Тридцать три года назад два гроссмейстера — Виктор Корчной и Геза Мароци встретились за шахматной доской. Ничего особенного в этом поединке не было бы, если бы ни одно обстоятельство: Геза Мароци скончался в 1951 году. Шахматные судьбы участников этой необычной партии во многом схожи: оба считались одними из лучших, но звания чемпиона мира завоевать так и не смогли.

Виктор Корчной родился в 1931 году в Ленинграде, пережил блокаду. Шахматами стал заниматься в возрасте 13 лет. Окончил исторический факультет ЛГУ, однако шахматам не изменил — участвовал в серьезных турнирах, в итоге вошел в советскую шахматную элиту. Виктор Корчной четыре раза становился чемпион Советского Союза, в составе сборной СССР шесть раз завоевывал золото шахматных Олимпиад.

В 1976 году после международного турнира в Амстердаме он отказался возвращаться на родину и поселился в Швейцарии. Разумеется, ввиду подобного демарша, имя Корчного было вычеркнуто из истории советских шахмат, его лишили звания заслуженного мастера спорта.

Советские шахматисты бойкотировали турниры, в которых принимал участие Корчной. Тем не менее, к Корчному еще как минимум дважды было приковано внимание советской общественности — в 1978 и в 1981 годах, когда он встречался с Анатолием Карповым в матчах за звание чемпиона мира. Правда, тогда в спортивных новостях его именовали не иначе как «претендент». Оба матча Корчной Карпову проиграл.

Теперь о сопернике Корчного. Мароци родился в 1870 году в Сегеде в Австро-Венгрии. Играть начал в 15 лет. Получив образование математика и инженера-технолога, принимал участие во многих шахматных турнирах. Был известен прежде всего как шахматист оборонительного стиля и мастер эндшпиля. Умер в Будапеште в 1951 году — за 34 года до начала матча с Виктором Корчным.

Идея проведения этой необычной партии принадлежала доктору экономических наук из Швейцарии Вольфгангу Айзенбайсу. Именно он обратился к Корчному с предложением померяться силами с кем-либо из ушедших гроссмейстеров.

Корчной посмеялся и сказал, что идея безумна, но поскольку все шахматисты немного не в себе, он согласен. На вопрос Айзенбайса, с кем бы Виктор хотел встретиться за шахматной доской, Корчной ответил: «Со вторым чемпионом мира кубинцем Хосе Раулем Капабланкой, советским шахматистом эстонского происхождения Паулем Кересом или венгром Гезой Мароци».

Проводником в потусторонний мир стал давний знакомый Айзенбайса — Роберт Ролланс, музыкант, а по совместительству медиум, владевший техникой автоматического письма в состоянии транса. Айзенбайс остановил выбор на Роллансе не только потому, что неплохо его знал.

Во-первых, медиум ровным счетом ничего не смыслил в шахматах, потому подыгрывать мертвецу никак не смог бы. Во-вторых, Ролланс согласился участвовать в эксперименте совершенно бесплатно. Кстати, Корчной за участие в партии с Мароци тоже не получил ни франка.

Через неделю Ролланс сообщил Айзенбайсу, что найти в потустороннем мире Капабланку и Кереса ему не удалось, а вот Мароци обнаружен и готов к игре. Эксперимент стартовал. «Я Мароци Геза, — писал дух знаменитого шахматиста рукой медиума при первом контакте. — Я приветствую вас».

Венгру достались белые, и он сделал ход. Правда, прежде выразил озабоченность по поводу своей формы – ведь он не тренировался много лет. Разумеется, устроителю партии было небезынтересно узнать, почему Мароци согласился снова сесть за шахматную доску.

«Я буду в вашем распоряжении по двум причинам, — записал за венгром Ролланс. — Я хочу помочь человечеству убедиться в том, что смерть — не конец: разум отделяется от физического тела и живет в новом мире, в других измерениях». Второй причиной он назвал желание прославить свою родину – Венгрию.

Меж тем, партия входила в решающую стадию. Ролланс передавал ходы Мароци Айзенбайсу. Тот информировал о них Корчного. Об ответном ходе Виктор сообщал устроителю игры, тот звонил медиуму. Играли, мягко говоря, неспешно – то Мароци был «не в духе», то его оппонент уезжал на очередной турнир. После 27 хода Корчной так прокомментировал партию:

Тот, с кем я играю, начал не совсем уверенно, и его игра старомодна. Но я должен признаться, что не гарантирую свою победу. Противник компенсировал недостатки дебюта сильными решениями в конце игры. В эндшпиле проявляются способности игрока, и мой загробный соперник играет очень хорошо.

Разумеется, доктору Айзенбайсу было не столько важно выявить победителя, сколько соблюсти «чистоту эксперимента». Он знал, что так или иначе его обвинят если не в мошенничестве, то в попытке соорудить дешевую сенсацию.

Именно поэтому он привлек к игре в качестве независимого наблюдателя директора Тихоокеанского института психоневрологии доктора Неппе. Профессор помимо всего прочего был сильным шахматистом. Проанализировав ход партии, эксперт резюмировал:

Предполагаемый Мароци вначале действовал на уровне мастера, но затем его игра стала соответствовать гроссмейстерской. Нерешительный дебют, возможно, был результатом использования Корчным новых теоретических идей, разработанных уже после смерти соперника.

Но самое главное — профессор Неппе был абсолютно уверен, что ни Роберт Ролланс, ни его знакомые не могли имитировать игру Мароци, поскольку для этого надо было много лет заниматься шахматами на самом высоком уровне.

Использование с той же целью компьютера было также исключено, так как машина не смогла бы столь тонко смоделировать «стилистическую индивидуальность» Мароци. Заключения эксперта Айзенбайсу показалось мало, и он через медиума попросил покойного гроссмейстера поделиться подробностями своей жизни.

Мароци принял затею благосклонно и выдал автобиографию аж на сорока страницах. Тут-то и начались настоящие чудеса — дух венгерского гроссмейстера сообщил подробности, о которых никто, кроме Гезы Мароци знать не мог.

Так, например, он рассказал о партии, сыгранной им в 1930 году в Сан-Ремо с неким Роми. Названный человек более не фигурировал ни в одном протоколе шахматных соревнований, хотя против Мароци играл блестяще.

«Прежде всего, — впоследствии вспоминал Айзенбайс, — Мароци отметил, что имя человека, с которым он играл в Сан-Ремо, пишется с буквой «h» на конце». Далее Мароци рассказал:

В школьные годы у меня был друг Romih, который однажды обыграл меня в шахматы. Я относился к нему с большим уважением, но потерял из виду на многие годы. И вот десятилетия спустя мы неожиданно встретились на турнире в Сан-Ремо и сыграли одну из интереснейших в моей жизни партий.

В ходе игры наступали моменты, когда признать мое поражение были готовы не только те, кто следил за ходом партии, но и я сам, по натуре прирожденный оптимист. Но в какой-то миг в голову мне пришло верное решение, и я выиграл. Так я взял реванш за ту давнишнюю школьную партию. По итогам турнира победителем стал Алехин, я занял девятую строчку, а мой друг — шестнадцатую.

Сохранились и воспоминания Роберта Ролланса о том, каким образом он общался с духом покойного гроссмейстера:

Я оказывался в двух разных состояниях. Первым было привычное для меня трансовое состояние, когда Мароци писал моей рукой. Второе же было абсолютно новым. Мароци обдумывал свои возможные ходы. Он обращался ко мне и затем показывал различные варианты развития партии.

Я сидел перед шахматной доской, а Мароци демонстрировал моему внутреннему взору, как бы он мог передвинуть фигуры. При этом мне были полностью понятны все рассуждения гроссмейстера, хотя я ни разу в жизни не играл в шахматы.

=0=0=

"Государство не обеднеет, забирайте!" Напрасные победы русского оружия

Это была странная война. Русская армия почти в одиночку сдерживала прусские войска. В сентябре 1760-го русские вошли в Берлин; в ноябре у Торгау состоялось последнее крупное сражение. Фридрих II надеялся на чудо. И оно произошло: Россия отказалась от своих побед в Семилетней войне.

Русские включилась в конфликт как союзники французов и австрийцев. Они не хотели допускать военного усиления Пруссии. К тому же императрица Елизавета Петровна испытывала острую личную неприязнь к прусскому королю Фридриху II. Но у него в России оказался влиятельный поклонник.

Наше-ваше…

Многое на этой войне удивляло. Например, взятие Берлина. Конечно, это был впечатляющий успех русских, он даже слегка напугал союзников. Появилась поговорка: "Из Берлина до Петербурга не дотянуться, а из Петербурга до Берлина достать всегда можно". Русские войска вошли – прусские капитулировали. Победители забрали трофеи: под 20 тыс. единиц оружия и 3 млн талеров контрибуции. Через четыре дня отправились восвояси. Или еще: русская армия дважды брала Восточную Пруссию. После первого успеха зачем-то ушла, потом вернулась и снова ее завоевала. В российское подданство привели все местное население, включая самого известного жителя Кенигсберга Иммануила Канта. Но война еще не кончилась, как из Петербурга прозвучало что-то вроде "нам ничего не надо, мы вам все возвращаем". Кенигсберг снова стал прусским, а философ, кстати, в старое подданство не вернулся, так и умер гражданином Российской империи. Но сначала умерла Елизавета Петровна, ненавистница короля Пруссии. Перед этим она долго болела, и в русской армии стоял примерно такой вопрос: так как мы воюем – по-настоящему или понарошку? Все знали: когда императрицы не станет, на престол взойдет ее племянник – фанат всего прусского и воздыхатель Фридриха II. Так и вышло.

Прусский король ретируется при виде русских казаков

Монарх-неудачник

Его звали Петр III. Российские итоги Семилетней войны он свел к нулю. Заключил с Пруссией мир и спас Фридриха от позора полного поражения. Император Петр даже отправил ему в знак дружбы русский корпус – солдат, которые только что колотили пруссаков как своих врагов. Не исключено, что из-за этих оскорбительных для воинского сословия поступков Петр III подозрительно быстро умер. И все же Семилетняя война для России была ненапрасной. Так считает Алексей Синелобов, доцент кафедры истории России МПГУ, кандидат исторических наук:

"Русская армия получила тогда самую лучшую среди всех оценку, накопила грандиозный опыт и, можно сказать, отрепетировала свои блестящие победы второй половины XVIII века. Все они начинались с этих сюжетов: разгром армии Фридриха при Кунерсдорфе, взятие Берлина, а потом и Кольберга – крупнейшей прусской крепости на Балтике".

А.П.Антропов."Портрет Петра III"

Действия русской армии поставили Фридриха II в безнадежное положение, уверяет Алексей Синелобов. Но в истории (и не только России) так бывает: при смене монарха резко меняется внешнеполитический курс страны.