На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Славянская доктрина

6 443 подписчика

Свежие комментарии

  • Руслан Богомолов
    Такая умная и логически выверенная статья, а в конце ну глупейший вывод о НУЖНОСТИ нам Зеленского живым. Зеленский, и...Операция «Ликвида...
  • Юрий Ильинов
    В Таджикистане задержали девять человек за связь с террористами из «Крокуса» МОСКВА, 29 мар — РИА Новости. Девять жит...О националистах, ...
  • Юрий Ильинов
    Отфильтровaлa жeстко круг общeния, Кaк бaбушкa сквозь мaрлю молоко. И появилось в сeрдцe ощущeниe, Что мнe тeпeрь спо...Операция «Ликвида...

Уильям Сомерсет Моэм. Бремя страстей человеческих. стр.71

71

В ответ на излияния Гриффитса Филип поведал ему о своих любовных невзгодах, и в воскресенье после завтрака, когда они курили, сидя в халатах у камина, он описал товарищу вчерашнее происшествие. Гриффитс поздравил его с тем, что он так ловко выпутался из своих затруднений.

– Нет ничего проще, чем завести роман с женщиной, – заметил он наставительно, – но как дьявольски трудно от неё отвязаться.

Филипу так и хотелось погладить себя по головке за ту ловкость, с какой он разделался с Норой. Он чувствовал безмерное облегчение. Думая о том, как Милдред развлекается в Талс-хилле, он искренне за неё радовался. С его стороны это было жертвой – ведь он заплатил за её удовольствие отказом от своего собственного, и душу его согревало сознание, что он поступил по-рыцарски.

Но в понедельник утром он нашёл у себя на столе письмо от Норы. Она писала:

"Мой самый дорогой на свете!

Мне очень тяжело, что я в субботу на тебя рассердилась. Прости меня и приходи, как всегда, после обеда пить чай. Я тебя люблю.

Твоя Нора".

На душе у него стало тяжело; он не знал, что делать. Взяв записку, он понес её Гриффитсу.

– Лучше ничего не отвечай, – посоветовал тот.

– Не могу! – воскликнул Филип. – Мне больно будет думать, что она меня ждёт… Ты не знаешь, что такое прислушиваться с замирающим сердцем, не постучит ли почтальон. А я знаю, и не могу подвергать таким мучениям другого.

– Дорогой друг, нельзя покончить с романом, не заставляя кого-нибудь страдать. Крепись, решайся. Единственное утешение в том, что все это скоро проходит.

Филип знал, что Нора ничем не заслужила того, чтобы её заставляли страдать. И разве Гриффитсу понять переживания Норы? Он вспомнил, как мучительно больно ему было, когда Милдред сказала, что выходит замуж. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь испытал то, что он сам испытал в те дни.

– Если тебе неприятно, что ты причиняешь ей боль, вернись к ней, и баста! – сказал Гриффитс.

– Не могу!

Он встал и нервно заходил по комнате. Он злился на Нору за то, что она не понимает неизбежности конца. Ведь должна же она видеть, что у него не осталось к ней больше никакого чувства. А говорят, что женщины сразу замечают такие вещи.

– Ты мог бы мне помочь, – сказал он Гриффитсу.

– Милый мой, перестань ты, Бога ради, делать из мухи слона. Никто, поверь мне, от этого не умирает. Да она совсем не так тебя боготворит, как ты думаешь. Человеку свойственно преувеличивать страсть, которую он пробуждает в других.

Он помолчал и насмешливо поглядел на Филипа.

– Послушай, я могу тебе посоветовать только одно. Напиши ей, что между вами все кончено. И напиши прямо, чтобы у неё не оставалось никаких сомнений. Ей будет неприятно, но это куда лучше, чем тянуть волынку.

Филип сел и написал Норе:

"Дорогая!

