На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Славянская доктрина

6 443 подписчика

Свежие комментарии

  • Leonid PlиGin
    Написано сумбурно, непонятно и безграмотно.О националистах, ...
  • Валерий Никитин
    по меньшей мере странная сентенция. хотите поговорить о мне лично?)О националистах, ...
  • Астон Мартин
    "Повторюсь.Ты записной дурак"...как вы думаете , такие вещи забываются , нее ???🤔О националистах, ...

Телохранитель

Телохранитель.

«Услужливый дурак опаснее врага»

Народная поговорка

 

– 1 –

С тех пор как я начал писать рассказы о службе моих товарищей и моей на нашем славном и могучем Военно–Морском Флоте, я начал понимать товарища Пикуля, которого всегда страдал и мучился над первой фразой своей новой книги. И, действительно, вопрос: «А как начать» не праздный, ибо с первой фразы многое становится понятно читателю…

В центральном было жарко – и в прямом и в переносном смысле… Ух, первая фраза написана, теперь как–то легче стало. Центральный – это такое помещение в отсеке ПЛ, в котором собраны воедино «мозги» экипажа и приборы, помогающие этим «мозгам» управлять лодкой. Представьте себе цилиндрик стальной диаметром 7 с копейками метра и длиной 9 метров, разделённый на 2 палубы, то есть на 3 части. В самом низу – «трюм», в который напиханы насосы, клапана, кингстоны и куча трубопроводов больших и маленьких. Снизу, на подволоке, светят, изображая свет, несколько «таблеток» – светильники такие, наполняя помещение каким–то непонятным для нормального человека состоянием безнадёги. С обратной стороны подволока, то есть на нижнем настиле, размещены всякие там помещения (не будем уточнять какие) и одно из них называется рубкой  радистов,  в  котором  и  пребывает  один  из  героев  моего повествования – мичман Слава

Пупкин (я уже как–то писал о нём в моих «Кратких историях»)

Опишем его вкратце: рост – метр шестьдесят с ботинками, вес – около пятидесяти с теми же ботинками, лицо одухотворённое (в трезвом состоянии), склонен к мечтательности, пьянству и разгильдяйству, не женат. Но специалист неплохой, что его неоднократно и выручало по жизни.

Что он в рубке делает – описывать не будем, но связь работала на выходе в море устойчиво, а, следовательно, спасибо ему и на этом. До конца второй части моего повествования Славик нам, в принципе, и не понадобится – так что пусть он там плавает на волнах своих спокойненько, ибо не догадывается о своём предназначении в этой жизни…

Сверху находится ещё один настил, который разделён (условно) как бы на 2 части: та, что ближе к носу и является центральным постом, а та, что к корму – вотчиной старшины команды машинистов–трюмных мичмана Метельникова Владимира Сергеевича, гарного хлопца и потомственного казака. Описывать его не буду, ибо описан он мною в рассказе «Приём топлива».

Лодка находится на ходовых испытаниях после заводского ремонта в ныне почившем в бозе «Дальзаводе» города Владивостока. На борту порядка 200 человек – экипаж и плюс сдаточная команда завода. В центральном теснота, духота и плюнуть некуда – всё забито народом. И всё при деле – механик со старпомом сидят в креслах перед столиком, новая поверхность которого обклеена всякими рисунками, исполненными рукою старшего лейтенанта Пониковского Станислава Семёновича в своё время (в вечернее и ночное время, ибо днём делать было некогда). Старпом – капитан–лейтенант Куркин Алексей Никодимович – шелестит листами одновременно двух книжек – с корабельными учениями и суточными планами, ухитряясь делать пометки и там и там, ничего не пропуская и не путаясь во временах и датах, но сверяясь с записями в ВЖ ЦП (вахтенном журнале центрального поста).

Станислав Пониковский, увешенный двумя секундомерами и вооружённый логарифмической линейкой и калькулятором, держал в руках эмэлку и доставал подчинённых на боевых постах своими приказаниями. Перед ними лежал так ненавидимый ныне механиками Журнал ТТД БИТС ПЛ (Журнал учёта тактико–технических данных боевого использования технических средств подводной лодки) и заполнял всяко разные таблицы. Ну любил он это дело – потом это ему не раз пригождалось и выручало, в казалось бы, самых безвыходных ситуациях… Но сейчас не об этом.

В силу своей дотошности и нудности характера, воспитанной суровым отцом и более суровыми обстоятельствами флотской службы, механик любил знать ответы на любой поставленный по поводу и без повода командиром вопрос, типа «Сколько мы ещё сможем под водой просидеть»; «А какая фактическая производительность ГОНа на глубине 100 метров»; «А сколько можем принять лишней воды в уравнительную, удерживаясь рулями» и так далее. Чтобы это знать механик должен был постоянно вести учёт многих параметров и данных, начиная от солёности воды и кончая степенью заполнения баллонов гальюнов.

Лодка находилась в море уже вторую неделю. В основном, основные пункты программы ходовых испытаний были выполнены, лодка сходила на ГВП (глубоководное погружение), достигла своей предельной глубины – на лодке была произведена модернизация, отразившаяся на состоянии прочного корпуса, поэтому и погружалась она не только на рабочую, но и на предельную глубину, откатали акустику, то есть замерили шумность корабля на положенных глубинах, а теперь просто ходили на глубине, отрабатывая экипаж и механизмы к длительной работе под водой после заводского ремонта.

Глубина хода была 40 метров, рули в «ноле». В центральном тихо и спокойно, царит полумрак, каждый занят своим делом. Внезапно из третьего донеслось:

– Центральный, грязная 2 полная!

Грязная – это цистерна грязной воды. Пониковский не понял и спросил убогого:

– Её откачивали полчаса назад под перископом, с чего бы это?

Из отсека промолчали. Запросив добро у командира, механик убыл в третий. Фактически в умывальнике стояла вода и никоим образом уходить оттуда не собиралась. Пройдя на камбуз, механик увидел такую же радующую непонятно кого картину – обе раковины были наполовину заполнены водой, кок «хрючил» (спал) себе спокойненько, а из крана забортной воды полной струёй лилась вода.

