Отдышавшись, Лиза стала оглядывать попутчиков и начала с женщины, которую привёл Джим Блейкстон.
— Это моя жена! — Джим указал на неё пальцем.
— Что-то я вас на улице не видала, верно, вы редко выходите, — сказала Лиза вместо «рада познакомиться».
— Ой, редко, — подтвердила миссис Блейкстон. — У меня меньшой корь подцепил, так я и дома с ног сбилась.
— А сейчас ему лучше?
— Гораздо. Он быстро поправляется. Джим хотел ехать нынче в Чингфорд и говорит мне: слышь, говорит, давай со мной, тебе развеяться надо. Оставляй, говорит, Полли — это наша старшая — оставляй Полли за хозяйку. А я говорю: славно, поехали, Полли справится. Вот мы и едем.
В продолжение этой тирады Лиза исподтишка рассматривала миссис Блейкстон. Во-первых, платье: миссис Блейкстон напялила что-то черное, бесформенное; во-вторых шляпа: нелепый капор, сейчас такие никто не носит. Затем Лиза перешла непосредственно к внешности миссис Блейкстон. Среднего роста, толстая, крепко сбитая тётка; непонятно, тридцать ей или все сорок Лицо как блин, рот шире ворот, а прическа! Обхохочешься, как Том и говорил: посредине темени пробор, волосенки прилизанные и в мелкие косицы заплетены. И сразу видно, что силы ей не занимать, хоть она и пашет всю жизнь, и детей всякий год рожает.
Всех остальных пассажиров платформы Лиза знала; теперь, когда места были благополучно заняты и праздничный поезд тронулся, нашлось время на взаимные приветствия. Все радовались, что Лиза едет, потому что с ней никогда не бывало скучно. Лизиным вниманием завладел молодой бакалейщик, который нарядился нынче в старинный костюм — серую куртку и узкие панталоны, щедро усыпанные блестящими пуговицами.
— Привет, Билл! — крикнула Лиза.
— Привет, Лиза! — отвечал Билл.
— Ну и прикид у тебя! Ни дать ни взять граф!
— Эй, Лиза Кемп, — скривилась подружка Билла, — не лезь к моему парню, не то узнаешь, где раки зимуют.
— Расслабься, Клэри Шарп, не нужен мне твой дружок, — отвечала Лиза. — У меня свой имеется, второй-то лишним будет. Верно, Том?
Том просиял, от счастья не нашёлся что ответить и просто пихнул Лизу локтем.
— Полегче! — возмутилась Лиза, схватившись за бок. — Ты мне ребра переломаешь!
— Чего уж там — ребра! — выкрикнула Салли с похвальной любовью к точности. — Небось за корсет из китового уса беспокоишься.
— Заткнись!
— Так ты в корсете? — с деланным простодушием уточнил Том и обнял Лизу за талию, чтобы проверить.
— Руки убери, — велела Лиза.
— Я ж только узнать, в корсете ты или нет.
— Я сказала, не смей меня щупать.
Том не повиновался.
— Убери руки, — повторила Лиза. — Будешь меня тискать — придётся на мне жениться.
— Так я ж того и добиваюсь!
— Дурак, — рассердилась Лиза и сбросила руку Тома.
Лошадки бежали резво, трубач с воодушевлением дул в свой рожок.
— Гляди не лопни с натуги, — посоветовал кто-то в ответ на особенно резкую руладу.
Платформа катила на восток; было уже позднее утро, улицы становились все оживленнее, транспорта прибавилось. Наконец они выехали на дорогу, ведущую непосредственно в Чингфорд, и увидели, что туда нынче устремился едва ли не весь Ист-Энд. К Чингфорду двигались пролётки и двуколки, запряжённые осликами и пони; лоточники; двухместные экипажи, четверики, другие платформы — все, к чему возможно прикрепить колеса. То и дело попадался ослик, из последних сил тянущий четверых упитанных налогоплательщиков; ослика легко обгоняла пара холеных лошадок, управляемая счастливыми супругами. Люди здоровались, перешучивались; больше всех шумели на платформе, снаряженной в «Красном льве». Солнце поднималось и жарило всё сильней; казалось даже, что на дороге стало больше пыли и жаром пышет ещё и снизу.
— Ну и пекло! — слышалось отовсюду. Народ потел и отдувался.
