Инструктаж

Инструктаж.

      «Если вы не проинструктировали свой

личный  состав – вы преступник…»

(Из выступления начальника).

 

Часть 1.

Вводная.

Капитан 2 ранга Пониковский С.С. (его Вы должны помнить по моим предыдущим рассказам) вышел с лодки на пирс. Морозило. Полная Луна сверху таращила свой глаз на будущего пенсионера МО РФ, который глубоко вздохнул полной грудью и направился к корню пирса. Верхний вахтенный, укутанный во всевозможные утепляющие средства, лениво ковырял снег лопатой.

Корень пирса встретил «дедушку подводного флота» льдом, слегка присыпанным снегом, поэтому шаги товарища Пониковского уменьшились в махе. И он начал осторожно переставлять ноги, направляясь к ТПЗ, по простому – к проходной. Там, мазнув своим пропуском по шедевру чьей–то конструкторской мысли, он бодро прошагал через автоматически раздвинувшиеся ворота. Открыв последнюю дверь, он вышел на улицу и зашагал к КПП.

Достав сотовый телефон (ах, как нам запрещают им пользоваться на территории части – враг подслушивает!), Пониковский позвонил своему начальнику – Воронову В.В, тот практически сразу ответил.

– Василич, где Чистяков отходную делает?

– В трёх семёрках.

– А где это…

Тут надо сделать небольшое отступление. Как я уже неоднократно в своих скромных записках писал, товарищ Пониковский Станислав Семёнович являл собой довольно редкое исключение из обширнейшей шеренги флотских механиков, а именно – не употреблял. Ну не любил он продукт, изобретённый несравненным Дмитрием свет Ивановичем Менделеевым, который долго мешал этиловый спирт с водичкой, пока не пришёл к твёрдому убеждению, что 40% – это то самое, о чём с детства грезилось. Формула этилового спирта мной уже неоднократно писалась, так что напоминать, что это – цэ два аш пять о аш, думаю, совершенно излишне, но я на всякий пожарный всё–таки напомню знатокам химии. Следовательно, наименований и расположение кабаков в стольном граде Рыбачем Пониковский не знал. То есть, честно говоря, кое–что знал, так как неоднократно вытягивал из «Фрегата» (см. рассказ «Подведушки») старого мичмана, который был его подчинённым и товарищем. Поэтому неудивительно, что слова «три семёрки» для Пониковского были пустым звуком.

Начальник изволил объяснить своему старому (по возрасту) подчинённому – иде это… Оказалось, что от наружного КПП надо идти мимо «пятака», а затем – к последнему дому перед дорогой, которая спускалась вниз прямо к дому около ДОФа, где проживал товарищ С.С. Пониковский. Там необходимо подняться на второй этаж и в аккурат можно упереться в кабачок, нет – не «13 стульев», а «777», в простонародии называемому «Три семёрки». И почему это вольные сыны солнечного Азербайджана, неведомыми путями попавшими в столь засекреченный городок (по классификации НАТО – «Осиное гнездо СССР»), так любят эти три цифры, товарищ читатель – автор и сам в неведении.

Пройдя мимо КПП товарищ Пониковский углубился в улицу, бежавшую почти прямой, запорошенной снегом, лентой мимо офицерского общежития, носящего гордое имя «Санкт–Петербург». Пройдя примерно половину этого общежития капитан 2 ранга увидел композицию из двух тел и «Волги», столь любимой начальствующим составом ВМФ.

Опять отойду несколько в сторону от сути повествования. У нас в последнее время, в обособливости ввиду начавшегося кризиса за рубежом, громко стали говорить об экономии. Экономика, как говаривал один небезизвестный товарищ с обширнейшей пятнистой лысиной, ныне благополучно женатый на американке и из Америки вещающий нам – что же это за зверь такой – демократия, должна быть экономной, посему всех сократить, мичманов опустить на уровень бойца и срезать  им  разряд – и нам  стразу  же  станет о–о–фи–и–ген–н–н–о эдак хорошо и экономика, как говорят некоторые товарищи, в натуре станет экономной, блин…

Сколько кушает выкидыш нашего автопрома, широковещательно обозванный «ГАЗ–31010»? Если кто не знает – порядка 20 литров на сотню (это когда новый!). Тут товарищ Лужков в стольном граде Москве озаботился чистотой воздуха – а посему всем, кто купит малолитражку даёт с 2009 года талонов на бензин на 24.000 рублей. Обалдеть! Считая что на Камчатке 1 литр 92–го стоит около 32 рублей, то данной суммы хватило бы дитю горьковчан ровно на 3750 км. Учитывая, что от Рыбачего до города примерно 100 км туда, да ещё 100 обратно плюс 20 км на поездки по Рыбачему – как раз 17 раз хватит съездить в городок под широковещательным названием Петропавловск минус Камчатский. Считая, что наше начальство ездит в неделю в город хотя бы 1 раз – то данная сумма (на 1 машину) израсходуется в течение 4 месяцев, а в год (в самом хорошем случае) на бензин на одну машину государство тратит 24*3 = 72 тысячи рублей. Считая, что только у нас в Рыбачем их 4, то в год наши машины обходятся казне в 288 тысячи рублей (это без амортизации, запчастей, масла и прочих прелестей обслуживания машины).