Душа Станислава вознегодовала. От подзатыльника кока сдуло с табуретки. Кран был закрыт и отсутствие весёлого журчания подсказало старлею, что грязная фактически полная. Показав кулак коку, механик величественно удалился, не забыв прихватить два услужливо намазанных окончательно проснувшимся коком ломтя хлеба, щедро намазанных маслом, для себя, любимого, и для старпома, бедного…

Вернувшись в центральный и отдав второй кусок старпому, Пониковский доложил командиру обстановку и запросил добро откачать грязную. Командир решал свои проблемы с главным строителем, поэтому махнул рукой механику – мол, твори что надо.

– Трюм, приготовить помпу из–за борта за борт! Проверь обжатие клапанов на уравнительную!

Там зашевелилось, послышались звуки контакта тела бойца с клапанами, сопровождаемое старозаветным «Ой, бля…», после чего из трюма донеслось:

– Готова помпа из–за борта за борт! На уравнительную клапана обжаты!

Механик открыл приёмный кингстон и сказал вниз:

– Пошла помпа из–за борта за борт!

Раздался щелчок и помпа «зачавкала»

– Подбей колпаки, сколько можно учить!

Для снижения шумности на каждом цилиндре есть воздушный колпак, в котором под давлением находится воздух, который гасит «толчки» воды. «Чавканье» прекратилось.

– Работает помпа из–за борта за борт, нагрузка … ампер, давление – … кг/см2.

Механик убедился что всё нормально и дал команду в трюм:

– Открыть клапан на грязную два.

Клапан был открыт, о чём боец и поведал в центральный. Пониковский закрыл приёмный и также сообщил эту важную новость в трюм с тем, чтобы боец отливным клапаном регулировал устойчивую работы помпы. Минут через пять трюмный радостно сообщил, что:

– Работает помпа на осушение ЦГВ–2 , нагрузка … ампер, давление – … кг/см2.

Механик успокоился и вернулся к своим обязанностям. Однако ещё через минут 10 из трюма доложили, что давление упало и надо провентилировать помпу. Механик, открыв приёмный, сообщил об этом вниз. Но помпа вентилироваться упорно не хотела. Стало ясно, как в божий день, что фильтр на всасывании помпы засорился («засрался» если быть точным), и что его надо чистить.  А что для этого надо? Правильно – закрыть приёмный, закрыть все клапана, отвернуть кучу гаек на крышке, снять саму крышку, вытащить дырчатый цилиндрик с ручкой и выложить всю срань, что внутри цилиндрика, в отдельно взятую кандейку.

Всё просто до безобразия. Все клапан были закрыты, фильтр вскрыт  и  очищен,  после  чего водворён на своё штатное место. Крышка установилась по–штатному и была обжата всеми гайками. На всё про всё ушло 15 минут. Далее повторилась процедура с открываниями клапанов, прокачиванием помпы «из–за борта за борт» и переводом её из «грязной два за борт». Помпа «качать» упорно не желала. Опять был открыть приёмный кингстон и помпа «провентилирована». Опять приёмный закрыли и помпа «качать» снова отказалась. Механик не поленился спуститься в трюм и проверить положение клапанов. Нужные клапана были открыты, ненужные – закрыты.

Это озадачило, но не напрягло. На борту сдаточная команда, куча работяг – пусть потеют – решил механик и подошёл к главному строителю, по прежнему что–то обсуждавшему с командиром. Обрисовав ситуэйшен, Станислав попросил вызвать главного спеца по трюмным системам – Анатолия Петрова, мужичка лет 45, грамотного, умелого, но страшного любителя выпить. Того разбудили, он спустился с торпедной палубы, где были установлены нары для сдаточной команды, и прибыл пред светлые очи главного строителя.

Тот также вкратце обрисовал ситуацию, механик рассказал алгоритм выполненных ранее мероприятий. Анатолий понял и с бодрым видом спустился вниз. Оттуда начали доноситься окающий говорок работяги, среднеазиатские восклицания моряка и клацание ключей. Пониковский по сигнализации проверил закрытие ненужных забортных отверстий и вернулся к своим обязанностям ВИМа (вахтенного инженер–механика).

Наконец из трюма донеслось:

– Готово, давайте провентилируем помпу!

Запросив «добро» у командира, механик открыл приёмный. Послышалось журчание воды из вентиляционного крантика (он установлен на крышке фильтра)

– Закрывай, провентилирован!

Механик закрыл.

– Готова из–за борта за борт!

Опять получив разрешение командира механик открыл приёмный и дал «добро» на пуск насоса.

Помпа заработала. Через минуты три раздался звук выстрела, весь отсек заволокло туманом и из трюма донеслось как бы эхом:

– Пи…ц!!!!

Пониковский соображал быстро. Поворотом ключа он закрыл приёмный и ринулся в трюм. В трюме плескалась водичка, Толян и боец были мокрые с головы до ног. Боец был в проходе около «машки» (холодильной установки провизионок), Толян сидел на фильтре, засунув свои руки под задницу, и дрожал как осиновый лист. Пониковский сдёрнул того с фильтра. Толян, не разгибаясь и, по–прежнему сотрясаясь всем телом и клацая зубами, уселся на те же руки на паёлину. При перемещении механик увидел, что под задницей, в руках у Толяна была его любимая шапка–ушанка, месяц назад подаренная ему самим Пониковским. Сверху в трюм спустился, отдуваясь, главный строитель и командир. Стас поглядел на крышку фильтра и всё понял, не понял он только одного.

Анатолий, ты за каким хреном крантик отвернул?

– Вода не шла, я хотел его приотвернуть и провентилировать.

Всё стало всем понятно. Крантик вырвало из резьбового отверстия и вода под давлением 4 кг/см2, радостно булькая, устремилась наружу. Боец Матросовым становиться не захотел, а Толян был воспитан ещё в советской школе. Поэтому, ничего не соображая, но думая, что совершает подвиг, сдёрнул с головы ушанку, и, поместив её на задницу, уселся на струю воды.