Мне очень тяжело тебя огорчать, но, по-моему, будет лучше, если в наших отношениях всё останется так, как это было решено в субботу. Мне кажется бессмысленным продолжать дальше то, что перестало радовать нас обоих. Ты предложила мне уйти, и я ушел. И не собираюсь возвращаться обратно. Прощай.

Филип Кэри".

Он показал письмо Гриффитсу и спросил его мнения. Гриффитс пробежал листок, поглядел на Филипа смеющимися глазами и сказал:

– Думаю, что этого будет достаточно.

Филип отправил письмо. Утро у него прошло тревожно – он беспрерывно думал о том, что переживает Нора, получив его послание. Он терзался, представляя себе, как она плачет. Но в то же время чувствовал и облегчение. Воображаемое горе куда легче сносить, чем горе, которое видишь воочию; зато он теперь был свободен и мог целиком отдаться своей любви к Милдред. Сердце его трепетало при мысли, что он ее сегодня увидит, как только кончит работу в больнице.

Он, как всегда, зашёл домой привести себя в порядок после занятий, но не успел еще вставить ключ в дверь, как услышал за спиной голос:

– Можно войти? Я тебя жду уже полчаса.

Это была Нора. Филип почувствовал, что краснеет до корней волос. Голос у неё был весёлый, в нём не звучало и тени недовольства, а по её поведению никто бы не догадался, что между ними произошёл разрыв. Филип почувствовал себя загнанным в тупик. Его мутило от страха, но он силился улыбнуться.

– Входи, – сказал он.

Он отпер дверь, и она прошла в гостиную. Филип очень нервничал и, чтобы овладеть собой, предложил ей сигарету и закурил сам. Глаза её смотрели открыто и ясно.

– Ну зачем ты, негодный, написал мне такое гадкое письмо? Хорошо, что я не приняла его всерьёз, не то я страшно бы расстроилась.

– Но писал я его всерьёз, – ответил он без улыбки.

– Не говори глупостей. Я, правда, в субботу погорячилась и вышла из себя, но потом я же первая попросила прощений! Тебе, видно, этого было мало, вот я и пришла, чтобы извиниться ещё раз. Ты в конце концов сам себе хозяин, я не имею на тебя никаких прав. И" не хочу насиловать твою волю…

Она вскочила с кресла и порывисто подбежала к нему.

– Давай помиримся! Прости, если я тебя обидела!

Он не успел помешать ей взять себя за руки, но сразу же отвёл глаза.

– Боюсь, что теперь уже поздно, – сказал он.

Она опустилась возле его кресла на пол и обняла его колени.

– Филип, не дури. Я ведь тоже вспыльчивая и понимаю, что ты мог на меня обидеться, но смешно же столько времени дуться! Зачем тебе портить жизнь нам обоим? Нам так хорошо вместе. – Она ласково погладила его руку. – Я тебя люблю, Филип.

Он встал, разжал её пальцы и отошёл в другой конец комнаты.

– Мне самому тяжело, но я ничего не могу с собой поделать. Между нами всё кончено.

– Значит, ты меня больше не любишь?

– К несчастью, нет.

– Ты просто искал повода, чтобы меня бросить, и вот наконец нашёл, верно?

Он ничего не ответил. Нора долго не сводила с него глаз. Она так и осталась сидеть на полу, прижавшись к креслу. Потом она тихонько заплакала, не пряча лица, и крупные слёзы, одна за другой, покатились у неё по щекам. Она не всхлипывала. Смотреть на неё было очень тяжко. Филип отвернулся.

– Мне ужасно грустно, что я заставляю тебя страдать. Но я не виноват, я тебя не люблю.

Она ничего не ответила. Она продолжала сидеть неподвижно, и слёзы ручьем текли у неё по лицу. Ему было бы куда легче, если бы она стала его упрекать. Он ждал, что она вспылит, и готов был встретить её гнев. В глубине души он надеялся, что его поведение будет оправдано настоящей ссорой и обидными словами, которые они скажут друг другу. Время шло. Наконец её молчаливые слёзы стали не на шутку его пугать, он пошёл в спальню и принёс ей стакан воды.