Теперь, кто не ленивый, – посчитайте сколько наше МО тратит только на «Волги». А сколько «Уазиков», которые «едят» не меньше. Вот вам и экономия. А почему бы не посадить наших боссов на ту же «Тойота–Цивик» 4ВД, которая и ехать может те же 160 км/час, но «кушает» при этом не 20, а максимум 10 литров на 100 км, а в крейсерском режиме (90 км/час) – все 8. Однако…

Композиция совершала непонятные «па» на снегу. Пониковский подошёл и увидел начальника штаба, уважаемого адмирала, который выговаривал что–то контракщику, лицо которого Пониковскому показалось до боли знакомым…

– Я вас ещё рез спрашиваю – что вы здесь делаете? – вопрошал адмирал вояку, слегка обалдевшего от внимания столь высокого (в прямом и переносном смысле) начальника.

– Пиво пью, – бестрепетно пролепетало дитя перестройки, прижимая  к  груди  заветную  бу-

тылку, ещё на треть заполненную пенной влагой.

– А почему вы пьёте пиво?

Вопрос показался контракщику из разряда не требующих объяснений. Не понимало сиё произведение постельных упражнений своих родителей образ мыслей бывшего воспитанника советской власти, комсомола и партии. Не могло оно сообразить, что в адмиральской голове не укладывается такая простая вещь – ну восхотелось бойцу пивка, и что? – умереть от жажды и не жить что ли. Поэтому оно и ответило:

– Так это же пиво!!!!

Адмирал аж поперхнулся. Минуты через три он очухался и снова спросил:

– Почему пиво пьёте вы?

Это англичане не могут по–разному спросить: «Почему вы пьёте пиво» «Почему пиво вы, козёл эдакий, пьёте», «Пиво пьёте вы почему, урод моральный». Ну и так далее – у них только можно спросить: «Why do you drink beer?». Контракщик задумался, ибо никак не мог понять ход мыслей адмирала, но на всякий случай ответил

– Мне скоро на вахту…

Это добило адмирала. Но тут он повернул голову и увидел Пониковского.

– Мех, твой урод?

Урод был не его, но с его бригады, поэтому Станислав Семёнович ответил:

– Наше тело.

Адмиралу стало легче – наконец–то появилось хоть какое–то лицо, которое могло понять оскорблённую душу адмирала.

– Что у вас творится на бригаде, – сел на любимого конька адмирал, – матросы пиво перед вахтой пьют, меня в упор не видят… Кстати, а куда вы направляетесь…

Станислав Семёнович давно уяснил в своей жизни, что врать – себе дороже выйдет, поэтому, не задумываясь, бодренько ответил:

– На отходную к Чистякову…

– Комбриг там? – поинтересовался начальник штаба.

– Так точно, – Станислав Семёнович не стал изображать из себя Зою Космодемьянскую…

– Ко мне его, – и адмирал, удовлетворённый, повернулся и, сев в машину, укатил с места событий.

Пониковский  смотрел на дитя перестройки и не знал что ему делать – то ли дать в ухо этому аборигену, то ли сдать его в комендатуру. То, что стояло перед ним, ещё раз (в очередной!) доказывало, что лучший контракщик на флоте – это срочник, которого можно (и нужно!) довести до такого состояния, чтобы он, едва передвигая ластами, добирался до своей коечки и никакие дурные мысли его более не посещали.

А наш министр обороны, насмотревшись, видимо, американских боевиков, принял, никого не спросив и ни с кем не посовещавшись, ужасно грамотное решение – перевести армию на контракт. Может он с кем–то и советовался, то, скорее всего, с такими же, как и консультанты фильмов про нашу армию.

Это может быть в армии проще – взял с улицы пельменя, дал ему в ухо, надел на него бронежилет и каску, дал в ручонки автомат и послал в бой. Да и то, мне кажется, толку от такого вояки – ноль. А на флоте необходимо для начала человека обучить чему–то. Раньше, когда матросы служили по три года, они только к третьему году службы начинали из себя представлять что–то путное, а теперь офицерам флота говорят – бери с улицы и ходи с ним в море. Те же американцы, если мне не изменяет память, для начала новобранца загоняют куда–то в какой–то форт и там из этого олуха сержанты делают человека, а у нас всё свалили на офицера, который не только не знает уже за что хвататься, но и вынужден обучать кучу подчинённых с разным уровнем подготовки…

Контракт – вещь по сути хорошая, только у нас всё сделано – как всегда, через заднепроходное отверстие. Очень часто для выполнения плана комплектования экипажей контракщиками (чтобы командиров на совещаниях не дрючили) вынуждены набирать на контракт всех, кого из военкоматов пришлют. А присылают иногда таких – хоть стой, хоть плачь.

Примечателен такой случай. Пришёл к нам товарищ один. Прошёл собеседование, прошёл тесты у психолога и врача, побывал у Чистякова на беседе, затем у Начальника ЭМС. И везде его спрашивали – водочку пьёшь, на что он радостно кивая головёнкой, отвечал: ни в жисть, тащ, гадом буду… Ему поверили, написал он рапортину, все начальники, ощущая суровость момента, подписали его, и в 16.45 комбриг подписал приказ о принятии его на контракт. В 16.50 он отпросился у командира на почту капитану 1 ранга Ивану Ивановичу Пустовойтенко позвонить родным, что у него всё хорошо. Командир его минут семь инструктировал – что он теперь не просто гусь лапчатый, а защитник Родины и прочая, и прочая, и прочая. 