Женщины сняли капоры и накидки, мужчины, следуя их примеру, освободились от пиджаков и остались в одних сорочках. Что дало пищу для изрядного количества шуток (причем далеко не всегда поучительного характера) по поводу предметов одежды, с которыми та или иная персона с радостью расстанется. Откуда напрашивается вывод, что честный, прямодушный англичанин понимает намеки из французских комедий куда лучше, чем принято считать.
Наконец вдали показался паб, где предполагалось дать лошадкам отдохнуть и обтереть их мокрой губкой. Об этом пабе в последние четверть часа только и говорили; теперь, когда он стал виден на верхушке холма, раздались радостные возгласы, а один бездельник, особенно мучимый жаждой, затянул «Правь, Британия», в то время как другие пел и менее патриотическую песню «Пиво, славное пиво!». Платформа остановилась у дверей паба, люди горохом посыпались на землю. Паб был тотчас взят в осаду, официантки и мальчики на побегушках бросились выносить пиво жаждущим.
Коридон и Филлида. Идиллия
Согласно канону, в процессе ухаживания любезный пастушок и прелестная пастушка пьют из одного сосуда.
— Давай, пей уже, — сказал Коридон, учтиво вручая своей милой пенящуюся кружку.
Филлида молча приблизила ротик к кружке и смачно глотнула. Пастушок наблюдал с тревогою.
— Эй, ты тут не одна! — воскликнул он, видя, что Филлидина головка запрокидывается всё выше, а содержимое кружки неумолимо убывает.
Прелестница остановилась и передала кружку своему возлюбленному.
— Ну ты сильна! — протянул Коридон, заглядывая в кружку, и добавил: — И сноровиста. — Затем галантно приложился губами к тому самому месту, где кружки касался ротик его милой, и допил содержимое.
— Вот это я понимаю! — заметила пастушка, причмокивая. Она высунула язычок, облизала свои прелестные губки и глубоко вздохнула.
Любезный пастушок, прикончив содержимое кружки, тоже вздохнул и молвил:
— Я бы от второй порции не отказался!
— Раз уж ты первый начал, я вот что скажу: этого хватило только горло прополоскать!
Вдохновлённый её словами, Коридон, как верный рыцарь, побежал к барной стойке и вскоре возвратился с полной кружкой.
— Теперь ты первый пей, — предложила заботливая Филлида.
Коридон сделал долгий глоток и вручил ей кружку.
Филлида с девичьей скромностью развернула кружку так, чтобы не коснуться следа от губ Коридона, на что Коридон не преминул заметить:
— Ишь, какая брезгливая.
Тогда, не желая огорчать возлюбленного, Филлида вернула кружку в исходное положение и приложилась алым ротиком именно к тому месту, где касался кружки Коридон.
— Ну вот и все! — сообщила она, вручая возлюбленному пустую кружку.
Любезный пастушок достал из кармана короткую глиняную трубку, продул её, набил табаком и закурил, меж тем как Филлида вздохнула при мысли о прохладном напитке, струящемся по её гортани, и от удовольствия погладила себя по животу. Коридон сплюнул, и его милая тотчас сообщила:
— Я могу плюнуть дальше.
— А вот и не можешь.
Она предприняла попытку и преуспела. Коридон собрался и снова плюнул, дальше, чем в первый раз; Филлида тоже плюнула. Идиллическое состязание продолжалось, покуда рожок не возвестил, что пора ехать дальше.
* * *
Наконец они добрались до Чингфорда, и здесь-то лошадок освободили от упряжи, а платформу, где предстояло обедать, откатили под навес. Все изрядно проголодались, но есть было рано, и пассажиры платформы рассыпались на группки и пошли выпить. Лиза с Томом и Салли со своим дружком завернули в ближайший паб, и, пока они пили пиво, Гарри, большой любитель спорта, в лицах изобразил боксёрский турнир, что имел место в прошлую субботу и запомнился, в частности, тем, что один из участников скончался от полученных увечий. Несомненно, событие было из ряда вон выходящее; Гарри уверял, что присутствовали даже несколько очень важных персон из Вест-Энда, говорил об их безуспешных попытках остаться неузнанными и о замешательстве, когда один болельщик из озорства крикнул: «Атас, полиция!» Гарри втянул Тома в продолжительный спор о боксе, в котором Том, будучи человеком застенчивым и покладистым, потерпел бесспорное поражение. Затем все четверо вернулись на платформу, где уже накрывали обед — вытаскивали из-под сидений корзины со снедью, выставляли бутылки пива, от вида которых пересыхали и без того сухие гортани.
