Альпинистка - часть 1

Альпинистка.

«Слово – серебро, а молчание – золото»

Народная поговорка

 

Действующие лица:

Станислав Семёнович Пониковский – добрый молодец 22-ти лет, почти что абитуриент СПИ.

Везельвул – Сущность Тёмной Нави;¹

Купидон – Сущность Светлой Нави.²

Базарова Елизавета Павловна – красна девица, студентка Симферопольского университета, 20-ти лет.

Лози – Сущность Тёмной Нави;³

Виола – Сущность Светлой Нави⁴.

***

 

I. Зачин (подготовка к действию).

– Равняйсь, смирно! Товарищ подполковник! Первая рота переподготовки построена. Незаконно отсутствующих нет.

Старшина роты Пониковский сделал шаг вправо, затем два шага вперёд, оказавшись таким образом немного сзади командира части, и развернулся лицом к строю.

– Вольно! – разнеслось по плацу полка РЭБ [радиоэлектронной борьбы] и молодцеватый подполковник (с сыном которого Станислав Пониковский проучился 7 лет в восьмилетней школе №40 города Севастополя) опустил руку от фуражки. – Молодцы, товарищи. Наша часть отмечена в лучшую сторону на разборе учения и подведении итогов. В этой связи командованием части принято решение:  считать курс вашей переподготовки законченным и предоставить вам краткосрочный отпуск на 8 суток.

Строй стоял молча. Одетые в серые шинели, опоясанные брезентовыми ремнями, переподготовщики (в народе их прозвали за внешний вид «партизанами») хоть в душе и радовались, но внешне ничем своих чувств не выдавали – сказывался опыт предыдущей службы.

Для тех, кто не знаком с этим внесу разъяснение – молодой человек в означенное мобилизационными планами МО СССР призывается на действительную воинскую службу. Пониковский, к примеру, был призван в Свещенное Лето 112 по Круголету Числобога (7488 от Сотворения Мира⁵) в шестой месяц Эйлет дня 28-го в 9 часов 048 части по Славянскому времени [по–современному: 11.05.1980 года в 09.00] Нахимовским РВК города Севастополя, которому было глубоко наплевать на то, что Станислав Семёнович закончил Севастопольский судостроительный техникум по механической специальности [а следовательно – сам Бог морей и океанов Ний завещал отроку служить в Военно–Морском Флоте]. У РВК был явный недобор в команду 80 – поэтому вместо указанного в повестке мероприятия «Медицинское освидетельствование» было произведено военным комиссаром другое мероприятие, а именно – «Призыв на службу».

Станислав вместо посещения кабинетов с докторами был направлен в помещение с парикмахером, который и привёл причёску вышеназванного призывника в состояние, которое так любил упоминать бывший начальник штаба некогда могучей 182-ой бригады дизельных подводных лодок товарищ Вавилов Пётр Сергеевич (о нём подробнее в рассказе «Оправдание»), обладающим обширным полигоном лысины на голове (то есть вообще не имеющим волосяного покрова на вместилище мыслей), а именно: «ваша причёска должна быть короче на два сантиметра моей!». После чего Пониковского радеющий о надёжной защите великой и могучей Державы – СССР – военком отправил служить в РВСН [ракетные войска стратегического назначения] на космодром Байконур.

Отслужив положенный срок и помотавшись по необъятным просторам нашей некогда великой и непобедимой Державы, Станислав Семёнович в звании «старшина» вернулся на Родину – то есть в посёлок Голландия города Севастополя, где и проживали его родители, пришёл после месячного «отдыха» на своё прежнее место трудовой деятельности и жизнь его потекла бурным потоком.

Если кто раньше сталкивался с моими рассказами (а автор взял на себя смелость быть – так сказать – нештатным летописцем Станислава Семёновича Пониковского, с которым автора связывает долголетняя и прочная дружба) – то помнит рассказ «Приём топлива», в котором автор, описывая причины употребления внутрь организма Пониковского незабвенного изобретения Дмитрия Ивановича Менделеева (не разбавленного – хотя, впрочем, в последнее время многие авторы статей из Интернета оспаривают сие – мол, Дмитрию Ивановичу больше заняться было нечем, как разбавлять «шильце» водичкой до 40-процентной консистенции – у него и других забот хватало – но всё–таки будем придерживаться официальной версии!), когда он (Станислав) впервые попробовал спирт на вкус – помните – ему пришло приглашение на свадьбу от юной леди, к которой Стас был слегка неравнодушен. Так вот – о чём это я? – вернувшись из армии, бывший бравый старшина–десантник по просьбе прихворнувшего отца как–то отправился с утречка (а по армейской привычке Стас ещё долго потомпросыпался в пол–шестого) поливать огород, находящийся эдак в 700 метрах от его дома.

В те годы (а это было Лето 7490 от Сотворения Мира (1982-е)) в Севастополе – особенно в садоводческих товариществах с водичкой было эдак напряжённо – воду давали по утрам и в строго ограниченном количестве, так что принцип: «Кто не успел – тот опоздал» действовал чётко, а тот факт, что это человеку можно объяснить – «Ну нет воды – потерпи сутки» – и люд поймут и потерпят, но растениям и посадкам этого не объяснишь, был строг и нерушим, поэтому люд старался использовать время подачи воды (а это было как правило – с 06.00 до 06.30 утра) «на полную катушку».

Вот и Стас встал, хлебнул чая из термоса (чтобы не тратить время на нагрев воды) с парой бутербродиков, и одевшись соответственно предстоящим мероприятиям, вышел на улицу совместно со своими «сотоварищами» с благой целью полить насаждения на семейном огороде. Пройдя свой 18-ый дом, он спустился по маленькому трапику и поравнялся с первым (от 18-го) и последним (по счёту дому) подъездом, рядом с которым стояла юная женщина с коляской, в которой дёргал ножками и ручками, улыбаясь во весь свой уже частично заполненный зубами рот младенец мужского пола.

Левый товарищ – который с рожками и хвостиком, не преминул указать уволенному в запас старшине, что ктой–то до боли знакомый там видится на фоне недавно окрашенной стены, и посоветовал служивому попытаться «наладить отношения с неразумной» (по его словам), а также указал правому товарищу с голубыми крылышками, что не мешало бы и натянуть лук и поупражняться в стрельбе.

Купидон злостно проигнорировал слова отпрыска заведующего Преисподней, напомнив бестолочи, что Законы РИТА⁶ ещё никто не отменял, а посему – если Станислав хочет сотворить чистое своё потомство – то «нечего уже по вспаханному полю на тракторе разъезжать».

Станислав посмотрел вправо – это и была как раз та самая девица, которая столь необдуманно отправила Стасу приглашение на свою свадьбу, что и привело к тому, что старшина (тогда ещё старший сержант) впервые попробовал «огненную воду». Станислав замедлил шаги, и поравнявшись с девой, остановился, ничего не говоря. Девица, уже обабившаяся (то есть родившая сына – в отличие от молодки – которая родила дочь), увидев Станислава, отвернулась от его и начала энергично покачивать коляску с младенцем, который, не ожидая возвратно–поступательных движений, сначала недоумённо закрыл рот, а затем во весь свой богатырский голос заорал, таким образом выражая своё глубочайшее возмущение необдуманными поступками юной мамы.

Нина (а так звали молодую уже женщину – помните – я как–то написал, что «везло» Стасу на этих самых Нин) схватила отпрыска на руки и начала покачивать его, что–то вполголоса нашёптывая ему на ухо. Станислав понял, что юная мама (а она была на 2 года моложе Пониковского) разговаривать с ним упорно не желает, видимо потому, что в день свадьбы почтальон – а в СССР почта работала не в пример нынешней! – принесла невесте конвертик с номером полевой почты, в котором лежала копейка образца 1964 год, распиленная пополам с широковещательным криком Души защитника Родины: «Оцени себя и вышли сдачу». И как читатель уже видимо догадался – сдачи не оказалось.

Это уже потом, когда Станислав отойдёт Душой и сердцем, отношения с Ниной Сабельниковой у него наладятся – он даже будет вынужден (уже будучи через два года после описываемых событий курсантом Севастопольского Высшего Военно–Морского Училища) «отбивать» от неё надоедливых и непонятливых ухажеров, а потом ещё и познакомит с будущим её мужем – но это будет ещё не скоро, а поэтому Станислав также молча повернулся на 90 градусов влево и продолжил осуществлять выполнение мероприятий суточного плана под наименованием «поливка огорода»…

В начале 1983 года всё тот же Нахимовский РВК решил снова выполнить план – и, не долго думая, призвал бывшего старшину на переподготовку. Так как – ВДВ на полуорстрове как–то не наблюдалось, а в спецроте «Сатурн» в Казачьей бухте своих орлов девать было некуда, доблестный военком отправил  Пониковского в полк РЭБ, который квартировался недалече от бывшего «гранита науки» (читай рассказ «Свидание»), о который Станислав так и не сломал зубы, но изрядно понадкусал. Командовал сим полком – я уже указывал на этот факт – отец бывшего одноклассника Станислава в чине подполковника.

Рота «партизан», которой и поставили командовать Станислава, состояла из сотни мужиков, возрастом на 10–15 лет старше Пониковского. Но после командования 127 балбесами, у которых самый маленький разряд был «КМС» – то есть кандидат в мастера спорта по какому–то виду борьбы, и из которых только 17 человек были славянской внешности, старшинство в роте из мужиков, главной целью которых было не попасться на глаза начальству и побыстрее «отбоярить» переподготовку – а никому она и не нужна была (как впрочем и командованию – по мысли Станислава) было не особо обременительным. До обеда «партизаны» слушали лекции об антеннах и приёмах постановки помех, после обеда – не особо напрягаясь – отрабатывали навыки по разворачиванию и установке антенн (поверьте – дело муторное и хлопотное – особенно при хорошем ветре).

В последней десятидневке февраля полк подняли по тревоге и перебросили в среднюю часть Крыма на учения, широковещательно обозвав полк «красными». Там «партизаны» установили и развернули антенны, срочники уселись за пульты и начали «давить помехами» предполагаемого противника, а «партизаны» несли караульную службу и даже отличились как–то, поймав трёх «диверсантов» из лагеря «синих», причём на скручивание трёх морпехов сбежалось человек десять «партизан», которые от чистого сердца надавали хороших тумаков морским спецназовцам, ибо 35-летние мужики были злы, голодны, да и весили – в отличие от морпехов – немало в общей сложности. Несмотря на все приёмы рукопашного боя со стороны «чёрных беретов» «партизаны» с криками: «Ах ты, твою мать…» просто–напросто задавили противника своей численности и массой…

Поэтому после возвращения полка с учений командир полка и построил роту «партизан» на строевом плацу и объявил им (читай начало), что больше держать их в полку смысла нет, а посему оставшиеся 8 дней они («партизаны») могут провести в кругу своих семей (у кого они есть – но таких было очень и очень мало – по–моему не больше 10 человек)., но чтобы… далее подполковник в понятных всем бывшим (и действующим) воякам выражениях объяснил, что он – как отец родной, идёт им навстречу, и что если они – дети непуганых лемуров и не окученных павианов поймаются патрулю – к ним придёт такой маленький зверёк, под названием «песец», который и покажет нарушителям и тупоголовым, что с ними будет, если…

