ПРОТЕСТ МАДАМ БЛАВАТСКОЙ.

Герман Шмихен. Портрет Е. П. Блаватской. 1884

«Общество психических исследований» опубликовало в настоящее время Отчет, представленный одному из своих Комитетов г-ном Ходжсоном, агентом, посланным в Индию для расследования природы некоторых феноменов, которые, как писалось, имели место в штаб-квартире Теософского общества в Индии и в других местах, и с производством некоторых из коих я была прямо или косвенно связана. Этот Отчет приписывает мне сговор с Куломбами и несколькими индусами с целью обмануть доверие у различных лиц из моего окружения путем использования мошеннических механизмов, и объявляет подлинными ряд писем, якобы написанных мною г-же Куломб в связи с мнимым заговором, то есть те письма, которые я уже объявила в большей части сфабрикованными. Странно сказать, но с того момента, как четырнадцать месяцев назад началось расследование, вплоть до сегодняшнего дня, когда мои самозваные судьи признали меня виновной, мне ни разу не позволили увидеть эти компрометирующие письма. Я обращаю внимание каждого честного и порядочного англичанинана этот факт.

Не вдаваясь сейчас в детальное рассмотрение ошибок, несоответствий и неверных рассуждений этого Отчета, я хочу, как можно более публично, выразить свое возмущение и решительный протест против вопиющей клеветы, возведенный на меня подобным образом Комитетом Общества психических исследований по подстрекательству единственного, некомпетентного и недобросовестного исследователя, выводы которого они приняли. Во всем представленном Отчете нет ни одного выдвинутого против меня обвинения, которое смогло бы выдержать проверку беспристрастным расследованием на месте, где мои собственные объяснения могли бы быть проверены опросом свидетелей. Они были созданы в сознании самого г-на Ходжсона и скрывались от моих друзей и коллег, пока он находился в Мадрасе, злоупотребляя гостеприимством и неограниченным содействием в своих исследованиях, предоставленными ему в штаб-квартире Общества в Адьяре, где он принял личину друга, хотя он и пытается выставить сейчас лиц, с которыми он тогда общался, за обманщиков и лжецов. Эти обвинения теперь выдвигаются в поддержку собранных им односторонних свидетельств, и по прошествии значительного времени. Однако при этом, если бы он ранее и смог бы получить противоположные доказательства и аргументы, то его очень ограниченное знание предмета, с которым он пытался иметь дело, не дало бы ему возможности понять их. Г-н Ходжсон, таким образом, назначив себя прокурором и адвокатом в последней инстанции и обходясь без защиты в сложных случаях, которые он расследовал, признает меня виновной во всех преступлениях, которые он вменяет мне в качестве судьи, и объявляет доказанным, что я являюсь архиобманщицей.

Комитет ОПИ, не колеблясь, согласился с содержанием приговора, который вынес г-н Ходжсон, и таким образом, публично оскорбил меня, высказав свое мнение в пользу выводов своего агента — мнение, целиком и полностью основанного на Отчете их единственного представителя.

Я думаю, что там, где уяснены принципы справедливости и честной заботы о репутации оклеветанных лиц, поведение Комитета будет рассматриваться с чувством, похожим на глубокое возмущение, которое я ощущаю. Я не сомневаюсь, что продуманные, но направленные по ложному пути расследования г-на Ходжсона, его напускная точность, которая проявляет бесконечное терпение к мелочам, но слепа к важным фактам, его противоречивые рассуждения и его удивительная некомпетентность в вопросах, подобных тем, которые он пытается решить, будут в свое время разоблачены другими авторами. Множество друзей, знающих меня лучше, чем Комитет ОПИ, останутся равнодушными к мнению этого органа, и в их руки я должна буду передать свою сильно пострадавшую репутацию. Но, в любом случае, на один пассаж в этом безобразном Отчете я должна ответить от своего имени.

Ясно сознавая всю абсурдность своих же собственных выводов обо мне до тех пор, пока они оставались полностью неподтвержденными какой-либо теорией мотива, который мог бы объяснить мою пожизненную преданность теософской работе приносимую в жертву моему естественному месту в Обществе в моей собственной стране, г-н Ходжсон оказался достаточно низок, чтобы состряпать предположение, будто я русский политический агент, выдумавший фальшивое религиозное движение ради подрыва влияния британского правительства в Индии! Пользуясь для придания яркого колорита своей гипотезе старым отрывком из моей работы, по-видимому, предоставленным ему г-жой Куломб, но, не зная, что это был фрагмент старого перевода, сделанный мною для газеты «Пионер» из описаний некоторых русских путешествий по Центральной Азии, г-н Ходжсон обнародовал эту теорию обо мне в Отчете, который господа из ОПИ не постыдились опубликовать. Если учесть, что я натурализовалась почти восемь лет назад как гражданка Соединенных Штатов, что привело к потере мною всех прав на пенсию в 5000 рублей в год как вдовы высокопоставленного чиновника в России; что я неоднократно поднимала свой голос в Индии для ответа всем туземным друзьям, что, по моему мнению, несмотря на плохое в некоторых вопросах мнение об английском правительстве (из-за его бессердечного характера), российское было бы в тысячу раз хуже; что я писала письма на этот счет индийским друзьям еще до того, как уехала из Америки в Индию в 1879 году; что каждый, кто знаком с моими занятиями и привычками и слишком открытой жизнью в Индии, знает, что у меня нет ни вкуса, ни тяги к политике, но зато есть сильная неприязнь к ним; что правительство Индии, которое подозревало меня в шпионаже, потому что я русская, когда я впервые отправилась в Индию, вскоре отказалось от своей бесполезной слежки, и никогда, по моей информации не имело больше ни малейшего желания подозревать меня в шпионаже в пользу России, — то теория, которую г-н Ходжсон, таким образом, воскресил из могилы, где она была похоронена с насмешками в течении долгих лет, только поможет показать насколько его экстравагантные выводы обо мне еще более глупы, чем они были бы в противном случае оценены моими друзьями и всеми, кто действительно меня знает. Но, взирая на роль шпиона с отвращением, которое может испытывать только русский человек, который им не является, я вынуждена решительно отвергнуть беспочвенную и гнусную клевету г-на Ходжсона, и отнестись со всем презрением, которое, как я считаю, заслуживает как его метод ведения этого расследования, так в равной степени и Комитет Общества, которому он служит. Приняв все его ошибки, они показали себя сборищем лиц, гораздо менее приспособленных к изучению тайн психических феноменов (в наши-то дни, после всего, что было написано и опубликовано по этому вопросу в последние годы), чем я предполагаю можно было бы найти среди образованных людей в Англии.

Г-н Ходжсон знает, и Комитет, несомненно, разделяет с ним это знание, что он защищен от ответственности за свою клевету из-за того, что у меня нет денег (отдав все, что я когда-либо имела, делу, которому я служу) для проведения дорогостоящего судебного разбирательства, а также потому, что мое оправдание включало бы исследование психических тайн, которые не могут быть беспристрастно рассмотрены в суде; и еще раз потому, что есть вопросы, на которые я давала обещание никогда не отвечать, но которые судебное расследование этих клеветнических измышлений неизбежно выведет на передний план, а мое молчание и отказ отвечать на некоторые вопросы будут неправильно истолкованы как «неуважение к суду». Такое положение вещей объясняет бесстыдное нападение, совершенное на почти беззащитную женщину, и бездействие перед лицом этого, к которому я так сурово приговорена.