Боец был отпущен. В 17.00 он вышел за КПП, в  17.10 купил бутылку водки и в 17.30 уже пьяненький с ножичком в автобусе полез на участкового. В 17.50 он сидел в тюрьме, а в 18.00 комбриг подписал приказ об его увольнении. Причём перед этим комбриг успел побывать на ковре у начальника штаба эскадры и лишиться квартальной премии… Бойца потом, правда, выпустили, но за эти 1 час 15 минут товарищу было:

– выплачено денежное содержание и подъёмные;

– выписаны ВПД на бесплатный проезд на родину;

– выписаны ВПД на 20–титонный контейнер…

Богатая у нас Родина, но это так, наболевшее…

Пониковский отправил бойца в казарму с приказанием дежурному по соединению обеспечить непрерывное пребывание вундеркинда в казарме, а затем направился в три семёрки.

Веселье было в самом разгаре. Народ, уже слегка подшафе, радостно общался между собой. В это время, когда Пониковский разделся и, пройдя в зал, взгромоздился на свободный стул, внимательно посмотрев вокруг себя. Приглашённых было довольно значительное число, все уже слегка подвыпили, поэтому разговор шёл слегка нра повышенных тонах. Станислав Семёнович огляделся.

Прямо перед ним сидел исполняющй всего и вся начальник штаба Алексей Андреевич Якимов, носящий, как я уже писал в рассказе «Государственные испытания», позывной «Якимото», бывший командир атомной подводной лодки. Рядом с ним сидел вновь назначенный заместитель командующего эскадрой по воспитательной работе (а як же без яго?) вместо капитана 1 ранга Ивана Ивановича Пустовойтенко, благополучно уволенного в запас и пристороенного на хлебную должность на гражданке, капитан 2 ранга с очень нерусской фамилией, приводить здесь которую я не считаю тактичым. Они о чём–то оживлённо беседовали.

Станислав Семёновичрешил, что пустую говорильню под нехитрую закусь пора прекращать:

– Алексей Андреич, вас начальник штаба просил связаться с ним, – миленько улыбаясь, сказал своему начальнику штаба механик.

Глаза последнего начали медленно трезветь.

– Зачем? – понятный ёжик вопрос был совсем идиотским и прозвучал только потому, что энно количество винных паров ещё продолжало кружить голову «Якмото»

– Да  там  ему  на  глаза  наш контракщик с пивом попался, да вдобавок осчастливил адмирал

тем, что это он перед вахтой…

– Я же этих сволочей инструктировал, – вырвалось из глубины души начальника штаба, но в этот день явно вечер для исполняющего всего и вся на нашей доблестной бригаде был испорчен. Бросив тоскливый взгляд на батарею бутылок, стоявших с поднятыми головами посреди стола, «Якимото» с тяжёлым вздохом встал и покинул кабачок, личный состав которого не заметил потери бойца.

В это время капитан 2 ранга Лисин Сергей Витальевич, исполняющий роль своеобразного тамады, подошёл к микрофону и громко объявил:

– Сейчас Валерий Анатольевичрасскажет нам какую–нибудь занимательную историю, которая произошла с ним за время его службы…

Валерию Анатольевичу, судя по его раскрасневшемуся носу и блестящим глазам, явно не хотелось ничего вспоминать, тем более вслух, но от товарища Лисинаотцепиться было очень трудно, поэтому Чистяков, приложив некоторое усилие, встал со своего стула и подошёл к микрофону.

Он думал некоторое время, затем его чело разгладилось от морщин раздумий и он громко сказал:

– А сейчас, товарищи, я вам расскажу – что значит в жизни военного инструктаж…

 

Часть 2.

На якоре.

СКР легонько качало. Только что затих грохот вытравливаемой якорь–цепи и корабль перестал вздрагивать. Командир зычным голосом сказал:

– Вахта, записать в журнал: встали на якорь в точке широта – …, долгота – …, на клюзе … метров. Грунт – ил, песок. Погода: волна – …, ветер – …, облачность – …Объявить по кораблю: корабельное время …, встали на якорь, вахте заступить по–якорному.  Комсомольца на мостик. Командиру БЧ–7 опустить станцию.

Тут для молодого поколения необходимо сделать маленькое отступление. Комсомолец – это заместитель командира корабля по комсомольской работе, он же – секретарь комитета комсомола, он же – (обязательно!) член КПСС, он же – … Перечислять можно до опупения, но ко всем вышеперечисленным обязанностям он же являлся ещё и вахтенным офицером, так что вызов комсомольца на мостик ничем таким из ряда вон выходящим не являлось.

Командир БЧ–7 Соловьёв Виктор Вячеславович, сияя обширнейшей лысиной с обрамляющими её кучеряшками, выгнал своих акустиков на корму корабля. Необходимо сказать что за неделю до выхода в море на СКР появилась «наука» – то есть представители какого–то НИИ, которые привезли с собой сигару весом килограмм под сотню, выкрашенную в шаровый цвет, с длинным кабелем, который весил поболее самой сигары.