— Сюда, леди и джентльмены — если, конечно, вы настоящие джентльмены, — вопил кучер. — Лошадкам нужно подзаправиться!
— Придурок! — послышалось в толпе. — Мы тебе не лошади — мы воду не пьём.
— Вижу, леди, вы очень умная, — не растерялся кучер. — Наверняка только из пансиона.
Весьма зрелый возраст упомянутой леди свидетельствовал об известной доле иронии в словах кучера. Кто-то дунул в рожок, на что Лиза не преминула заметить:
— Эй, там, полегче! Будешь так дудеть — лопнешь; лопнешь — испортишь мне обед!
Наконец все уселись обедать. Чего только не было на столах — пироги со свининой, охотничьи колбаски, сосиски, отварной картофель, яйца вкрутую, бекон, телятина, окорок, крабы и креветки, сыр, масло, холодный пудинг на нутряном сале с патокой, пироги с крыжовенным вареньем, пироги с вишневым вареньем, ещё масло, хлеб, ещё сосиски и снова пироги со свининой! Снедь исчезала так быстро, словно за столом орудовала стая хищников; ели методично, молча, истово; откусывали помногу, глотали не жуя. Сметливый иностранец, случись ему наблюдать, как эти честные труженики расправляются с едой, понял бы, почему Англия — великая держава. Он бы понял, почему британцы никогда, никогда не будут рабами. Наши герои прекращали есть единственно для того, чтобы попить; залпом опустошали стаканы, протечек не допускали. Они ели и пили, пили и ели — но, поскольку всё в этом мире когда-нибудь кончается, остановились в итоге и они и хором, в тридцать две глотки, удовлетворённо рыгнули.
Затем компания разбилась на пары. Гарри и его подружка зашагали к лесу, где под сенью дерев могли предаться уверениям в вечной любви и перевариванию обеда. Том все утро ждал этого счастливого часа; он рассчитывал, что обильная еда поможет растопить холодность Лизы, и уже представлял, как они с ней усядутся на травке, под развесистым каштаном, как он, Том, обнимет Лизу за талию, а её головка будет покоиться на его горячей груди. Лиза тоже предвидела послеобеденную разбивку на пары и усиленно измышляла предлог уклониться от похода в лес.
— Не хочу, чтоб он меня обслюнявил, — пробормотала Лиза. — Тисканья да поцелуи — для дураков, а я не дура.
Лиза едва ли сознавала, почему ласки Тома так её раздражают; не нравятся они ей, и точка. По счастью, помощь пришла в виде благословенного института брака, ибо Джим и его жена не выказывали ни малейшего желания провести день наедине, и Лиза, видя их замешательство, предложила пойти на прогулку вчетвером.
Джим тотчас согласился, и с явным удовольствием; у Тома упало сердце. Вслух возразить ему не хватило смелости, зато он смерил Блейкстона испепеляющим взглядом. Джим отвечал добродушной улыбкой; Том насупился. Они пошли лесом. Джим держался подле Лизы, причем Лиза ничуть не противилась, поскольку сделала вывод, что Джим, даром что нахал, далеко не дурак. Том буквально наступал им на пятки, и если Джим прибавлял шагу, Том старался его догнать, а миссис Блейкстон, которой совсем не хотелось остаться в лесу одной, перестраивалась на мелкую рысь. Джим вдобавок и разговор вел так, чтоб задействовать одну Лизу, а Тому показать, что он тут лишний, только Том всякий раз вставлял пару мрачных реплик, чтоб Джиму не так сладко было. В конце концов Лиза рассердилась.
— Ты, Том, верно, нынче не с той ноги поднялся, — сказала она.
— А ты, когда согласилась со мной ехать, по-другому думала. — Том сделал ударение на «со мной».
Лиза передернула плечами.
— Ты мне надоел. Нравится дураком себя выставлять — выставляй в другом месте.
— Значит, хочешь от меня отделаться, — подытожил Том.
— Я ничего такого не говорила.
— Ладно, Лиза, все с тобой понятно. Не хочу быть третьим лишним. — Том резко развернулся и, не видя дороги, зашагал в глубь леса.