Речь подполковника продолжалась минут 15, в течение которых строй стоял не шевелясь и не высказывая никаких эмоций. Пониковский откровенно скучал сзади командира и в уме прикидывал…

 

II. Развитие действия.

А вот тут мы снова перенесёмся в далёкий уже 1982 год. Как я уже отмечал – восстановление контакта с Ниной Сабельниковой у Стаса не получился, поэтому первый месяц своего пребывания дома после напряжённой армейской службы Стас как бы отдыхал от девичьего внимания. Мать «под очень большим секретом» рассказала сыну, что Нина Сабельникова в сентябре 1980 года познакомилась с каким–то мичманом, чей корабль был ошвартован на 33-м причале (напротив Голландии) – дальше – что там произошло – мама сделала очень большие глаза – типа «не знает» – но к маю 1981 года уже все знали, что Нина «в положении», поэтому в июле 1981 была сыграна свадьба, а ещё через четыре месяца бравый мичман с надрывным: «Как же ты меня задолбала» покинул её, оставив в одиночестве рожать сына.

Буквально за день до этого Станислав, возвращающийся из нахимовского военкомата, где он становился на учёт как бывший военнослужащий, он встретил своего давно отслужившего (ещё до поступления в техникум) одногруппника по техникуму, который вкратце поведал ему о событиях, происшедших со Стасовыми соучениками, в том числе и о том, что первая настоящая, но абсолютно безответная, любовь Стаса – Валентина Игоревна Николаева – в 1981 году вышла замуж за одно чудо природы, «по ошибке зачатое, по ошибке рождённое» и только благодаря большой любви Вали к нему – но тоже по ошибке – ставшего её мужем, а в 1982 году родила дочь, отчего это «по ошибке существующее…» напилось и сбрило себе половину усов – видите ли ему не понравилось, что рассказывающий приехал и поздравил Валентину с прибавлением в семействе…

Стасу  тогда взгрустнулось, ибо в армии он как–то написал о Валентине и о своих чувствах к ней следующие строки, широковещательно назвав своё творение «Тишина»:

«На перевале опять тишина,

И погода вроде не мерзкая.

А со стенки смотрит Она –

Такая близкая, милая, дерзкая.

Здесь, в Афгане, бушует война,

Пули воют слепые и злые…

С фотографии смотрят глаза

Такие близкие и дорогие.

Как тогда – есть они и свои,

Льется кровь молодого солдата.

Часто грели глаза мне Твои

Леденящую сталь автомата.

На Кандагаре опять тишина,

Словно дома вечерний покой.

Мне теперь даже смерть не страшна,

Потому что Ты рядом со мной.

Я жалеть здесь не стану себя,

Знаю – будет порой нелегко,

Но я всё–таки встречу Тебя,

Хоть до встречи весьма далеко.

А сегодня в горах тишина,

И притих ветра горного вой…

А со стенки смотрит Она –

Хочет встретиться взглядом со мной».

Но не будем о грустном, ибо стихи хоть и от чистого сердца, но – не шедевр, с чем Стас всегда и соглашался…

«Но надо же когда–то начинать!» – подумалось маме Станислава и она как–то в конце мая (эдак ненавязчиво и осторожно) сообщила бывшему десантнику, что её, то есть маму, вместе папой и с ним, то есть Стасом, приглашает к себе на день рождения Надежда Васильевна Рогожина – у которой намечалось очередное семнадцатилетие (то ли третье, то ли четвёртое – Стасу было всё равно). Так как там – на очередном 17-летии – будет присутствовать супруг Надежды Васильевны – Александр Александрович (как его называл Станислав – Сан Саныч – он был преемником отца Станислава на посту Заместителя Начальника училища) и дщерь их – Нина Александровна [вы конечно будете смеяться – но я утверждаю – фактически в жизни Стаса Нины стояли как частокол – могуче и непроходимо], вследствие чего ему (Стасу то есть) необходимо выполнить два мероприятия:

– приготовить подарок совместно с отцом (тут мама сурово посмотрела на отставного адмирала, который только кивнул – ибо хорошо быть адмиралом в вверенных тебе войсках, а на супругу всякие там звания не влияют – недаром их (жён) надо всех награждать медалью «За мужество», ибо они всю свою сознательную семейную жизнь так и ведут – в замужестве!) Надежде Васильевне;

– приготовить подарок дочери (дщери – для любителей старины привожу х’Арийскую Руну «Дщерь» –  (Образ – «Дочь, дева на выданье, 16 лет») – не путайте с х’Арийской Руной «Эоръ» –  (Образ – «Нечто, вносящее разграничение»). Существенная разница!)

Если с первым пунктом «Марлезонского балета» (как любил говаривать Пониковский Семён Петрович) всё было просто и понятно, то вот со вторым пунктом Стасу вместе со своим отцом пришлось поломать голову. Ибо именин у Нины Александровны не намечалось и близко, Станислав её знал как подругу своей сестры – но и не более того, так что после долгого и продолжительного совещания, в ходе которого было отвергнуто много предложений пожелавшей поучаствовать в столь значимом событии матери Ольги Станиславны – типа духи, цветы и прочая, и прочая…

Надо сказать, что Станислав – благодаря значительному участию в процессе своего воспитания бабушки – Марии Ивановны – пребывал (да и сейчас тоже) в полной уверенности, что духи – это вещество, которое позволяет скрыть все пороки тела, а цветы – «красоте красоту не дарят» – пусть лучше живут и цветут в горшках (кашпо) или в палисадниках. К слову о птичках – Станислав своей будущей жене за всю жизнь дважды дарил цветы – первый раз, когда явился на первое свидание (букет был выброшен в корзину, так как Валентина Петровна заявила, что астры и нарциссы она терпеть не может, а любит исключительно розы и гвоздики), а второй раз – гвоздики с присно упомянутыми длинными ножками – на день свадьбы.