Командир СКР и командир БЧ–7 были вызваны к начальнику штаба соединения и им было в самой категоричной форме предложено оказать полное и безоговорочное содействие «науке» в испытании данного прибора, которое, по словам капитана 1 ранга, стоило 60.000 рублей (если кто помнит – в то время «Жигули» стоили что–то около 10.000 рублей). То есть им было сделано предложение, от которого они не смогли отказаться, поэтому, расписавшись в куче накладных и прослушав инструктаж, они, вызвав на подмогу личный состав, перетащили изделие на СКР  и  заперли его в кладовой БЧ–7.

И вот теперь при любой остановке корабля Виктор Вячеславович, проклиная и науку и учёных, во главе группы энтузиастов бежал на корму и, соблюдая все меры предосторожности, опускал сигару на заданную товарищем в огромных очках глубину, то есть обеспечивал полевые испытания изделия, ибо за ним пристально наблюдали старпом (будущий командир СКР) и начальник штаба (будущий командующий бригадой) и вышедший с ними в море учёный муж, ослепляющий всех сиянием своих очков.

Вызов на мостик не явился неожиданным и для лейтенанта Чистякова Валерия Андреевича – молодого офицера, горящего огнём желания служить горячо любимой Советской Родине на любом месте и в любой час.

Станислав  Семёнович  Пониковский  имел  своё отношение к комсомолу, которое никак не совпадает с официозом как прошлых, так и нынешних времён. Случай его был довольно нетипичным, так что извини автора, просвещённый читатель за отступление, но немного вернёмся в 1980 год (вкратце о нём я уже рассказывал в своём рассказе «Купание»).

В этот год Стас Пониковский, получив доброжелательный пинок под зад, счастливо вылетел из стен Севастопольского судостроительного техникума и приземлился в Черноморском Филиале ЦНИИ имени академика А.Н. Крылова, который располагался в Инкермане на судно «ПС–1». Чем он там занимался – он никогда не рассказывал, институт был режимный, а враги всегда отличались бессонницей. Но по роду своей работы Стас часто выходил в море, в связи с чем пришлось ему сдать свой комсомольский билет комсоргу института, довольно привлекательной девчушке, но очень вредной по жизни. 11 мая 1980 года Станиславу Семёновичу Пониковскому (как было указано в повестке) надлежало явиться в Нахимовский районный военкомат для прохождения медицинской комиссии, время – местное, 09.00. В этот день Стас Пониковский должен был встретится с девушкой ещё более привлекательной, нежели комсорг, и которая потом ему прислала знаменитую открытку с приглашением на свадьбу (до этого момента ещё оставался год), в связи с чем он слегка надушился, прилично оделся и поехал предъявлять себя медицинской комиссии.

Там оказалось, что Родина нуждается в защитниках, особенно именно в этот день, в связи с чем Стаса быстренько побрили наголо, выдали военный билет и в составе группы отправили в областной центр – город Симферополь. Правда, вырвавшись на 15 минут в город он успел через директора школы, где училась его сестра, сообщить о том, что он уезжает (потом он узнал, что директор воспринял это как шутку, и, естественно, сестре ничего не передал). В Симферополе он в составе группы таких же бедолаг переночевал в спортзале БАМ (батальона армейской милиции) на полу, а на следующий вечер сел в поезд и через три дня очутился в степях Казахстана. Родители Стаса узнали об его отъезде только через месяц, за что спасибо нашей советской почте, которая в те времена работала как часы, ибо доставляла всё, что отсылали, даже пол–копейки предмету воздыханий Стаса (правда, письмо пришло уже после её свадьбы, но эффект был хороший! – читайте рассказ «Приём топлива!»).

В армии Стас не преминул сказать комсоргу своего батальона о том, что учётная карточка и комсомольский билет остались в Севастополе, и объяснил – почему. Комсорг всё понял и в течение недели отправил в вышеуказанное заведение письмо. Время шло. Стас стал старшиной, подошло время убыть домой. При посадке в самолёт к нему подбежал комсорг и передал ему конверт, сказав, что только что пришёл его комсомольский билет, а учётную карточку он вышлет в Нахимовский РКК (районный комитет комсомола). С тем Пониковский и улетел.

Вернулся он в родной институт, плавал по морям, платил членские взносы. За год он четыре раза ходил в Нахимовский РК, писал письма в свою часть, но учётную карточку никто так найти и не смог. В 1983 году он поступил на вечерний факультет Севастопольского приборостроительного института (СПИ) и перешёл туда же на работу на должность заведующего лабораторией. Отучившись год Пониковский С.С. вдруг понял – баловство всё, пора идти по пути своего отца и он подал документы в Севастопольское Высшее Военно–Морское Инженерное Училище, в простонародии – Голландия.

Если кто помнит – для поступления в военное училище абитуриенту кроме знаний надо было ещё и иметь положительную комсомольскую характеристику. Вот за ней и отправился Стас Пониковский в комитет комсомола своего СПИ. Там потребовали учётную карточку. Станислав в пятый раз отправился в Нахимовский РК. Там после 15–минутного разговора на повышенных тонах он убедил–таки девушек в отделе учёта сходить в архив. Через 10 секунд поиска была обнаружена карточка, которая при внимательном рассмотрении лежала там аж с 15 июля 1980 года, то есть 3 года! Но самое интересное – в карточке было написан, что товарищ Пониковский в период с 1980 по 1982 год проходил службу в пожарной части №-2 города Инкермана (если опять–таки кто помнит – в те года в пожарных командах городов служили только сверхсрочники, относящиеся к МВД, срочники служили только в войсковых пожарных частях).