Бойца отправили переодеваться, другой боец заступил на его место. Толяна, которого с трудом разогнули и подняли наверх, осмотрел докторище (это я очень в уважительном смысле этого слова – ибо он был специалист классный и товарищ хороший), причём выяснилось, что всё мужское хозяйство и задница у Толяна радикально тёмно–синего и фиолетового цвета, и что его надо в госпиталь, но Толян отказался, хотя и потребовал, чтобы ему в качестве компенсации налили стопарик, на что главный строитель ответил ему известным всем жестом двумя руками – в смысле – «хрен тебе».

Вода из трюма была откачана и трюм засушен, с причиной отказа помпы качать разобрались – в грязную неведомыми путями попала тряпка и забила клапан на откачку грязной, электрооборудование было протёрто шилом, в общем, всё устаканилось, но с того выхода механик больше никогда никому не верил на слово, особенно в подводном положении

 

– 2 –

Плавание, то бишь ходовые испытания продолжились. Через день, после заряда АБ, погрузилась лодка в 09.00 в соответствии с суточным планом, столь нежно лелеемом капитан–лейтенантом А. Куркиным. Время в момент начала повествования уже было вечернее, лодка шла на глубине 100 метров на ходу «самый малый ЭДЭХ» (электродвигатель экономического хода), была удифферентована (то есть не всплывала и не погружалась), а народ отужинал и занимался уходом за АСИ (аварийно–спасательным инструментом), то есть, практически ничем, ибо всё АСИ было с «нуля», выкрашено, отдраено до зеркального блеска, так что моряки, в основном, делали вид, что драят АСИ, а сами, скорее всего, пребывали в горестных думах о столь нежеланном для них, но желанном для всех офицеров корабля, окончании ремонта.

И снова старпом – капитан–лейтенант Куркин А.Н. – шелестит листами одновременно двух книжек – с корабельными учениями и суточными планами, ухитряясь делать пометки и там и там, ничего не пропуская и не путаясь во временах и датах, но сверяясь с записями в ВЖ ЦП, а Станислав Пониковский, увешенный неизменными двумя секундомерами и вооружённый всё той же логарифмической линейкой и стареньким калькулятором, держит в руках эмэлку и снова достаёт подчинённых на боевых постах своими приказаниями.

В 09.10 в центральный зашел начальник штаба нашей почти что… бригады, которого специально прислали на ходовые испытания руководить комиссией. Все встали, вначале старпом, а затем и механик вкратце обрисовали ему обстановку на корабле и что и кто чем заняты. Начштаба обратился к механику:

– Механик, фактическую производительность ГОНа замеряли?

Пониковский повернул голову к своему любимому журналу, открыл соответствующую таблицу и доложил начшатаба о том, что замеряли, и что она (производительность) составляет: далее он перечислил производительность ГОНа через каждые 10 метров. Надо сказать, по техническим характеристикам ГОН, установленный на борту данной лодки должен был откачивать на глубине 100 метров 22 кубических метра воды в час из уравнительной за борт. Однако, на заводе всё просто – поставили на стенд насос, прикрутили две прямые трубы – на входе (всасывании) и на выходе (нагнетании) – и гидротормозом создают противодавление и пишут, и рисуют всякие графики, блея от радости. Но про эргономику наши заводчане слышали только в отдалении, а девонькам, которые разрабатывают наши подводные лодки, начхать на стендовые испытания всяко там непонятным им насосов. Поэтому вместо прямой трубы они делают кривую, абсолютно не задумываясь о гидродинамике.

На лодке капитана 3 ранга Владимира Владимировича Корчета труба отливная ГОНа была искривлена в 4-х местах, причём под радикально прямым углом. Вода – она же не дурная, ей влом – то на лево, то на право, вследствие чего производительность насоса резко падает из–за гидродинамических потерь. В связи с вышеизложенным 22 метра в кубе насос на этой лодке выдавал на глубине порядка 80 метров, а далее (то есть глубже) начинался, как любил выражаться товарищ Пониковский «напрасный перевод электронов». О чём он также доложил начштаба.

– А как вы замеряли и почему так мало? – был механику задан вопрос.

Механик (ну что взять со старлея) нудным голосом стал объяснять бывшему штурману, что «колена» трубы, что труб не переделать, что помпа после восьмидесяти качает независимо от глубины погружения с такой же производительностью – 20 кубов в час, и толку больше, и «электронов» на порядок меньше тратится. Начштаб в такие тонкости вникать не стал.

– Пустить ГОН и замерить производительность, – приказал он, видимо не поверив механику.

Станислав начал было объяснять капитану 2 ранга, что лодка удииферентована, что ГОН на такой глубине (напомню – 100 метров) «не сосает», как любил выражаться его боец трюмный, по ошибке зачатый и перемещённый из родного кишлака в трюм боевого корабля, что…, но был прерван начштаба, который указал неразумному, что на флоте сначала выполняют приказание, а потом его обжалуют.

Пониковский опустил своё немалое тело в произведение в конструкцию, также описанную мною в эссе «Выход в море», повернул голову к мичману В. Метельникову и сказал ему, чтобы он шёл в трюм и лично проследил за «гоблинами» в тельняшках во избежание всякого… Затем взял эмэлку и рявкнул:

– Трюм, приготовить ГОН из уравнительной за борт…

Помните как у Высоцкого: «А в ответ – тишина…», так и тут. Снизу было тихо и никто, даже крысы (коих на лодке после завода было как блох на сучке), не шевельнулся. Описывать все слова, которые произнёс старлей в адрес трюмных не стану, но даже они не возымели никакого эффекта. Наконец из трюма послышался голос старшины команды:

– Тащ, да они дрыхнут, козлы безрогие!

Только тот, кто служи на флоте поймёт – каково это спать на железе при температуре плюс 7 градусов.

Вован, пинай эти сперматозоиды, готовьте ГОН из уравнительной…

 Снизу послышались пинки и мат старшины, после чего в трюме началось броуново движение, умело направляемом Вованом. Через 2 минуты из трюма бодро доложили со среднеазиатским прононсом:

– Готов ГОН из уравнительной за борт!

Механик, понимая всю безнадёгу, ещё раз посмотрел на начштаба, но тот был суров и непреклонен. Станислав отвернул и обречённо сказал:

– Пошёл ГОН из уравнительной за борт! Боцман – рули на всплытие!

Послышался как бы лёгкий хлопок, шум работы электродвигателя и из глубин трюмных донеслось бодрое:

– Вищел ГОН из уравнительной за борт!

Ни нагрузки, ни режима работы, ни сколько откачено при этом доложено не было. Пониковский рявкнул в трюм:

– Ты щас сам туда выйдешь. Доклад по форме – я кому бумажки писал?

Наконец через минуту донеслось:

– Работает ГОН из уравнительной за борт. Режим – последовательно. Нагрузка – … ампер, откачено – ноль.

Пониковский посмотрел на приборы и увидел, что лодка начала медленно погружаться.

– Стоп ГОН, приготовить помпу из уравнительной за борт, боцман рули полностью на всплытие, телемех – снять отсчёты в процентах…

Всё было выполнено очень быстро. Оказалось, что вместо откачки приняли полторы тонны, но лодка «провалилась» только на пять метров. В течение 10 минут ПЛ была снова удифферентована, и механик со старпомом облегчённо перевели дух.

Но начштаба обуял бес деятельности. Вклинилось ему, что обязательно надо измерить производительность насоса. Ну колом встало ему это наваждение. Поэтому посовещавшись с командиром он принял решение подвсплыть на глубину 40 метров и провести замер производительности. По тревоге личный состав бросил АСИ где попало и убыл на свои боевые посты. Описав циркуляции и «прослушав горизонт» лодка всплыла на 40 метров. Там она была удифферентована, о чём Пониковский и доложил командиру.

Снова был пущен ГОН из уравнительной за борт и в течение 5 минут откачал энное количество воды. Пониковский рассчитал производительность и показал начштаба, присовокупив при этом свой столь горячо любимый журнал с расчётами. Всё совпало (я имею в виду – замеры и расчёты), но не совпала фактическая производительность насоса с формулярной.

Начштаба вознегодовал.

– У вас расходомер неверно показывает!

Пониковский ничего на это не ответил. Начштаба никак не успокаивался и требовал, чтобы замеры произвели с учётом точного знания исходного объёма удаляемой воды. Наконец, его осенило:

– Механик, сколько воды влазит в трюм кафердама?

– Три куба.

– Заполните кафердам и осушите!

Повторяю – лодка на глубине 40 метров. Пониковский попросил подвсплыть хотя бы на 5 метров.

– Зачем?

– Если тонуть начнём – чтобы успеть выплыть, – брякнул Пониковский.

– Вы мне прекратите тут панику наводить. Минёра ко мне, – это уже было сказано старпому.

Алексей Николаевич вызвал 1-ый отсек и передал через вахтенного, чтобы минёр прибыл в центральный. Через три минуты в центральном появился минёр. Так как он станет ещё одним главным «героем» этого рассказа, то обрисую накоротке его. Сын родителей, преподавателей училища ТОВВМУ (г. Владивостока) после школы поступил в сие учебное заведение и благополучно кончил его. В ремонте отсидел 2 года, дослужился до старлея, но во время приёма матчасти попал в аварию, сломал руку и на борту отсутствовал, поэтому с матчастью был знаком слегка эдак.

– Заполните через второй аппарат выгородку кафердама и доложите мне.

Тот бодренько ответил «Есть» и убыл, не говоря больше ни слова. Механик, понадеявшись на присутствие на торпедной палубе сдаточной команды, на всякий случай послал в кафердам трюмного, посадил Вована с двумя трюмными в трюм на ГОН и помпу, перегнал 400 литров из носа в корму, после чего сам, отстранив молодого боцмана, уселся на рули.

Старпом с разрешения командира объявил учебную тревогу, проинструктировал личный состав лодки и особенно 1-го отсека по мерам безопасности и по их действиям в случае поступления воды, а также, после подсказки механика, узнал нагрузку спеццистерн. Затем, опять–так по настоянию механика, ГГЭД (главный гребной электродвигатель) был приготовлен к работе.

Что надо сделать для того, чтобы заполнить кафердам? Из одной цистерны надо было перекачать воду в трюм. Делается это просто: нагружается система ВЗУ (воздуха к забортным устройствам), нагружается цистерна кольцевого зазора соответствующего борта и вода вытесняется воздухом в торпедный аппарат. На аппарате открывается сливной крантик, после чего вода, радостно булькая, устремляется в кафердам.

Просто как куриное яйцо. С первого через определённое время донеслось:

– Заполняется кафердам!

Механик слегка переложил рули на всплытие. Лодка держала глубину. Тишина стояла в отсеках.

– Первый, доклад через 20 сантиметров, механик – бди, – старпом взял бразды правления в свои руки.

– Вода встала, – донеслось из первого.

Пониковский попросил узнать – нагружена ли система ВЗУ. Из первого ответили – что нагружена. Ещё минуты через три было доложено:

– Пошла вода, скорость поступления – 20 сантиметров в минуту…

Пониковский всё понял сразу и резко переложил рули на всплытие, повернулся к старпому и закричал:

 – Лёха, пускай помпу! Мотор средний вперёд!!!

– Отставить, – вмешался начальник штаба, – механик, у тебя, что крыша поехала?

Как–то в рассказе «Я не сплю» я описал место, где сидит боцман. Пониковский продрался между «подсолнухом», столом и креслом старпома, толкнул боцмана к его рабочему месту, крикнув на ходу: «В руль и не дай Бог если что–то сделаешь без моего приказа!», после чего схватил эмэлку и крикнул вниз: «Пошёл ГОН из уравнительной за борт».