«Да-а-а, – подумается женской части моих читателей, – эко жадный Станислав, не может порадовать Душу и сердце женщины прекрасным букетом! С таким дело иметь нельзя!».

Но не всё так просто в этом подлунном Мире, как кажется на первый взгляд – об этом я уже неоднократно писал в своих рассказах. Давайте рассмотрим цветы, человека и окружающий Мир не с позиций вещей, а с позиций Энергетики. Из курса философии и марксизма–ленинизма (кои были обязательны при Советской власти при получении высшего образования) известно, что материя – это плотно сконцентрированная Энергия – то есть даже упёртые марксисты великолепно понимали суть вещей, вот только выводы у них были какие–то неправильные.

Что такое Энергия? Это способ Взаимодействия между Существами (не важно – одушевлёнными, неодушевлёнными, проявленными или непроявленными) в этом Мире Яви. Я уже описывал в своём рассказе «Свидание» о Тонких Телах человека. Так вот – все эти Тела –в том числе и Явное (физическое) взаимодействуют с окружающими Существами При–Род–ы – в том числе и при помощи волновых излучений. А теперь представьте себе тяжело больного человека. Те, кто ухаживал за таким человеком должны помнить состояние угнетения и тяжести на Душе – и не столько потому, что нормально здоровому человеку тяжело глядеть на безнадёжно больного, ибо понимает, что своим видом он только ухудшает Душевное состояние болящего – сколько от того, что искажённое Энергетическое воздействие больного человека находится в диссонансе с Энергетикой здорового организма.

Любой нормальный здоровые организм противится такому воздействию. А так как цветы (как и любые растения) – и это уже давно доказано – обладают памятью, способностью сопереживания, обмена информацией, привязанностью, осмысленностью в поступках и другими свойствами, присущими человеку – то есть Душой – то срезанные цветы – есть убитые цветы с искажённой Энергетикой. И вот молодой человек или мужчина, Душа и сердце которого излучает Вселенскую Энергию Любви приходит к своей девушке или женщине, также излучающей Энергию Любви с букетом цветов, излучающей Энергию Смерти.

И что же в итоге происходит? А подумай, уважаемый читатель сам! – В помещении, где живёт светлая, радостная, светящаяся всеми цветами Счастья женская Душа вдруг вторгается чёрная Энергетика Смерти – Энергетика разрушения. А ведь женщина – по мировоззрению Древних наших Предков – есть Поглощающая Энергетическая система – и вот в этот «сосуд Творца» молодой человек (мужчина), чьим образованием всю его сознательную жизнь занимались не Мудрые Предки, а последователи касты Бога Смерти и пустыни Сета (Иеговы)⁷, вместо напоминания о своих Чувствах, излучающих Энергетику Жизни и Радости «подсовывает» своей возлюбленной Энергетику Разрушения.

Вот почему у нас в Державе распадаются столько браков – во–первых – хорошее дело «браком» никто не называет; и во–вторых – слишком много Энергетики Разрушения приносят на свидание возлюбленные, тем самым наполняя «сосуд Творца» не Созиданием, а Разрушением. Поэтому, мой совет влюблённым мужчинам – дарите своим будущим половинкам не умирающие творения Всевышнего (просьба не путать Ра–М–Ха с Иеговой), а цветы в горшках или кашпо, а если у вашей любимой есть палисадник или собственный дом – посадите ей цветы на клумбу, чтобы они, пропитанные вашей Светлой Энергетикой, напоминали своими Излучениями вашей избраннице о вашем существовании и ваших Чувствах. Всё просто и заодно – будет и красиво, и с пользой для дела.

Итак, цветы и духи были отклонены. Наконец, после долгой и продолжительной дискуссии,

было принято решение одарить дщерь Сан Саныча книгой и коробкой конфет. Для Надежды Васильевны семейный совет постановил приготовить:

а) парфюмерный набор (на усмотрение Ольги Станиславовны);

б) бутылку шампанского;

в) коробку конфет «Пьяная вишня».

Для Сан Саныча было предусмотрено приобретение бутылки армянского коньяка, до которого он и Семён Петрович были большие охотники (Стас так и не понимал – это что – у всех адмиралов такие закидоны были насчёт «по пять капель коньячку»)

И вот в один прекрасный день семья Пониковских, вооружённая пакетами с подарками предстала пред очами семьи Рогожиных, как Сивка–бурка перед травой.

После изъявлений вселенской радости по поводу прибытия столь ожидаемых гостей, троекратных лобзаний женщин и крепких рукопожатий мужчин, а также отвергнутой Стасом попытки именинницы прижать бывшего десантника к своей роскошной груди (Пониковский–младший ещё не забыл случая с прижатием женских прелестей в музыкальной школе) и обцеловать его, представители семьи Рогожиных (отсутствовал их сын, который в чине старлея служил где–то в районе Советского Заполярья)  впустила представителей семьи Пониковских (также в неполном составе – отсутствовала сестра Станислава – Валентина, которая в описываемый период времени училась в Институте иностранных языков) в свою трёхкомнатную квартиру.