Радостно подпрыгивая, Стас Пониковский прибежал в комитет комсомола со скромной просьбой – выдать ему комсомольскую характеристику в связи с тем, что он решил посвятить свою молодую жизнь защите Советской Родины. Комитет комсомола радостей Стаса не разделил. «Почто, хлопец, ты не участвовал в жизни комсомола?» – спросили жаждущего характеристики. Претендент объяснил, что взносы он платил. На кафедре о его эпопее знали, а поручения он не исполнял  потому,  что  до  17.00 – он был завлабом, а с 18.00 до 21.30 – студентом, так что сидеть на комсомольских собраниях, честно говоря, ему было как–то некогда.

Заседание комитета комсомола кончилось для Стаса катастрофически – ему занесли выговор «за пассивность» без занесения в карточку, но с занесением в комсомольскую характеристику. Надежды Станислава Семёновича рушились на глазах, ведь с такой характеристикой в светлые года конца правления коммунистов не только в военное училище, но и в санаторий могли не пустить.

Однако, вера Станислава Семёновича в светлые идеи коммунизма в те времена была крепка. Поэтому он подал в Ленинский РКК (комитет комсомола СПИ относился к нему) аппеляцию, которая и была рассмотрена спустя 3 недели.  Результат рассмотрения аппеляции – Станиславу Пониковскому был объявлен выговор с занесением всё за ту же «несвоевременную постановку на учёт и пассивность в комсомольской жизни института».

В это время (июнь 1984) Пониковский уже сдал летнюю сессию в СПИ (на пятёрки), прошёл собеседование (лёгкий экзамен) с начальниками кафедры высшей математики и физики в СВВМИУ, прошёл барокамеру, сдал физминимум (кросс и плавание) и был допущен к мандатной комиссии, которая и должна была определить дальнейшую судьбу отрока. Так как в своё время отец Пониковского был зам начальника СВВМИУ мандатная комиссия была более благосклонна к нему. Начпо было доложено о характеристике, Стас честно и искренне рассказал капитану 1 ранга о всех перипетиях своей судьбы с предъявлением копий писем в часть и из части, в РКК и оттуда, и о том, что он подал аппеляцию в Севастопольский горком комсомола в связи с неадекватностью наказания. Рассмотрение аппеляции должно было состояться 02 июля 1984 года.

Начпо оказался мужиком нормальным. Он приказал на аппеляцию вместе со Стасом отправить штатного комсомольца СВВМИУ, а пока зачислить его на второй курс с условием досдачи им тех предметов, которые в СПИ не преподавались. (Пониковский их сдал в течение 3 недель после поступления). На аппеляцию в горком гкс Пониковский С.С., ехал с капитан–лейтенантом в приподнятом настроении. Финал рассмотрения аппеляции – «исключить Пониковского С.С. из рядов ВЛКСМ за …» и долгая формула, краткий смысл которой – нечего тебе, козёл, писать аппеляции и судить райкомы. Капитан–лейтенант  попросил Стаса выйти, и тот через двери долго слушал всякие мысли каплея о комсомольской этике и сознании, о том, что так мы наживаем врагов и т.д., но в итоге и ему было сказано – пошёл вон, козлик, и неча тут…

Это было крушение всей жизни Стаса. Из института он ушёл, из училища его наверняка попрут – и «куды бедному хрестьянину податься?». Как приговорённый он приехал в училище, а на следующий день поплёлся в политотдел на аутодафе. Но, как уже я писал, начпо был человеком порядочным, он созвонился с ЧВС ЧФ – членом Военного Совета Черноморского флота (адмиралом), затем они совместно вышли на более высокое начальство – и товарищ Пониковский был оставлен в училище на условиях хорошей успеваемости. Так как Пониковский уже стал капитаном 2 ранга – понятно, что он оправдал надежды политотдела. Потом его «приняли» в комсомол, затем он попал в КПСС – и служба его потекла.

Как видите у Пониковского к комсомолу было особе отношение. Но не о нём речь, а об инструктаже…

Комсомолец прибыл на мостик и, выслушав все ЦУ (ценные указания), заступил на вахту. Определившись с местом корабля и проинструктировав сигнальщиков, лейтенант задумался – а что бы такого хорошего для экипажа ему сделать? Перебрав кучу мероприятий, он остановился на одном – надо наловить крабов. Ещё раз напомню – место действия – Камчатка, японцы ещё боялись СССР и браконьерство ещё в то время не было видом спортивного состязания.