В это время лодка «клюнула» носом и боцман удивлённо сказал в пространство центрального, видимо обращаясь к командиру:

– Тащ, лодка погружается, рули полностью на всплытие…

– Боцман, телеграф на ГГЭД, зам, перегоняй из нома в корму, доклад через 200, – Пониковский в минуты опасности начинал соображать быстрее, чем всегда. Перегнувшись через старпома он перевёл рукоятку машинного телеграфа в положение «Полный вперёд». В это время заместитель по политчасти открыл клапан на перегонку воды в дифферентной системе и подгрузил дифферентную цистерну ВЗУ (дифферентная система – это 4 цистерны, расположенные попарно в носу и в корме, соединённые побортно трубами и служащие для приведения дифферента («наклона» в сторону носа или кормы) ПЛ к нулю при помощи перегонки определённого объёма воды в нос или в корму).

– Работает ГОН из уравнительной за борт, нагрузка – … ампер, откачано сто пятьдесят, – донеслось из отсека

– Прегоняется из носа в корму, перегнано 150

Из динамика послышалось срабатывание автоматов в пятом отсеке и шипение ВВД. На пульте ЭЭСПЛ (электроэнергетической установке подводной лодки) загорелись лампочки якорей ГГЭДа, погасла сигнализация опорожнения ШПМ (шинно–пневматической муфты), после чего сигнализация сообщила, что ДЭХ остановлен. Пятый доложил, что начал набирать обороты для выхода на режим.

– Глубина 80 метров, рули на всплытии, дифферент 4 градуса на нос…

– Центральный ГОН не качает…

– Пошла помпа из уравнительной за борт…

– Работает помпа из уравнительной за борт, нагрузка – … ампер, давление – 10, откачано пятьдесят, – донеслось из трюма.

– Глубина 100, лодка погружается, скорость 6 узлов, – доложил тихим голосом боцман.

– Механик, что происходит, – пришёл в себя начштаба, – почему погружаемся? Продувай нос! (то есть носовую группу ЦГБ – цистерн главного балласта)

Механик ничего не ответил, напряжённо размышляя над ситуацией и прорабатывая все известные ему варианты возможных событий. В его голове с такой скоростью решались эти задачи, что если бы его бывшая преподавательница Юлия Николаевна Давыдова, даже и не представляющая о таких способностях своего бывшего ученика, узнала об этом – то поставила бы ему пятёрку по математике «автоматом» без экзамена…

– Не знаю. Алексей, объявляй аварийную тревогу, – рявкнул в ответ Пониковский, соображая – всё ли он успел сделать, после чего демонстративно повернулся к начштаба задом и устремил свой взгляд на приборы, указующие на положение рулей, глубину, крен и дифферент.

– Глубина 150, дифферент встал – 4 на нос, рули на всплытии, лодка погружается, скорость 10 узлов, – в голосе боцмана начала сквозить какая–то безнадёга.

– Что происходит, – начштаба кричал и топал ногами, – командир, почему этот уё…к молчит? (имелся в виду Пониковский)

Командир был хоть и молод, но старой закваски, поэтому на глупые вопросы и он отвечать не стал, однако, в действия старпома и механика влезать также не стал, считая, что его вмешательство только повредит делу.

Крики начштаба усилились, но тут сказал своё веское слово главный строитель, бывший когда–то механиком ещё на «малютках», а потому всё видящий и понимающий. Он посоветовал начальнику штаба помолчать и не мешать людям делать своё дело. Начштаба начал возражать, но кончилось всё это тем, что очень вежливый в разговоре главный строитель послал начштаба на… (все поняли – куда). Начальник обиделся. Но возражать не стал, хотя никуда и не ушёл.

Скорость ПЛ продолжала нарастать, и Станислав приказал:

– Боцман. Бди за дифферентом. КГР (кормовые горизонтальный рули) только на всплытие, при перевалке через ноль – работать СГР (средними горизонтальными рулями)

– Аварийная тревога, нарастание дифферента на нос и поступление воды в 1-ый отсек, – объявил старпом по кораблю, даже не спрашивая разрешения у командира. С этого момента приказывать на корабле имели право только три человека – командир, старпом и механик.

– Глубина 280 метров, дифферент 2 градус на нос, дифферент отходит – 1,5 на нос, скорость по лагу 15 узлов, нарастает, скорость погружения замедляется…

Личный состав, который мы так любим ругать и тихо ненавидим, как я не раз замечал, в минуты опасности становится совершенно другим – не хнычет, не пугается и в обмороки не падает. На лодке стало тихо, только подсевшее освещение и работа помпы выдавало всё напряжение ситуации. Из отсеков слышались доклады как по «Лиственнице», так и по телефону, народ сообщал, что всё в норме, из первого утешили, что поступление воды прекращено, водород, кислород и цэ о два в норме и все готовы к подвигу…

– Глубина 300305310 метров, лодка медленно погружается, дифферент отходит на корму, скорость 18 узлов…

Корпус начал потрескивать. Лодка тряслась, как раненая лань – красивое выражение, но другого сравнения в голову Понятовскому не лезло. Как–то не очень приятно заработал насос охлаждения вспомогательных механизмов, но из отсеков докладывали, что протечек воды нет, напряжение на контрольных аккумуляторах выше конечного. Тут некстати штурман доложил, что прошли изобату 1500 метров, что всех, видать, несколько успокоило – до дна оставалось каких–то несчастных 1190 метра – полторы трамвайных остановки. Перед взором Пониковского начала в обратной последовательности прокручиваться его прошедшая жизнь, но что–то в глубине души утешало, что двоих детей он «сотворил», так что долг перед Родиной и народом он вроде бы уже выполнил.

После 315 метров всем стало страшновато. Я никогда не верю тем, кто говорит – да это всё ерунда, мол. Умирать не хочется никому. Потрескивание становилось всё сильнее и кое–где на штоках клапанов вентиляции начали появляться струйки воды. Под ложечкой у Станислава нехорошо эдак засосало. Перед лицом возникли образы жены и детей и всех девушек, к которым он когда–то был неравнодушен. Усилием воли прогнав наваждение, механик седьмым чувством ощутив что настаёт момент истины, сказал, обращаясь ни к кому конкретно и ко всем сразу:

– Вроде встаёт, боцман? Серёга (так звали заместителя), что там с дифферентной?

– Перегнали 2 тонны, в носу осталось 2,5 – доложил заместитель и добавил вопросительно, – Стас, может выедем?

Стас не ответил – его взгляд метался от одного прибора к другому, но все чувства, обострившиеся до состояния обнажённого нерва, кричали ему: «Встали, сейчас поедем вверх». Зам, открыв клапан ВЗУ на дифферентную систему, подскочил к пульту управления ОКС (общекорабельными системами) и вперил свой взгляд в глубиномер

– Никак встали, глубина 325, – крикнул заместитель, увидев что кончик стрелки глубиномера замер на шкале, и от души обложил всех и вся, – Стас, встали, бляха муха!

Стрелка затем дёрнулась вверх – это явственно увидели и механик и заместитель одновременно. Тут и боцман доложил, что по глубиномеру стрелка пошла вверх, что скорость 19 узлов и рули на всплытии, а дифферент растёт на корму, и народ в центральном зашевелился, начал отдуваться и пыхтеть, словно атланты, наконец–то сбросившие непосильную ношу неба со своих плеч…

– Держать дифферент 3 градуса на корму. Стоп передувать, Алексей – в пятый, быть готовым дать средний, трюм, сколько откачено? – механик вошёл в родную стихию, и образы любимых когда–то им девушек и жены растаяли в эфире. Непонятно почему он начал напевать про себя: «Дивлюсь я на нэбо, та думку гадаю…», что старпома порадовало, но он, как и командир отлично понимали, что всплытие – это не погружение, что и там хватает всякого, что может омрачить светлое существование подводника.

– Глубина 310, скорость 19, дифферент 3 на  корму,  лодка  всплывает, –  лицо  боцмана  расплылось в улыбке и он начал вдохновенно перечислять глубины не через 10 метров, как положено, а через пять, – 305, 300, 295

– Боцман, держать дифферент 3 на корму! – Стас понимал, что разогнавшуюся лодку может запросто «выкинуть» по инерции «не тудой кудой–то», а это – чревато…

На глубине 150 метров Пониковский попросил командира перевести ход на «средний». Командир согласился. Когда переключения  были произведены, командир, посовещавшись накоротке с главным строителем, приказал:

– Старпом, объявляй аварийное всплытие. Акустики, дать три посылки средней мощности. Механик, ты готов?

Пониковский был готов. По его команде остановили помпу и приготовились принимать в уравнительную и быструю (цистерну). На глубине 40 метров после доклада акустиков о чистоте горизонта, командир просто сказал:

Стас, продувай её на хер, – чем выдал наконец–то своё волнение, и, повернувшись, начал одевать канадку и шапку для того, чтобы во всеоружии быть готовым выскочить на мостик после всплытия ПЛ.

– Отдраить нижний люк, 4-ый приготовить оба дизеля на продувание балласта, – добавил он, но старпом уже передал эти команды в соответствующие отсеки и народ зашевелился гораздо быстрее, отчётливо понимая, что костлявая с косой (не Юлия Владимировна с Украины), выпустила наконец–то всех из своих объятий и удалилась, бормоча недовольно…

Лодка всплыла, и было доложено кому следует, а с обеспечивающего буксира спросили – за какими такими коврижками у них открыты передние крышки двух торпедных аппаратов. Механик, до этого спокойно руководивший личным составом и материальной частью, вдруг вздрогнул и, не слова не говоря, молча направился в первый отсек. Первым очухался зам и с криком «Держи меха», бросился к нему, но тот успел проскочить в первый отсек и, схватив ключ для проворачивания клапанов вентиляции (а он весит килограмм восемь) молча и набыченно направился к минёру.

Но не успел он пройти и пяти шагов, как на его плечах повисли зам, старпом и доктор. Механик рвался из их рук, крича, что уроет этого минёра, что его дражайщая половина Валентина Петровна с двоими сыновьями ждёт его, что на борту куча народа, что ещё не весь томатный сок выпит и не на всех прекрасных женщин он, механик, посмотрел; что пацаны, которые сидели в отсеках, ещё не всех девок сделали женщинами…

Но минёра прикрыли своими телами работяги, доктор исхитрился воткнуть шприц прямо через штаны в ягодицу механика и перекачать внутрь организма оного какую–то жидкость, после чего минуты через три Стас утих и, молча повернувшись, но, не выпуская ключа из рук, ушёл в центральный. Там он сел в своё любимое кресло и попросил штурмана сварганить ему чайку покрепче. После этого он со старпомом начал приводить оружие и технические средства в исходное положение…

Главный строитель подошёл к нему и, крепко пожав ему руку, сказал озабоченно:

Станислав, а ты поседел, однако…

Потом было возвращение в Большой Камень и разбор полётов. Выяснилось, что минёр, не зная, что на торпедной палубе есть ещё бортовой клапан ВЗУ (дублёр), не смог нагрузить воду в цистерне кольцевого зазора и таким образом перегнать воду из цистерны в торпедный аппарат. Но приказ начальника штаба довлел над ним и он, никого не предупреждая и ни с кем не советуясь, открыл передние крышки 2-х торпедных аппаратов, заполнив их водой, «для надёжности» как он объяснил. Внутрь лодки попало около 8 тонн «лишней» воды, после чего она в соответствии с решением системы двух уравнений (Р=γV и ΣМ=0) и «поехала» вниз…

Начальник штаба флота долго смотрел на всех, после чего вызвал к себе командира, главного строителя и механика. Сначала к нему зашёл командир с главным строителем, но через минут десять вышел со счастливым лицом – оказывается, высказав всё что он думает о подводниках НШ ТОФ (кстати, сам бывший подводник), объявил командиру о снятии какого–то взыскания. Затем в кабинет зашёл Пониковский и НШ долго смотрел на него, силясь вспомнить – где он уже это чудо природы видел. Пониковский не стал напоминать НШ о его попытке уволить тогда ещё лейтенанта из рядов ВМФ за сломанную челюсть моряка, поэтому адмирал не стал напрягать дальше свои извилины – дел было и так невпроворот, а просто вручил механику нагрудный знак «подводная лодка» и, пожимая обалдевшему старлею руку, сказал: «Носи, но больше не тони, орёл», после чего ему было сказано: «Иди отседова», и Пониковский вышел, а НШ остался с главным строителем…

– 3 –

«Жить хорошо, а хорошо жить ещё лучше» – помните незабвенное? Через неделю восстановления сломавшейся за время ходовых испытаний материальной части старший лейтенант Пониковский С.С, со товарищи был приглашён рабочими в ресторацию – уж не помню как она называлась – то ли «Чайка», то ли «Бригантина», но помнится она была внизу, ближе к проходной завода. Командира и старпома с ними не было – они «отмечали» что–то непонятное где–то в другом месте и, понятный ёжик, с другими товарищами…

Подводники отмыли все свои страхи и переживания в заводской баньке, переоделись в «чистое» – парадную форму, через проходную завода вышли в город. Механик не поленился предупредить девчат на проходной о цели их убытия и попросил тех вечерком, когда народ будет возвращаться с ресторана, не поднимать хай по поводу несколько «приподнятого» настроения отдельных товарищей, так как все предупреждены, что если хоть кто–то громко выступать будет, чем–то обидит девчат или просто косо на них посмотрит – механик всех «уроет и закопает».

Девчата о происшествии в море знали и понимали – зачем празднично одетые офицеры и мичмана направляются в ресторан, поэтому заверили Станислава, что «вылезать наверх» не будут, но ещё раз попросили, чтобы возвращались все тихо, как мыши церковные – попискивать можно, но греметь нельзя – ибо им (девчатам) влетит крепко и их «полишают» премий.

 Пониковский заверил красавиц, что «ни в жизть», все будут аки Ангелы Небесные, после чего вся дружная компания в 19.00 появились в зале ресторана. Специально для механика посреди общего стола стояла трёхлитровая банка томатного сока, вокруг сидели работяги, трезвые и нарядно одетые. К подводникам подлетела миловидная женщина лет 40, назвавшаяся Татьяной и оказавшаяся бригадиршей официанток, а заодно и хорошей знакомой (однокурсницей) Виталия – нашего строителя по вооружению. Указав пальчиком левой руки с нацепленным колечком безо всяких там камушков места, она величаво удалилась, обдав всех приятными запахами красоты и обаяния.

Подводники не стали задерживаться в дверях и, шумно передвигая стулья, уселись на указанные места. Механик подошёл к строителю и тихонько передал собранные деньги ему – подводники решили, что праздновать за чужой счёт – это «не по–нашему». Возникла небольшая перепалка, но, в конце концов, механик всучил–таки деньги Виталию, пригрозив, что в случае отказа удалится «с бала». В результате всё решилось обоюдно приемлемо, деньги были отданы Наталье, которая, мило улыбаясь (видимо, была заранее предупреждена Виталием), сообщила Пониковскому, что «томатный сок – за счёт заведения!»

Праздник начался, подводники поздоровались с рабочими, и веселье развернулось во всю ширь. Через час все шумно и громко разговаривали, танцевали – в общем «оттягивались» по полной. Никто не вспоминал подробностей полёта в бездну, но что–то тревожное проскальзывало в речах –  «а ты помнишь…».

Рядом с механиком сидел Виталий, к нему довольно частенько подходила Наталья – работы у неё было немного, так как ресторан был «на корню» закуплен компанией и посторонних не было. К нулям многих «подразвезло», речи стали свободнее, танцы – веселее. Особо насмешил всех Славик Пупкин, который постоянно приглашал на танец Татьяну – видимо, она ему понравилась. Механик с Виталием не танцевали – механик по обыкновению, Виталий – из–за больной ноги, но пара Славик–Татьяна чем–то притягивала их взоры.

Дело в том, что росту Славик, как я уже однажды писал, – был метр шестьдесят с копейками, а Наталья – под метр восемьдесят, поэтому в танце Славик, прижимаясь к понравившейся ему женщине, лицом упирался прямо в грудь предмета его воздыханий и, закрыв глаза и пребывая в нирванне, вёл её в танце. По всему было видно, что Наталье такой партнёр в танце был не очень удобен, но делать было нечего – мичман был настойчив…

В час ночи было принято решение закончить пиршество – все речи были высказаны, половина народа уже подрёмывало, спиртное, хоть ещё и не закончилось, но как–то уже вливалось внутрь не так как мечталось, официантки откровенно начали поглядывать на часы – мол, ребята, хватит тут пить–есть – рулите–ка вы по домам. Механик, встав со стула обратился к присутствующим с заключительным словом, сказав, что они, как истинные джельтмены благодарят всех за чудно проведённый вечер, давая понять сослуживцам, что это аналог команды «По местам стоять к всплытию» – то есть всем идти домой.

Виталий подозвал  Виталий  подозвал  Наталью и узнал, что больше компания заведению ничего не должна, удивительно – все, кроме Пониковского и Виталия, который за весь вечер выпил 2 рюмки коньяку были практически никакие, однако, ни разбитой посуды, ни ссор, ни драк, ни обид и даже Вован Метельников не стал, по обыкновению, после третьей рюмки хвататься за нож, вспоминая что он кубанский казак, – всё было, как сказал один товарищ «чинно–мирно–благородно». Наталья, которая в честь встречи с сокурсником была также слегка навеселе, попросила, чтобы Виталий её проводил домой, который находился, как она выразилась – «тут рядом».

Виталий ответил, что из–за больной ноги ему будет это сделать сложновато, а вот Стас – тот «завсегда пожалуйста». Пониковский удивился, ибо в планах у него было донести свой живот, в котором плескалось почти 2 литра томатного сока (большего он осилить не смог), до коечки и выспаться сном праведника перед предстоящим лечебным циклом аккумуляторной батареи. Но, «раз женщина просит», а строитель настаивает – механик согласился.

Год, напоминаю, был 1992Советского Союза уже не было, в стране была напряжёнка с продуктами, поэтому все нетронутые харчи (помните как у Задорноваещё 20 дринков, а салат – не трогай) были оставлены официанткам, но большой шикарный торт механик забрал, объяснив, что он будет отдан девчатам на проходной завода.

Всё вышли на свежий воздух. Пониковский ещё раз проинструктировал своих сослуживцев по поводу, передал торт боцману – тот тоже пил мало и строем всех отправил в завод, предупредив, чтобы те, проходя проходную, «не пищали и не возникали», торт отдали девчатам и предупредили их, что он, Пониковский ессно, придёт через час. Подводники, что всех гражданских удивило, пошли строем, слегка раскачиваясь, куря на ходу и шумя в меру, ничем не нарушая ночного покоя города Большой Камень. Рабочие тоже перекурили – кто курил – и направились вместе с Виталием в общагу отсыпаться от «трудов праведных».

Через пять минут вышли официантки и Наталья, покачиваясь и слегка заикаясь, подошла к механику. Ухватившись за его руку, она сказала:

– Пошли, кавалер. Девчата, пока, – это уже относилось к её подругам. Те ответили и все разошлись – каждый в свою сторону.

Было свежо и умиротворённо. Звёзды алмазами мерцали на небосводе. Луна куда–то запропастилась, но полной темени не было. Лёгкий ветерок обдувал лица и ласково перебирал волосы Натальи (механик по обыкновению стригся коротко). Наталья о чём–то щебетала, хотя оба понимали – что разговор ни о чём и ни к чему не приведёт – механику хотелось спать, но слово офицера – оно и в Африке слово. Поэтому он отрешился от словесного потока Натальи, которая рассказывала о своей, в общем–то не очень удачной жизни, о своём сыне, бывшем муже–пьянице и гулёне, о том, что вместо работы по специальности приходится после развода работать не по специальности, и думал о чём–то своём, о девичьем…

Внезапно Наталья своим странным поведением прервала думы механика – она начала как–то приседать, держась за низ живота, и что–то втихимолку говорить себе под нос. Пониковский спросил её:

– Что случилось – живот болит?

Та сквозь зубы ответила с детской непосредственностью:

– Хочу «пи–пи»…

Механика это не удивило, ибо 2 литра томатного сока не просто плющились у него в желудке, но и активно там перерабатывались. Но до «аварии» механику ещё было далече. Он осмотрелся вокруг и увидел заросли кустов недалече.

Наталья, вон кустики – вали туда, я посмотрю, чтобы тебе никто не помешал…

Наталья, криво улыбаясь, на полусогнутых рванула в спасительные заросли. Пониковский, повернулся на 90 градусов вправо, оказавшись, таким образом, спиной к кустам. Повернув голову влево и вправо, он убедился, что никого нет (напомню – время уже было около 02.00 ночи) и опять углубился в свои думы.

Минут через пять из кустов донёсся крик, Станислав повернулся и увидел Наталью, которая с искажённым от ужаса лицом вылетела из кустов, на ходу оправляя юбку. Волосы на её голове шевелились, как змеи на голове у Горгоны, и не ветер был тому виною. Одёрнув наконец свою юбку на «штатное место», как любил говорить механик, она подскочила к Пониковскому и спряталась у него за спиной.

– Что случилось? – спросил Станислав, приготовившись к отражению нападения ненормального маньяка, но Наталья только что–то мычала (примерно как в фильме «Человек за бортом» – помните детишки папе говорят: «Она больше не будет делать «бу–бу»« –  вот примерное такое же «бу–бу» и доносилось из–за спины старлея) и указывала дрожащей рукой на кусты. Механик лезть в кусты не стал, а решил подождать дальнейшего развития событий.

Минуты через три кусты раздвинулись и на сцену, освещаемую лишь звездами и парой окон из расположенных поблизости домов, появилось тело Славы Пупкина с полузакрытыми глазами, размахивая руками и бормоча что–то нечленораздельное, как приведение или зомби из фильмов Хичкока

– Стоять, – рявкнул Станислав, – ты что здесь делаешь, чудо приморское?

Дело в том, что на лодку Слава Пупкин перевелся откуда–то из Приморья

Глаза «приведения» открылись, и в атмосферу с душевным надрывом выплеснулось:

– Я тебя охраняю…

Механик остолбенел. Его – почти 125-килограммового парня, КМСа по дзю–до, трезвого и в одиночку «успокаивающего» нескольких напившихся мореманов, отупевших и одуревших от ремонтного бездельничья, «охраняет» тело весом пятьдесят килограмм с ботинками и едва стоящее на ногах. Стас начал хохотать, вслед за ним начала истерически смеяться и Наталья, потихоньку отходящая от пережитых страхов. «Приведение» остановилось и через минуту широко по–детски улыбнулось…

Через некоторое время смеялись уже все…

Отойдя от веселья, механик подошёл к Славе, повернул его в сторону проходной и дал лёгкого пинка под зад, напутствуя одновременно:

– Вперёд и с песней. Потеряешься снова – закопаю в бетоне. Когда придёшь – узнаю у вахты. Свободен.

Слава пошёл, ибо все даже в пьяном состоянии знали, что с механиком шутки очень плохо кончаются. Станислав повернулся к Наталье и сказал:

– Пошли. А то мне спать охота и завтра день напряжённый. Так что там всё–таки случилось–то?

Они пошли. Протрезвевшая Наталья начала рассказывать:

– Заскочила я за кустики, только присела, как мне на плечо рука опустилась и голос замогильный раздался: «А что ты, сука, здесь делаешь?». Остальное я и не помню…

Ветер продолжал обдувать разгорячённые весельем лица, звёзды стали мерцать веселее, и да-

же нахальная Луна явила миру свой лик. Мир наполнился новыми, жизнерадостными красками, послышались голоса птиц, – в общем, жизнь продолжилась…

Картина дня

наверх