Совершенно убитый, то и дело сглатывая комок в горле при мысли о Лизе, Том долго бродил в одиночестве и думал, какая Лиза злая и неблагодарная. Зря он потащился в Чингфорд, надо было дома сидеть. Что ей стоило пойти гулять с ним, а не с этим жеребцом Блейкстоном; для него, для Тома, у Лизы ни слова доброго, ничего. Том мучился ненавистью, но он был просто несчастный влюбленный и мало-помалу начал думать, что сам перегнул палку, сам проявил неуместную обидчивость. Вскоре Том уже раскаивался, что вообще раскрыл рот; ему ужасно хотелось помириться с Лизой. Он побрел обратно в Чингфорд в надежде, что Лиза не заставит слишком долго себя ждать.
Лиза, в свою очередь, немного удивилась, когда Том вспылил и ушел.
— Какая его муха укусила?
— Он просто ревнует, — рассмеялся Джим.
— Том? Ревнует?
— Конечно, тебя ко мне.
— Можно подумать, я ему повод давала! — воскликнула Лиза и стала рассказывать Джиму о Томе: как он просил выйти за него, как она отказала, как согласилась ехать с ним в Чингфорд только при условии, что не будет считаться его подружкой. Джим слушал сочувственно; жена его, кажется, не слушала вовсе — наверняка ее занимали мысли о детях да о хозяйстве.
В Чингфорде их встретил тоскливый взгляд Тома. Лиза была потрясена его горем; почувствовала, что проявила жестокость, и, оставив Блейкстонов, шагнула к Тому.
— Слышь, Том, — начала она, — не бери в голову. Я не хотела тебя обидеть.
Том разразился мольбами о прощении.
— Ты ж знаешь, Том, — продолжала Лиза, — я вспыльчивая. Мне жаль, что я тебя обидела.
— Ох, Лиза, какая ты хорошая! Ты не сердишься на меня?
— Я? Нет. Это ты должен сердиться.
— Ты такая хорошая, Лиза!
— Так ты не сердишься?
— Моя Лиза мне всякая мила, вот что я скажу! — Том буквально сиял. — Пойдём выпьем чаю, а потом будем на осле кататься.
Катание на осле стало одним из гвоздей программы. Лиза поначалу побаивалась, так что Тому пришлось шагать в ногу с ослом и поддерживать её; всякий раз, когда осел припускал рысью, Лиза взвизгивала и вцеплялась в Тома, чтобы не упасть. Том ощущал её ладошку на своем плече, слышал мольбу в выкриках: «Ой, только не отпускай меня! Ой, сейчас упаду!» — и был совершенно уверен, что подобного счастья в жизни ему до сих пор не выпадало. Подтягивались остальные участники пикника; были обещаны гонки на ослах, но уже на первом круге, когда ослы пустились галопом, Лиза упала-таки Тому в объятия, и ее осел ускакал один.
— Я знаю, что надо делать, — заявила Лиза, когда беглеца поймали. — Я поеду по-мужски.
— Совсем сдурела! — крикнула Салли. — Разве можно — в юбках-то?
— Ещё как можно.
Был добыт другой осел, на сей раз с мужским седлом. Лиза встала в стремя, перекинула ногу и уселась верхом, очень довольная собой. Ни излишней скромностью, ни излишней стыдливостью Лиза никогда не страдала и в таком положении чувствовала себя вполне свободно.
— Вот теперь я и сама справлюсь. Отходи, Том, — велела она. — Покури пока, а потом присоединяйся.
Этот заезд сопровождался особенно громким шумом. Лиза молотила своего осла пятками, дубасила кулачками, визжала ему в уши и хохотала до колик. Её усилия увенчались успехом — она выиграла заезд. После заезда, естественно, всем участникам опять захотелось освежиться и подкрепиться, они повалили в паб и долго ещё обсуждали ослиные бега.
После нескольких пинт пива Лиза и Салли, их молодые люди с серьёзными намерениями, а также чета Блейкстонов стали искать других развлечений; их внимание привлёк балаган, где деревянным шаром сшибали кокосовые орехи.
— Ой, давайте, давайте попробуем! — взвизгнула Лиза, и бедолагам пришлось доставать кошельки.
Лиза с Салли сделали по несколько крайне неудачных ударов.
— С виду легче лёгкого, — протянула Лиза, поправляя прическу. — Только в эту штуковину никак не попасть. Попробуй ты, Том.
Том и Гарри оба промахнулись, зато Джим сбил три кокоса, и владельцы балагана стали смотреть на него с некоторым беспокойством.
— Да вы просто дока! — восхитилась Лиза.
Хотели было заставить миссис Блейкстон тоже попытать счастья, но она отказалась наотрез.
— Чтоб я на такую ерунду деньги транжирила! — пояснила миссис Блейкстон.
— Ладно тебе кукситься, мать, — примирительно заметил Блейкстон. — Давай лучше есть кокосы.
Таким образом, каждой паре досталось по кокосу. Дамы выпили кокосовое молоко, после чего орехи раскололи, и каждый придавил обед и чай ещё и изрядной порцией кокосовой мякоти. А там и время ужина приспело. Снова они набросились на сосиски в тесте, крутые яйца, охотничьи колбаски и неизменное пиво.
— Я уже со счёту сбилась, сколько бутылок выпила, — сказала Лиза.
Все засмеялись.
До отправления платформы обратно на Вир-стрит был ещё почти целый час; тут-то и пригодились гармоники. Наши герои сели на траву. Гарри зажигательным соло открыл концерт. Слушатели потребовали песню, вышел Джим и исполнил старинную «Эх, солдатики, солдатики идут». Кроме Тома, стеснительных в компании не нашлось; вскоре Лиза тоже спела популярную смешную песенку. Снова играли на гармониках. Снова захотели песню. Лиза обернулась к Тому, притихшему подле нее.
— Чего притаился, как мышь? Давай пой.
— Да я не умею, — покраснел Том. — Мне медведь на ухо наступил, ты ж знаешь.
Тут опять поднялся Блейкстон с новой песней.
«Ну и зануда же этот Том, — сделала вывод Лиза. — То ли дело Блейкстон».
Потом заглянули в паб, выпить пива на дорожку. Трубач весьма неуверенно, будто пробираясь на ощупь, подал сигнал к отправлению, и они пошли занимать места на платформе.
Лиза с трудом поднялась по лесенке и пробормотала:
— Ох и пьяная же я.
Кучер пребывал в меланхолии; он понурился на козлах, не выпуская поводьев, повесил голову и с тоскою думал о безвозвратно ушедшей молодости, а также о грехах, за которые ему уже довольно скоро воздастся.
Лиза не проявила ни малейшего уважения к сим благочестивым мыслям — она стукнула кулачком по гербу на шляпе кучера, сползшей от удара ему на глаза.
— Эй ты, чего раскис, как студень на плите?
В ответ кучер тоже стукнул Лизу.
— Сама ты студень!
— Мордоворот!
— Злюка!
— Пьяница!
Лиза разошлась не на шутку, хохотала и пела, ни на секунду не умолкала. Из озорства поменялась шляпами с Томом и, увидев его в перьях, смеялась до визга. На обратном пути пели «Ведь он же славный парень», и вечерний воздух отзывался многоголосым эхом.
Лиза с Томом и Блейкстоны заняли теперь одно сиденье. Лиза оказалась между Томом и Джимом. Том был совершенно счастлив, он мог бы так всю жизнь ехать, подле Лизы. Постепенно, по мере того как они удалялись от Чингфорда, пение стихало, болтовня становилась менее оживлённой, голоса — более тихими. Кое-кто задремал; Салли с Гарри похрапывали в обнимку. Вечер выдался прекрасный, небо приобрело уже ультрамариновый оттенок, звёздам не было числа. Лиза время от времени поднимала глаза к небу — и её охватывало желание оказаться в чьих-нибудь объятиях или испытать, каковы ласки сильного мужчины; также в сердце её появлялось странное ощущение — будто оно, сердце, увеличивается. Лиза притихла; Том и Блейкстоны тоже молчали. Затем, очень медленно, очень осторожно, с пониманием, что этак не годится, рука Тома обвилась вокруг её талии. На сей раз Лиза ничего не имела против. Однако с другого боку тоже началось копошение, и другая рука стала гладить Лизу по бедру, и другая ладонь опустилась на ее пальцы. Рука эта принадлежала Джиму Блейкстону. Лиза чуть вздрогнула и уже не могла унять дрожь. Том это заметил.
— Лиза, ты озябла, да? — прошептал он.
— Нет, Том, мне тепло, просто потряхивает маленько.
Том крепче обнял её за талию, и в это же время большая жесткая ладонь стиснула её ладошку. Так Лиза и сидела, меж двух мужчин, пока платформа не достигла «Красного льва», что на Вестминстер-Бридж-роуд, и Том не сказал себе: «А всё-таки я ей нравлюсь!»
Они спустились с платформы, пожелали друг другу доброй ночи. Салли и Лиза, со своими верными рыцарями и четой Блейкстонов, пошли домой. На углу Вир-стрит Гарри предложил Тому и Джиму:
— А что, парни, не пропустить ли нам по стаканчику, пока паб не закрылся?
— Я не прочь, — отвечал Том. — Только сначала проводим девушек.
— Тогда нам до закрытия не успеть, — возразил Гарри. — Считанные минуты остались.
— Нельзя же девушек бросить посреди улицы.
— Валяйте, бросайте, — вмешалась Салли. — Мы за себя постоим, если что.
Том не хотел расставаться с Лизой, но она поддержала Салли:
— Иди уже, Том. Никто нас с Салли не съест. А ты можешь опоздать.
— Доброй ночи, Гарри, — сказала Салли, как бы ставя точку в разговоре.
— Доброй ночи, старушка, — отвечал Гарри. — Давай, чмокни меня на сон грядущий.
И Салли, отнюдь не против своего желания, прижалась к Гарри, а он звонко расцеловал ее в обе щеки.
— Доброй ночи, Том, — сказала и Лиза, протягивая руку.
— Доброй ночи, Лиза, — отвечал Том, с тоскою во взгляде беря её ладошку.
Лиза поняла, мило улыбнулась, подставила личико. Том наклонился к ней, обнял и страстно поцеловал.
— Какая ты сладкая! — воскликнул он, чем вызвал смех Салли, Гарри и Блейкстонов.
— Спасибо, что вытащил поразвлечься, — сказала Лиза.
— Всегда рад, — ответил Том и добавил вполголоса: — Благослови тебя Господь.
— Блейкстон, ты с нами? — спросил Гарри, видя, что Джим с женой уходят.
— Не, мы домой. Завтра подъём в пять утра.
— Эк он здоровье бережёт, — презрительно прокомментировал Гарри, шагая с Томом к пабу. Блейкстоны, Лиза и Салли пошли в противоположную сторону.
Первым по пути был дом Салли. Через несколько ярдов они оказались возле дома Блейкстонов. С минуту поболтали у дверей, и Лиза пожелала супругам доброй ночи. Дальше ей предстояло идти одной. На улице было очень тихо, редкие фонари струили тусклый свет, который только заставлял Лизу острее чувствовать одиночество. Какой контраст с полдневной улицей, когда люди так и снуют, а иной раз собираются группками! Теперь Вир-стрит будто вымерла. Лизе сделалось не по себе. Два ряда совершенно одинаковых домов, два ровных тротуара и прямая цементная дорога показались ей проклятым местом, словно здесь недавно свирепствовала чума, или пожар не оставил в живых ни единой души. Вдруг сзади раздались шаги. Лиза вздрогнула и оглянулась. Ее нагонял мужчина; в следующую секунду она узнала Джима. Джим махал ей, потом глухо позвал по имени.
Лиза остановилась и ждала, пока он подойдёт.
— Вы чего?
— Пришел пожелать тебе доброй ночи, Лиза.
— Вы ж только что пожелали.
— Не, я хочу по-настоящему пожелать.
— Где ваша жена?
— Дома. Я сказал, что передумал и иду промочить горло с ребятами.
— Так она ж узнает, что вас не было в пабе.
— Не узнает. Она сразу наверх пошла, поглядеть, как там наш меньшой. А я хотел с тобой одной говорить, Лиза.
— Почему?
Джим не ответил, зато попытался взять Лизу за руку. Лиза не позволила. Они пошли дальше молча и вскоре достигли её дома.
— Доброй ночи, — сказала Лиза.
— Может, ещё прогуляемся, а, Лиза?
— Тише вы — услышат, — прошептала она, сама не зная, зачем шепчет.
— Так прогуляемся?
— Нет. Вам вставать в пять часов, забыли?
— Это я для отмазки сказал, чтоб с ребятами не ходить.
— И чтоб пойти за мной? — уточнила Лиза.
— Ну да!
— Не пойду я с вами гулять. Доброй ночи.
— Нет, пожелай мне доброй ночи как следует.
— А как следует?
— Том сказал, ты сладкая.
Лиза смотрела на него молча, и Джим вдруг схватил её, почти поднял над землёй и стал целовать. Лиза отворачивалась.
— Губы, Лиза! Дай мне свои губы! — шептал Джим. — Дай мне свои губы!
Он взял ее лицо в ладони (Лиза больше не сопротивлялась) и поцеловал в губы.
В конце концов Лиза высвободилась, распахнула дверь и скрылась в доме.
Свежие комментарии