Что  надо  для  того, чтобы  поймать  краба? Правильно – для начала – краболовка. Её можно сделать в двух вариантах – в виде промысловой, и в облегчённом. Для облегчённого варианта необходимо взять медную трубку длиной метра 3 и Dу (условный диаметр) эдак 10 мм – максимум, согнуть её в кольцо, навесить на неё (трубку, ессно) разорванный пополам мешок–сетку из–под картошки, проволочкой закрепить сеточку вокруг колечка, внутрь сетки привязать тяжесть, а к тяжести – кусок мясца, желательно с ароматным запахевичем. Далее к кольцу привязать длинненькую верёвочку (шкерт – по морскому) и всё это нагромождение  опустить  на  дно  морское –

нехай ловятся крабики на радость личному составу.

Промысловую краболовку сделать посложнее, облегчённую – попроще, поэтому лейтенант Чистяков решил пойти лёгким путём, для чего он спустился в каюту к механику. Механиком на СКР  был  пожилой  капитан 3 ранга, фамилию которого упоминать не совсем обязательно, а звали его, скажем, Иван Иваныч. Механик был стар, сед и умудрён долгим сидением в кресле командира БЧ–5.

– Что  тебе  надобно, старче? – вопросил  он, внимательно оглядев моложавую фигуру  лейте-

нанта.

– Иван Иваныч, – лейтенант просящее взглянул на меха, – краболовку надо сделать, Вам тоже достанется.

Чело механика омрачилось. Он недолго подумал, а затем спросил новоявленного Павку Корчагина:

– Тащ, а не знаешь ли ты, любезный, сколько стоит один метр медной трубки?

Лейтенант, понятное дело, этого не знал. Механик поднял вверх указующий перст и просветил любителя крабовой ловли:

– Один рубль 80 копеек, а тебе, сынку, сколько трэба?

Требовалось около трёх метров, как упоминалось выше. Механик произвёл в уме вычисления и подвёл итог:

– Пять сорок. Это на бутылку хватит и ещё на закусь немеряно останется…

Лейтенанту стало жарко. Он было собрался произнести спич в пользу крабового мяса, но Иван Иваныч,  надо полагать, в сей день был в хорошем расположении духа. Он дотянулся до «Каштана» (это такое переговорное устройство), включил, не глядя, какую–то пипочку и промурлыкал:

– Иванов, бегом ко мне…

Через минуты четыре явился Иванов с горящими глазами и готовый на любой подвиг.

– Открой  ЗИПовскую (склад,  где  лежат  всяко разные интересные и нужные запчасти) и

выдай комсомолу 3 метра трубки медной Dy10.

Затем он повернулся к местному Павке Корчагину:

– Валерий Анатольевич, после всех мероприятий трубку вернуть Иванову…

Комсомолец аж онемел от такой щедрости механика и, не забыв поблагодарить своего благодетеля и поклясться всеми орденами на комсомольском билете – что всё будет возвращено по принадлежности, вслед за Ивановым выкатился из каюты механика. Затем он тормознул вышеозвученного бойца и произвёл краткий, но выразительный инструктаж последнего о том, что трубку необходимо не только достать, но и сделать из неё кольцо, пока он, комсомолец то есть, добывает сетку и мясо. Товарищ Иванов дураком не был и быстро схватил суть требуемого.

– Тащ, через полчаса всё будет, – обнадёжил он верного ленинца и скрылся в трюмах. Валерий Анатольевич соизволил после этого с чувством практически выполненного долга подняться на мостик.

Служба бдила в соответствии с Корабельным Уставом СССР. Ничего подозрительного ни на воде, ни под водой, ни в воздухе не наблюдалось. На берегу, доложил бодренько сигнальщик, стоящий на левом крыле ходового мостика, появлялась медведица, но это было в порядке вещей, поэтому лейтенант не озадачился этим.

Он подошёл к «Каштану» и вызвал снабженца на мостик. Тот явился пред светлые очи вахтенного офицера минут через пять.

– Сергеич, – обратился к старшему мичману Валерий Анатольевич, – есть мнение (ах, как раньше наши партийные боссы и всякие там боссики любили это выражение – «есть мнение» – пусть оно хоть умное, хоть глупое – но оно есть и к нему надо относиться со всем почтением!) накормить личный состав крабами – как смотришь на это?

Обращение по званиям на флоте у нас не особенно привилось. Это в царском флоте такое обращение просто презиралось – ибо офицерский корпус был кастой, причём одной из самых подготовленных и образованных, и офицеры обращались друг к другу по имени–отчеству независимо от званий и должностей. А теперь не моги – только «товарищ…» и полностью и не дай Бог с ошибкой. Я до сих пор этого не понимаю. Одно дело на строевом смотре, другое дело – в отсеке подводной лодки или корабля, которое может стать или общим пьедесталом или общей могилой для всех.

Кстати, о пьедесталах. Раньше, при советской власти у политорганов был свой отдел кадров, поэтому, видя в настоящее время офицера в звании капитан 1 ранга и выше, увешенного орденами и медалями сверху донизу – на 80% можно чётко утверждать – идёт или кадровик (офицер отдела кадров) или политрабочий (бывший зам и т.д.). Отношение автора к замам вам уже известно, если вы читали раньше мои рассказы. Хотя, чести ради, надо признаться – и среди них есть нормальные мужики, но их, увы, очень и очень мало. Строевой офицер, особенно на Тихоокеанском Флоте, награды получает не за совершённые подвиги, а по разнорядочке – приходит бумажка: наградить медалью Ушакова, к примеру, одного командира группы, одного командира боевой части и всё, дальше не моги. Командование сидит и чешет тыковки: есть фактически люди, достойные наград, но они «не вписываются» в указивки, и поэтому награждают не тех, кто действительно заслуживает наград, а тех, кто «вписывается» в рамки спущенного сверху указания.

Наглядный пример тому – распределение сумм поощрений по 400–му приказу. Подали одних, а получили абсолютно другие, 30% которых не только не являются лучшими офицерами, а даже не сдали зачётов к допуску на дежурств по ПЛ! А тем, кто не вылазил из морей, кто обеспечил действительно боевую готовность соединения, – тем сказали просто и ясно: «вам не положено»! То же самое можно сказать и про рационализаторство и изобретательство, смотришь на поощрения и награды и думаешь – а стоило ли не спать ночами, изобретать и конструировать что–то, экономить государству более 300 миллионов рублей, чтобы в итоге лучшим назвали офицера, в лучшем случае знающего – чем отличатся нос от кормы, но не об этом речь в данном рассказе…

Сергеич подумал и пообещал выдать старую сетку и кусок протухшего мяса, с чем и убыл с мостика. Валерий Анатольевич уже предвкушал и явно представлял пред собой аппетитные горки крабовых ножек…

Через час краболовка была готова и снаряжена. Валерий Анатольевич лично проверил крепление сетки к кольцу, сотворённому из медной трубки, выданной от щедрот душевных Ивана Ивановича. Затем он, подёргав, убедился в том, что кусок мяса, издававший мягкий запашок, проволокой надёжно прикреплён к сетке в её центре, с обратной (внешней) стороны которой той же проволокой была прикреплена «лёгость» (груз то есть). Всё было надёжно прикручено и закреплено. Шкерт, венчающий данную конструкцию, был достаточной длины и даже с запасом.

Валерий Анатольевич удовлетворённо крякнул и, используя все заложенные в «Каштане» возможности, запросил «добро» у старпома на обход корабля.

Несколько слов о старпоме. Владимир Осипович был староват для своей должности, ибо сидел на ней уже шестой год (раньше это никого не удивляло). Зачёты на допуск к самостоятельному управлению кораблём он уже давно сдал и ежегодно успешно подтверждал. После этого выхода командир СКР, сдавший экзамены в ВМА (военно–морскую академию), должен был улететь в Ленинград (ныне – Санкт–Петербург), а Владимир Осипович должен был занять его место. Поэтому он правил службу в этот выход особенно сурово.

Владимир Осипович не стал нарушать мечты Валерия Анатольевича и отпустил его, приказав особо долго нигде не задерживаться. Комсомольца сдуло с мостика. Вслед за ним с вожделенной конструкцией, распространяющей легковатый запах, убыл кок. Миновав все трапы и пройдя по правому борту, Валерий Анатольевич со своим верным оруженосцем очутился на корме. Там монументально высилась фигура матроса Симончука, вооружённого каской, бронежилетом, спасательным жилетом, а также автоматом АКМСУ. Симончук прохаживался вдоль кормы СКР и внимательно наблюдал за кормовыми секторами.

– Доложите обстановку – потребовал Валерий Анатольевич у вахтенного, и тот чётко, но быстро доложил, что в его секторе никого и ничего не было и не произошло, что наполнило душу вахтенного офицера светлыми красками. Осмотрев горизонт и близко расположенный берег, Валерий Анатольевич приступил к инструктажу кормового вахтенного:

– Значит так. Сейчас мы опускаем краболовку. Контролировать её состояние каждый час с докладом мне на мостик. Не дай Бог если какая–то сволочь начнёт её вытягивать раньше срока – с ним, как с предателем – без всякой жалости. Если в краболовке будут крабы – немедленно доклад мне и на камбуз – снабженец в курсе. Сменщика – ко мне на инструктаж. Если вдруг будут давать ход и ты не будешь стоять на вахте – немедленно лети на корму и тяни краболовку, а если будешь стоять на вахте – краболовку немедленно вытянуть – у неё 3 метра меди и стоит она 10 рублей (тут Валерий Анатольевич несколько сгустил краски – но из благих побуждений, ибо матросу объяснять что такое пять сорок – долго, и может не понять, а вот что такое червонец – это и

ёжику понятно – это святое!). Проморгаешь или не успеешь – с твоей получки вычту…

Валерий Анатольевич инструктировал бойца минут десять, заходя то с одного, то с другого боку к мысли, что червонец – это деньги, и немалые, но ещё более страшное – это неудовольствие его, комсомольца, и командира БЧ–5, который вошёл в положение матросское, столь тягостное и мрачное, что выделил от щедрот своих… и так далее и тому подобное. Боец был запуган до заикания, особенно когда комсомолец вспомнил о таком действенном воздействии на души советского бойца  как  прокурорское  предупреждение  за утрату военного имущества – считай подрыв боевой

готовности вооружённых сил самой передовой страны в мире…

Наконец боец твёрдо уяснил, что в случае чего перед убытием с кормы в первую очередь надо тащить краболовку и только потом оставлять свой пост, иначе расстрел ему покажется пропуском в рай. Валерий Анатольевич наконец убедился, что с этой стороны ему ничего не грозит и облегчённо покинул корму СКР.

Служба катилась как по маслу. В 24.00 Валерий Анатольевич сменился с вахты, не забыв, однако, проинструктировать очередного кормового вахтенного. В 04.00 он снова заступил на вахту, а вместе с ним и боец Симончук, который в очередной раз получил десятиминутный инструктаж о бдительности и о том, что в случае чего Родина не простит, если краболовка не будет вытянута своевременно…

В 05.30 на мостик старшим на выходе был вызван старпом и ему было отдано приказание – сниматься с якоря и срочно убыть в район… Было совместно принято решение сниматься одной вахтой и учебную тревогу не играть, что второй боевой сменой и было залихватски сделано. Валерий Анатольевич был послан в корму проверить – что и как, но по пути был перехвачен замполитом СКР (своим непосредственным начальником) и послан куда–то в другую сторону. Это сейчас на приказание начальника можно забить болт с левой резьбой и тебе ничего не будет. В те светлые года социализма такой образ мысли даже не допускался, поэтому комсомолец отправился выполнять приказание своего шефа, терзаясь мыслью – успел ли боец Симончук исполнить свой долг перед Родиной и вытянуть краболовку.

Наконец якорь был выбран и на турбины был подан пар. СКР резво помчался по волнам. Выполнив приказание замполита, Валерий Анатольевич спустился в кубрик, где жил товарищ Симончук. Тот был уже там. Он сидел на своей коечке, сняв с себя всю амуницию и готовил свой АКМСУ к сдаче в оружейку. На полу перед ним лежала краболовка, а по каюте бегали крабы, угрожающе, но бесполезно шевеля клешнями.

Камень неизвестности свалился с души комсомольца и, объявив благодарность бойцу за примерно выполненный долг, Валерий Анатольевич покинул кубрик и направился на мостик. Подходя к мостику, он услышал рёв, напоминающий глас иерихонских труб. Поднявшись на мостик и запросив «добро», Валерий Анатольевич вошёл и увидел следующее:

– по мостику, сверкая лысиной, метался командир БЧ–7, изрыгая из себя все свои познания в матерном языке и не обращая внимание на попытки капитана 1 ранга и старпома заткнуть ему рот;

– вслед за ним семенило лицо гражданской наружности, сверкая очками, и открывало рот, пытаясь выдавить из себя что–то членораздельное;

– на мостике стоя командир (будущий академик), старший на выходе (будущий командир бригады) и пытались разобраться – чего это тут какой–то капитан–лейтенант матерно лает всех подряд невзирая на чины и звания.

Наконец поток матерных слов начал иссякать и сквозь их поток начали прорываться некии слова, весьма загадочные, но проливающие кое–какой свет на взбудораженное состояние капитан–лейтенанта.

– Наука… блин, … мать вашу, … аппарат… 60.000… в душу всех вас… кто платить будет… краболовка… урою всех…

Горизонт омрачился. Старпом ощутил опасность. Старший на выходе глубоко задумался, ибо до него первого начало доходить. Валерий Анатольевич также всё понял и попытался скрыться с места событий, но был остановлен начальником штаба.

– Лейтенант, мать твою, ты о чём инструктировал кормового вахтенного?

Комсомолец бодро доложил:

– Товарищ капитан 1 ранга. Для обеспечения матросов крабами была изготовлена краболовка. Механик дал трубку – 3 метра, по рубль восемьдесят за метр и сказал, что если потеряем – яйца

оторвёт и скажет, что так и было. Поэтому я и проинструктировал бойца, чтобы он её  первую вы-

таскивал…

Тут командир БЧ–7 снова зашёлся в крике, брызгая во все стороны слюной:

– Три метра… рубль восемьдесят… тут шестьдесят тысяч, козлы безрогие… комсомольцы… жрать любите…

Но капитан 1 ранга остановил бычка простеньким вопросом:

– Вы когда ставили свою сигару – бойца инструктировали?

Ниагара слов иссякла. Оказалось что командир БЧ–7 забыл проинструктировать бойца, в связи с чем тот, когда дали ход турбинами в первую очередь схватился за шкертик краболовки, ибо комсомольцем ему было вбито в голову, что потеря 5 рублей 40 копеек – это измена Родине со всеми вытекающими последствиями, а на второй шкерт и кабель он попросту не обратил внимания…

Финал сей истории: сигара потеряна, кабель со шкертом оборван, шестьдесят тысяч до сих пор лежат на дне морском, комсомольцу влепили выговор, командир БЧ–7 лишился денег и перспективы на повышение, старпом так и остался старпомом, впридачу выплатив энную суму из своей зарплаты, а начальник штаба, как вы уже поняли, так и перевёлся с бригады куда–то, ибо стать командиром бригады, как было сказано командующим Камчатской флотилией, ему не светило…

 

часть 3.

Выводы.

На этом Валерий Анатольевич закончил своё повествование и, оглядев всех, повторил:

– Запомните, друзья мои, – в любом деле на флоте самое главное – инструктаж. Моряк должен быть заинструктирован до обморока, до потери пульса, но до полного осознания и понимания им того, чего вы от него хотите – и тогда всё у вас будет хорошо, и жизнь будет в радость, и никто вас не накажет, а если накажут – то не за то, что боец сделал не то, а лишь за лишнее усердие…