В это время – после окончания церемонии приветствия, снятии обуви, передачи пакетиков с подарками (за исключением книги и коробки конфет, которые предназначались для дочери Сан Саныча) открылась дверь и из расположенной справа от входа двери вышла девица 19-ти с копейками лет, которая – как справедливо рассудил Станислав – была не вроде мебели, а именно той дочерью Сан Саныча, к которой на смотрины – как услужливо подсказал в ухо Везельвул Стасу, и привели бывшего бравого десантника, воспользовавшись «благоприятным моментом», как тут же уточнил товарищ с пяточком на мордочке…

– Стас, обращаю твоё внимание, – прошептал хвостатый, – что увиденный тобою индивид женского пола есть ещё не самый худший представитель лучшей половины человечества. Оцени, товарищ старшина: глаза – серые, стальные – следовательно, с характером. Далее – рот – не большой и не маленький, целоваться можно (тут товарищ с козлиными ножками слегка замолчал – видимо вспоминал свои ночные похождения с Лолой – читай «Свидание»). Губки – да я бы ей хоть счас отдался! – от представленной картины у чертёнка аж закрылись глазки. – Слышь, отроче, дывись – а грудь, а бёдра, а…

Станислав щёлкнул «сотоварища» по челу (не путать с лбом – «лоб» – это то, что сейчас называют «макушкой» – отсюда и «Лобное место» – то есть возвышение, на котором казнили преступников, и отсюда пошла поговорка «Семь пядей во лбу» – то есть когда ребёнок достигает примерно 12-летнего возраста и роста примерно 124,5 см⁸)

– Тихо, баламут, – прошептал Пониковский–младший Везельвулу, но тот не услышал, так как в данный момент крутился на левом плече в поисках Купидона, при этом до уха Стаса долетали обрывки его бормотания:

– И где этого птеродакля носит? Сволочь… Тунику порву… Оторву… и скажу, что так и народился… Ворошиловский, блин, стрелок… Да я его счас…

Пониковский схватил правой рукой озадаченную Сущность Тёмной Нави и засунул её себе в карман рубахи. В это время он почувствовал довольно болезненный пинок отцовского кулака в левый бок, и понял, что родители (его) не спят и всё замечают, а родители (её) стоят и ждут – когда наконец это неразумное дитя 21-го года от рождения наконец сообразит повернуться к Ниночке и хотя бы для начала вручить подарки. Стас, наконец упрятал «сотоварища» в карман, и поворотил свой лик и телеса в сторону плода любви четы Рогожиных, которая стояла около двери в простеньком платьице небесно–голубого цвета с бантиком на задней части тела и потупленными долу очами…

– Нина Санна, это – тебе! – бодро выпалил Станислав, протягивая пакет представительнице лучшей части человечества. Родители (и его и её) скривились, но никто ничего не сказал. Далее Станислава вдруг прорвало:

– Прекрасно выглядишь! Разреши проводить тебя!

Куда проводить – никто не понял, да и Стас, скорее всего – тоже.

–Ты о чём там, чудо еловое, бормочешь? Та что, полено осиновое, несёшь? Это тебе не твои-

ми сынами Средней Азии командовать! – из кармана рубашки Станислава донеслась гневная тирада Везельвула. – Да очнись ты, безтолочь худая, да тащи её в комнату…

Стас остановился в растерянности. В такой же растерянности пребывали и родители Стаса и Нины. Наконец первым очнулся Семён Петрович.

– Сан Саныч, забирай Надежду Васильевну, пошли к столу, отметим день рождения. Станислав, – отец грозно воззрился на своего отпрыска, – не стесняйся, покажи Ниночке – что ты там ей подарил, да и поговорить вам найдётся о чём – мы вам мешать не будем…

С этими словами он галантно подхватил свою супругу под локоток и, дождавшись когда Сан Саныч произведёт такие же манипуляции со своей супругой, сделал шаг в направлении столовой (которая была расположена прямо по ходу движения). Через минуту прихожая опустела, и дверь в столовую закрылась – видимо родители обоих молодых людей решили, что нечего неокрепшим Душам употреблять спиртное – а когда дело дойдёт до чаепития, то…

Станислав стоял в растерянности, и было заметно, что Нина пребывала в таком же состоянии. Наконец, она оторвалась от лицезрения паркета собственной квартиры, и подняв на Станислава свои серые глаза (от чего Стаса вдруг сжалось сердце и как–то неприятно засосало под ложечкой), сказала мягким грудным голосом:

– Показывай, что ты там принёс.

Стасу стало легче, он вышел из состояния лёгкого ступора и, раскрыв пакет, извлёк из него коробку конфет, а затем и книгу.

– Это – тебе! – отчего – то в горле Стаса сделалось сухо и язык начал цепляться за всё что можно. Зубы мешали, дышалось с трудом, глаза упорно не хотели подыматься, чтобы увидеть дочь именинницы.

Нина, скорее всего испытывала такое же состояние, ибо приняла подарки дрогнувшей рукой и каким–то прерывающимся голосом сказала:

– Заходи, покажу тебе свою комнату…

Стас вошёл вслед за девушкой, которая положила подарки на письменный стол и стояла посреди комнаты, и остановился, поражённый. В небольшой комнате стояла кровать, заправленная сверху пледом (или покрывалом), в правом дальнем (от двери) углу кровати лежала небольшая подушка. За кроватью стол шкаф со стеклянными дверцами, на полках которого стояли какие–то учебники и тетради.  Слева от кровати стоял небольшой продолговатый стол, на котором возвышался магнитофон «Маяк–5» с баббинами, и большой стол «для занятий и письма» – как любили говорить ранее – с водруженными на его поверхность книгой и коробкой. Окно закрывали тюлевые занавески и шторы красного цвета, практически задёрнутые, от чего в комнате Нины царил  лёгкий полумрак

– И чего стоим? Кого ждём? У ней всё готово – вперёд, Славяне! Эх, вспоминаю как у Юрася Никитина описано – ему мой прадедушка рассказывал: «Прижал Адам Еву к яблоне. Дерево трещит, Ева пищит, яблоки осыпаются, как Ньютону на тыковку…» Вот это жизня-я-я!

Сущность с хитрыми глазками–пуговицами снова вылезла из кармана и теребила Стаса за рукав. Но всё было тщетно. Какая там Ева, какая яблоня с прадедушкой? Перед ним стояла Богиня во плоти, и в окружающем эфире звенела Небесная музыка космической Гармонии и Счастья.

Стас как–то по–новому взглянул на Нину, и неведомая струна в его сердце завибрировала и зазвучала радостно, наполняя Космос столь уже подзабытым Стасом чувством нежности и восхищения. Лицо Нины отчего–то раскраснелось, и она, сделав шаг влево, присела на краюшек кровати. Она смотрела на Стаса не отрываясь, и последний начал чувствовать, что его лицо тоже начинает полыхать и рдеть, уши стали обжигающе–горячими, а ноги непроизвольно возымели желание подкоситься.

Чтобы не рухнуть посреди девичьей спальни, бывший бравый вояка сделал шаг вперёд и опустился пятой точкой в непосредственной близи от источающего жар и какие–то флюиды тела Нины. Всё замерло, время остановилось, и оба смотрели друг на друга, и не могли насмотреться. Говорить было не о чем – всё и так было понятно и читалось во взглядах. Станислав не рассказывал автору – что он там увидел в серой глубине глаз Нины, но потому – как он надолго и многозначительно замолкал  – было ясно, что именно в этот момент между ними произошло то, что однажды какой–то шутник назвал «любовь с первого взгляда»…

Через некоторое время, вполне достаточное для того, чтобы Семён Петрович с Сан Санычем в сопровождении своих дражайших половин – Ольги Станиславовны и Надежды Васильевны – употребили сначала «за прекрасную во всех отношениях именинницу, дай Бог ей ещё сто лет жизни», затем всё это дело повторили через несколько минут, заполненных поглощением закуски и деликатесов, приготовленных «новорождённой» – под благовидным предлогом: «За наших милых жён» (ибо это для офицеров ВМФ – святое!). Через некоторое время последовал традиционный третий тост «За тех, кто в море», который и был выпит адмиралами стоя, а их половинками – сидя. Четвёртый тост касался исключительно здоровья детей, которых Творец послал отмечающим радостное событие в жизни Надежды Васильевны.

После выполнения вышеперечисленных мероприятий, адмиралы решили перекурить, для чего вышли на балкон, дверь на который находилась в правой стенке залы. Адмиралы вышли, а их супруги завели разговор, суть которого касалась исключительно вещей, постоянно интересующих женщин (мне ли, мужику, судить о них?), но почему–то упорно заканчивающихся вопросом – «Интересно, а что там наши дети делают» – и как читатель может самостоятельно догадаться – вовсе не телодвижения брата Нины и сестры Стаса интересовали дам. 

После того, как адмиралы «провентилировали свои лёгки свежей порцией никотинчика» родители обоих решились пойти и посмотреть – а что там происходит с их детьми. Тихонько открыв дверь в залу, они вышли чуть ли не на цыпочках, и подошли к полуоткрытой двери дочери Рогожиных. Как потом рассказывала сыну Ольга Станиславовна – два тела сидели как церковные мышки на кровати, поворотясь друг к другу, и между их глаз проскакивали какие–то едва заметные искорки. Оба молодых человека никого не видели и не слышали, ибо Сан Санычу пришлось раза четыре сказать, безполезно колыхая струи эфира: «Дети, пошли пить чай»

Дети, 21 и 19 лет, сидели и ничего не слышали и не видели. Наконец, когда Семён Петрович решил переместиться поближе к приглашённым, паркетина под ним хрустнула и дети «очухались» (выражение отца Стаса). Стас и Нина встали и, повернувшись в сторону двери, направились к выходу. Лица обоих были красные, глаза горели как у Павки Корчагина при постройке узкоколейки…

Наконец, все «чинно–мирно–благородно» расселись вокруг праздничного стола. Сан Саныч поинтересовался у Стаса – а не имеет ли он желание выпить с отцами за здравие Надежды Васильевны, на что бывший вояка чётко и ясно ответил: «Нет»

– Ну а мы с Семён Петровичем… Как ты по пять капель? – ничуть не обидевшись (а скорее всего и радуясь, что новый знакомый дочери воротит свой взор от спиртного) супруг именинницы твёрдой рукой разлил по рюмкам шампанское для дам, причём Нина также отказалась от «горичительного» под одобрительный взгляд Ольги Станиславовны, а затем не обидел и себя, любимых.

– Ну, дай, Бог, чтобы не последняя! – провозгласил Сан Саныч, и спиртное переместилось из хрустальных ёмкостей в другие…

Станислав и Нина сидели и от нечего делать не знали – куда деть свои руки, ибо про чай как–то подзабылось, а кроме спиртного на столе стоял яблочный сок, который ни Стас, ни как потом оказалось и Нина, попросту не переваривали…

– Так о чём вы там разговаривали – разрешите поинтересоваться? – вопросила мама Стаса, пытливо смотря на горящие лица сына и Нины. Стас не знал – что ответить – ибо вдруг оказалось, что те полчаса, которые ушли у взрослых на первичные поздравления, они с Ниной после того, как сели рядышком на кровати, вообще не сказали ни слова.

– А где же чай, а Надежда? – спросил именинницу Семён Петрович, своим адмиральским взором сразу оценивший обстановку и всё понявший. – Надь, иди за чайником, они сами разберутся…

Надежда Васильевна грациозно выпорхнула из–за стола и убыла на кухню…

 

III. Предварительная.

Роман Станислава Семёновича с Ниной Александровой развивался бурно и страстно. Но встречались они не очень часто – Стас плавал на белом пароходе, приписанном к Черноморскому Филиалу ЦНИИ им. академика А.Н. Крылова (знаменитого своей фразой: «Образование ещё не есть Образованность», которую Стас неоднократно приводил в диспутах на просторах Интернета своим оппонентам, утверждавшим, что расшифровка аббревиатур, кои есть суть Славянских Слова, неверна и чтобы он, то есть Стас, читал чаще Словари этимологические и всяко разные…), а Нина продолжала свою учёбу в СПИ.

Как я уже указывал, воспитание Стаса было спартанское, в те «застойные» годы о половом воспитании в школе как–то не задумывались и внимание на это у младых будущих строителей коммунизьма не акцентировали, вследствие чего отношения юноши и девушки дальше поцелуев не заходило, хотя периодически грудь Нины и ощущала прикосновение загрубевшей в степях Казахстана ладоней Станислава, но, честно говоря,  Стасу даже в голову не приходило попытаться идти дальше этого и «освобождать» на свиданиях тело Нины от одежды. Долго ли, коротко, но всё равно когда–то юноше (мужчине) – если у него действительно есть чувства к девушке (женщине) – надо выбирать – либо просить руки возлюбленной, либо уходить. Стас уходить не стал, а в декабре 1982 года в присутствии своих родителей и родителей своей будущей половинки сделал Нине Санне предложение, которое благосклонно было принято. Тогда же было отнесено заявление в ЗАГС, родители обговорили все вопросы, касающиеся отмечания столь значимого события, но, по предложению Сан Саныча (осторожный был товарищ), обручальные кольца решили купить за неделю до росписи в ЗАГСе.

Все подумали, сказали «Одобрям–с», и на этом симпозиум старшего поколения был закрыт, родители удалились, а молодёжь прошествовала в комнату Нины, включили «Маяк минус пятый» и под тихую музыку и песни Джо Дассена легли рядышком (не подумайте ничего такого – одетые). Стас положил – как всегда – голову на неизменную подушку, а Нина – на согнутую правую руку будущего мужа, крепко прижавшись и обняв обеими руками плотно налитое тело Станислава. Сознание обоих унеслось в мир грёз, они закрыли глаза и притихли, влюблённые и счастливые…

Но, как говорится – человек предполагает, а Боженька – располагает. В конце января 1983 года повестка из Нахимовского РВК осчастливила Станислава, что Родина в опасности и он обязан явиться первого февраля в военкомат с целью дальнейшего убытии в воинскую часть на переподготовку.

«Сотоварищи» Станислава – Везельвул и Купидон – осчастливили последнего, что:

а) рогатый – «на улице холодно, шапка на рогах не держится – поэтому голова мёрзнет, мне служить не надо…» категорически уклонился от выполнения священного долга по защите просторов великой и необъятной, и остался дома, тихо радуясь свободному времени, которое можно было провести более грамотно и содержательно, нежели хозяин, а именно – встречаясь с Лолой (правда при этом надо было избегать встреч с Лилит – ну уж тут – как кому повезёт);

б) «сбитый лётчик» заявил во всеуслышанье, что строевые смотры ему до чёртиков надоели и он берёт заслуженный отпуск сроком на те самые 45 суток, что были установлены Родиной и Нахимовским РВК на повышение качества и отработку новой воинской специальности бывшего десантника.

Всё, что там (на повышении и отработке) происходило, мною уже описано, и вот, получив расчёт, предписание и увольнительную, старшина Пониковский Станислав Семёнович 7 марта 1983 года в 15 часов 02 минуты вылез на остановке «Верхняя Голландия» и бодрячком направился к третьему подъезду своего родного 18-го дома.

Впереди было 8 дней отдыха, которые Станислав планировал провести вместе с Ниной, затем ещё неделя – и печать в паспорте обоих будет широковещательно указывать, что они теперь не просто так – а ячейка социалистического общества…

Поднявшись от остановки метров двадцать вверх по дороге, Станислав повернул на 60 градусов влево и направил свои стопы к родному дому. Пройдя небольшую площадку, которая заканчивалась подъездом номер 4, в котором на втором этаже жила его будущая супруга, Станислав поднял голову и посмотрел на окно Нининой комнаты. Окно было занавешено, и ничего такого Стас там не разглядел. Всё было как обычно, поэтому бравый старшина в серой шинели довернул телеса свои ещё на 30 градусов влево и начал движение в сторону подъезда номер два, где он и проживал на третьем этаже с родителями.

Надо отметить, что перед 18-м домом находился что – то вроде парка с небольшой площадкой, на которой Стас с товарищами (не путать с Везельвулом и Купидоном) играли в футбол. Среди рядов деревьев были проложены дорожки и стояли скамейки. Подойдя к середине расстояния между третьим и своим, вторым, подъездом, Станислав вдруг остановился. Увиденное его поразило. На скамейке, под деревьями – прямо под окнами его квартиры – сидела Нина Александровна в обнимку с каким–то старшиной второй статьи, одетым в чёрную курсантскую шинель с шевроном с двумя полосками (второкурсником) и шапку.

Так ведь не просто сидела, а ещё и целовалась взасос, причём (что больше всего возмутило Пониковского) правая рука наглеца находилась в районе выступающих верхних полукруглых частей тела будущей жены старшины и производило там какие–то непонятные манипуляции, что было заметно по периодическому оттягиванию и опусканию левой части пальто Нины. Глаза Нины были закрыты, а вот глаз нарушителя нравственности и целомудрия Стас не видел. 

Первым же желанием бывшего десантника было подойти и от всей души въехать курсанту в челюсть, да так, чтобы тот надолго запомнил – как это можно лезть к чужим невестам. Стас выдохнул, и набычившись, начал передвигаться в сторону злополучной скамейки, на которой сидела не менее злополучная пара. Дышал Станислав тяжело, кулак правой руки сжимался, а тело всё напряглось в преддверии схватки с покусителем.

Но что значит женская сущность. Стасу оставалось дойти до пары ещё пять шагов, как глаза Нины открылись и она, широко их открыв, уставилась на него, пытаясь что–то сказать, но рот её был закрыт в поцелуе. Наконец, она очнулась и двумя руками выдернула правую руку курсанта из своего пальто. Курсант понял, что дело обстоит как–то не так, оторвался от лица Нины и обернулся. Увидел он перед собой массивную фигуру, облачённую в серую шинель, такую же шапку и гневно горящие глаза, снизу которых играли желваки скул, а ещё ниже угрожающе белели два кулака. Вся фигура подходящего в молчании товарища ясно указывала курсанту, что его «сейчас будут бить, и возможно – ногами…»

Тут со скамейки встала Нина и сделала шаг навстречу Стасу, закрыв своим телом курсанта. Стас остановился, ибо даже всё увиденное никогда бы не заставило Стаса поднять руку на Нину. Та же в свою очередь, повернулась к несостоявшемуся мужу (а это уже было Пониковскому ясно – как Божий день), взяла под руку вставшего курсанта и пошла от Стаса, великолепно зная, что последний не посмеет ударить ни её, ни того, кого  она вела сейчас под руку.

Станиславсник. Кулаки разжались, на сердце стало тоскливо. Медленно он повернулся, зашёл в свой подъезд и поднялся к своей квартире. Дверь молча открылась (мать, оказывается, всё видела с балкона) и Станислав зашёл домой. В это время из дальней комнаты вышла в клубах папиросного дыма бабушка Станислава Мария Ивановна (она курила исключительно «Беломорканал» Ленинградского производства). Посмотрев, как Стастяжело снимает и вешает на вешалку шинель, снимает шапку и сапоги, Мария Ивановна сказала: «Зайди ко мне»

Переодевшись в «гражданскую форму одежды», Станислав зашёл в комнату бабушки и сел на стул. Мария Ивановна не стала ничего доказывать или объяснять, а просто сказала:

– Стас, посмотри на эту ситуацию с такой стороны: «А кому больше повезло». Пока будешь смотреть – иди вытряси ковры…

Больше ею ничего сказано не было. Станислав, не отвечая, в молчании встал и начал собирать ковры. Для того, чтобы вытрясти все ковры, необходимо было:

а) свернуть их в «рулончики» и положить в коридоре;

б) брать по 3 штуки, выносить во двор к деревянной перекладине, установленной перед обрывом специально для этой цели;

в) орудуя «выбивалкой» и веником, вытрясти ковры по очереди, скатывая вытрясенные опять – таки в «рулончики» и помещая их на скамейку, расположенную справа от перекладины;

г) закончив вытруску, отнести свёрнутые ковры домой.

Продолжать процедуру до тех пор, пока все 9 ковров не будут вытрушены (это на «малой приборке», как говорил Семён Петрович. На «большой приборке» к ним добавлялись ещё 4 ковра, развешанные по стенам комнат).

Когда Стас пошёл на третий «заход» и ему оставалось вытрясти последние два ковра, к скамейке, где уже лежал вытрушенный и свёрнутый первый ковёр, приблизилась та, о которой Стас вспоминал все 37 суток повышения боеспособности страны в части и в поле. Нина подошла и остановилась возле скамьи. Стас прекратил махать «выбивалкой» и посмотрел на предмет своей страсти, убитой напрочь курсантом и обстоятельствами. Нина молчала, потупив взор, что Стасу напомнило их первую встречу…

– Ты хотела мне что–то сказать? Говори – я слушаю, – обратился Станислав к Нине.

Та молчала, как Лиза Чайкина на допросе в гестапо. Стас с одной стороны и понимал её – ибо сам в такой же ситуации вряд ли бы нашёлся что сказать…

Молчание затягивалось, и Стасу уже было не ясно – то ли продолжать вытруску оставшихся двух ковров, то ли всё же добиться от Нины объяснения причин. С одной стороны, Пониковский понимал, что курсант – будущий офицер – при Советской власти – был более лучшей партией для девушки. С другой – он же плавал, был на хорошей должности, получал прилично, в августе сего года планировал поступление в СПИ…

В глазах Нины стояли слёзы, но она упорно молчала и смотрела на Станислава, у которого в этот момент было такое же состояние, как и в тот злополучный июньский вечер 1976 года на выпускном в школе. Сердце сдавило, дыхание было спёртым, и в голове крутился только один вопрос: «За что? Что я такого сделал?»

Наконец Стасу затянувшееся молчание надоело и он сказал:

– Нина, если есть что сказать – говори. Если нет – иди отсюда, не трави душу – и так погано!

После чего отвернулся и стал с нарочитым тщанием мести висящие ковры веником. В воздухе было молчание. Когда через пять минут Стас повернулся, то увидел медленно уходящую фигуру Нины и понял, что не судьба...

Потом он вспомнил слова бабушки и попытался ответить на вопрос – а кому всё–таки больше повезло, но ответ упрямо не шёл к нему. Станислав закончил вытруску ковров, скатал их и взвалив на плечо, пошёл домой…