными угнетателями (так же, как и крымского хана). Но для западноукраинских интеллектуалов Хмельницкий воспринимался именно как человек, в борьбе за Украину потерявший ее свободу. В полном тексте песни «Ще не вмерла Украина» (ныне ее часть – официальный гимн Украины), которую Павел Вербицкий написал в 1862 году, а в 1863-м она была опубликована в львовском журнале «Мета», в одном из куплетов есть обращение к Хмельницкому:

«Ой, Богдан, Богдан, славный наш гетман, зачем отдал Украину москалям поганым?»

В советское время была сформулирована идея «братских народов». С помпой было отмечено 300-летие Переяславской рады. Помимо передачи Крымской области из РСФСР Украине, в честь гетмана был переименован областной центр Проскуров в Правобережной Украине. Официальный нарратив говорил: «Воссоединение Украины с Россией отвечало коренным интересам обоих народов, способствовало их дальнейшему экономическому, политическому и культурному развитию, росту производительных сил Украины и России, всестороннему взаимообогащению культур».

В постсоветской украинской историографии Хмельницкого стали рассматривать как одного из отцов государственности. Была сформулирована концепция «украинской национальной революции». В 2003 году, как пишет украинский историк Г. Касьянов, была издана брошюра, авторы которой оценивают Переяславскую раду и личность Хмельницкого. В ней говорилось, что гетман был создателем «президентской республики» на Украине XVII века, утверждается, что у созданного Богданом государства был «бездефицитный бюджет» и т.д. Естественно,

подобные заявления выглядят анахронизмами – попытками создать национальную историю, оперируя современными понятиями.

Впрочем, попытка изобразить Богдана Хмельницкого, царя Алексея Михайловича и других участников этого процесса людьми ХIX–ХХ века, размышляющими в категориях «национальных идей» (в то время еще абсолютно не существовавших), — это болезнь любой национальной историографии – и российской, и украинской.

В результате образовавшиеся православная и католическая церковь пошли каждая своим путем. Обе деноминации пережили раскол, в зоне постоянного соприкосновения католичества и православия — на Западной Украине и в Западной Белоруссии — возникло униатское течение. Его последователи в 1589 году подписали Брестскую унию, признав верховную власть Римского папы, но сохранив греческую обрядность. В нем были крещены многие крестьяне, потомки которых стали затем убежденными униатами.

Униатство (или греко-католичество) после присоединения этих земель к России преследовалось.

В 1946 году Брестская уния официально была упразднена, а греко-католические церкви на Украине и в Белоруссии были запрещены.

Возрождение их состоялось только после 1990 года.

В ХХ веке много раз говорилось о необходимости объединения церквей. Возник даже термин «сестры-церкви», возникло мощное экуменическое движение. Однако до реального сближения католическому и православному престолам все еще далеко.


О том же - мнение православной церкви (см. дополнение)

http://s30668851382.mirtesen.ru/blog/43803403783/HRISTIANSTV...)



Так образовались нынешние не католические церкви. Число их постоянно менялось, они сливались друг с другом, вступали в политические союзы, расходились.

Так Православная церковь взяла на себя единоличное правление на Востоке, а Римская - на Западе. Мир не достигнут до сих пор. Ничего личного, снова деньги и власть.

Христианство не добавило Руси духовности. Как может церковь, утерявшая на тот момент учение Христа и Дух святый, дать людям больше пищи духовной, чем у них было до прихода новой церковной власти? Никак. Сколько было, больше не прибавилось.
Духовности тогда было как-то очень мало. А излишеств и пороков очень много. Настолько, что обсуждать это и наказывать виновных на великие соборы приезжали главы церкви из Византии.

А в это время Византия подвергались постоянным военным нашествиям. И, в конце концов, турки взяли Византию, её церкви переделали в свои мусульманские храмы. И не стало православного центра.

И тогда растущая уже Московия объявила себя правопреемницей Византии и Православным центром. Собственно, никто не возражал, так как Московия

Картина дня

наверх