– Может, выпьешь глоточек? Тебе станет легче.

Она покорно поднесла губы к стакану и отпила несколько глотков. Потом еле слышно попросила у него носовой платок и вытерла глаза.

– Конечно, я всегда знала, что ты не любишь меня так, как я тебя, – прошептала она.

– Увы, так всегда и бывает, – сказал Филип. – Один любит, а другой разрешает, чтобы его любили…

Он подумал о Милдред, и в груди у него больно заныло. Нора долго ничего не отвечала.

– Я была очень несчастна, моя жизнь была просто невыносима… – сказала она наконец.

Говорила она не ему, а себе самой. Он никогда прежде не слышал от неё жалоб на жизнь с мужем или на бедность. Его всегда изумляла её стойкость.

– А потом я встретила тебя, и мне было с тобой так хорошо. Я восхищалась тем, что ты такой умный, и потом, разве не счастье найти человека, в которого можно верить! Я тебя полюбила. Мне казалось, что у нас с тобой это навсегда. И я ведь ни в чём перед тобой не виновата.

У неё снова закапали слезы, но теперь она уже овладела собой и прикрыла лицо носовым платком Филипа. Она старалась держать себя в руках.

– Дай мне ещё воды, – попросила она.

Она вытерла глаза.

– Прости, я так глупо себя веду. Но всё это было для меня неожиданно.

– Прости ты меня, ради Бога, что так получилось. Но ты знай: я тебе бесконечно благодарен за всё, что ты для меня сделала.

Он не понимал, что она в нём нашла.

– О Господи, – вздохнула она, – всегда одно и то же! Если хочешь, чтобы мужчина хорошо к тебе относился, веди себя с ним, как последняя дрянь; а если ты с ним обращаешься по-человечески, он из тебя вымотает всю душу.

Она поднялась с пола и сказала, что ей пора. Кинув на Филипа долгий пристальный взгляд, она тяжело вздохнула.

– Непонятно. Что же все это значит?

Филип внезапно решился.

– Пожалуй, лучше, если я скажу тебе правду. Мне не хочется, чтобы ты слишком дурно обо мне думала. Пойми, я ничего не могу с собой поделать. Милдред вернулась.

Кровь бросилась ей в лицо.

– Почему же ты мне сразу не сказал? Неужели я не заслужила хотя бы этого?

– Не решался.

Она поглядела на себя в зеркало и поправила шляпку.

– Позови мне, пожалуйста, извозчика, – сказала она. – Что-то мне трудно идти.

Он вышел и остановил проезжавшую мимо пролётку, но, когда Нора пошла за ним к двери, его испугала её бледность. В походке её появилась какая-то усталость, словно она вдруг постарела. Вид у неё был совсем больной; у него не хватило духа отпустить её одну.

– Если ты не возражаешь, я тебя провожу.

Она ничего не ответила, и Филип сел с ней на извозчика. Они молча переехали через мост и покатили по убогим улицам, где на мостовой с шумом возились дети. Когда они подъехали к её дому, она вышла не сразу. Казалось, ей трудно собраться с силами и встать.

– Надеюсь, ты простишь меня. Нора?

Она поглядела на него, и Филип увидел, что глаза её снова блестят от слёз, но она силится улыбнуться.

– Бедняжка, ты очень за меня встревожился. Не волнуйся. Я тебя не виню. И как-нибудь все это переживу, будь спокоен.

Быстрым, лёгким движением она погладила его по лицу, показывая, что не сердится на него; прикосновение было еле приметным; потом она выскочила из пролётки и вбежала в дом.

Филип расплатился с извозчиком и пешком дошёл до квартиры Милдред. На сердце его была непонятная тяжесть. Он чувствовал за собой какую-то вину. Но в чём? Что он мог поделать? Проходя мимо фруктовой лавки, он вспомнил, что Милдред с удовольствием ест виноград. Как хорошо, что он может доказать свою любовь, потакая каждой её прихоти!

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх