Царь Ираклий II. Иногда союзник хуже противника
В 1783-м году был подписан прелиминарный (предварительный) акт между Российской империей и Картли-Кахетинским царством (в то время ни о какой единой стране раздробленные грузинские князья и не помышляли, не имея даже подобного опыта). В том же году в Тифлис выступили два батальона кавказских егерей при четырёх орудиях под общим командованием полковника Степана Бурнашева. 3 ноября 1783-го года отряд был встречен огромными толпами жителей картли-кахетинской столицы.
Весть о появлении русских быстро распространилась далеко за пределы Кавказа. Генерал от кавалерии и историк Василий Потто, умерший в Тифлисе в 1911-м году утверждал, что северное побережье Османской империи накрыла волна паники. Так, население портового города Трапезунда (Трабзона), только узнав о русских войсках в Грузии и появлении русского флота у их берегов (что, кстати, оказалось лишь слухом), быстро собрало пожитки и бежало в глубь турецких земель.
Официальное обнародование нашумевшего во всём регионе межгосударственного договора состоялось 24 января 1784-го года. Церемония была пышной, русские посланники (полковник Степан Данилович Бурнашев и подполковник Василий Степанович Томара) доставили в Тифлис царские регалии, украшенные соединёнными гербами Российской империи и Грузии. Вручение императорской грамоты царю Ираклию II сопровождалось торжественным артиллерийским залпом в 101 выстрел. На следующий день царь и народ вступили под протекторат империи. Ближе к вечеру для всех русских офицеров Тифлиса был дан праздничный обед во дворце Ираклия. Народ ликовал, вино лилось рекой, но проблемы очень скоро дадут о себе знать.
Турция и Персия, значительно ослабленные в то время, не могли напрямую наказать грузинские земли за подобный союз и тем более не желали ввязываться в войну с Российской империей, которая упрочила свои позиции на юге. Однако всегда есть строптивый сосед, чьими руками можно изменить ситуацию. Таким соседом выступили лезгины, которые и без того традиционно для того времени были готовы поживиться за счёт грузин. Это касалось как материальной добычи, так и живого «товара».
Лезгинские набеги были опустошительны, внезапны и оставались чаще всего безнаказанными, поэтому репутация лезгин как воинов была грозной, а сами они казались непобедимыми. Вскоре именно такой набег и обрушился на грузинские земли. При этом, естественно, два русских батальона не могли контролировать всю страну, а поэтому рассчитывали на координацию усилий с войском царя Ираклия. Но, к поразительному удивлению наших офицеров, ни Ираклий, ни его воины ничего не предпринимали сами и не спешили сотрудничать с русскими, ожидая окончания набега.
Наконец сам светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин лично прибыл в Тифлис на переговоры с грузинским царём. Он был прекрасно осведомлён о бездействии Ираклия II по донесениям русского командования в Картли-Кахетии. Князя ждала безрадостная картина – боеспособной армии в её нормальном виде у грузин практически не было. Возмущённый такой безалаберностью, Потёмкин в личной аудиенции высказал всё самому царю Ираклию. Последний согласился сформировать отряды милиции, чтобы провести репрессалии (привычная международная практика того времени) против ближайших лезгинских сёл в отместку на столь варварские набеги. Потёмкин одобрил данное предложение, хотя это было далеко не та мера, на которую рассчитывал князь.
Кроме того, Григорий Александрович решил усилить русский контингент в Грузии для будущей военной экспедиции своим собственным конвоем. Таким образом, кроме двух батальонов и четырёх орудий, наше войско пополнилось эскадроном астраханских драгун и сотней донских и уральских казаков. Начальство над всеми силами принял оставленный в Тифлисе племянник князя Потёмкина генерал Александр Николаевич Самойлов.
Учитывая опыт общения с грузинской стороной, генерал Самойлов решил не дожидаться общего сбора войск Ираклия. В то время лезгинские отряды разоряли район близ Казах (город Газах, западный Азербайджан). Именно туда в начале октября 1784-го года и выдвинулась экспедиция Самойлова, но вот войска Ираклия и его самого пришлось ожидать… три дня. При этом неорганизованность грузинских войск, с которой пришлось столкнуться нашим солдатам, поражала. На своей собственной территории грузинское командование даже не смогло наладить приличного снабжения войск продовольствием. Всё это тормозило начало наступательных действий, целью которых было ни много ни мало спасти от уничтожения местное грузинское население, т.е. простой народ.
Генерал Самойлов тщетно слал грузинскому царю депеши с требованием без промедления приступить к активным военным действиям, т. к. едва ли не ежедневно приходили вести об уничтожении очередного селения со всеми жителями. Александр Николаевич, который лично видел последствия набегов, проходящих почти у него под носом, воспринимал такое промедление как оскорбление его офицерской и дворянской чести.
Но Ираклий II продолжал медлить. Сам Самойлов лично описывал положение следующим образом:
Таким образом, терпение Самойлова медленно сходило на нет. К тому же большая часть осени уже была позади, а это означало ухудшение погоды, что ставило вообще под вопрос какие-либо активные военные действия. Ливни превратили и без того отвратительные дороги в какую-то булькающую топь, которая выбивала из рядов войска артиллерию. А вода в реке Алазани, служившей своеобразной границей между грузинскими сёлами и селениями лезгин, с каждым днём поднималась, размывая последние места, позволявшие форсировать её вброд.
Именно в эти тягостные минуты пришли сведения о крупном лезгинском отряде, возвращавшемся из-под селения Ганжи и находившимся в тот момент пока ещё по эту западную сторону Алазани. Терпение Самойлова лопнуло. Русские войска выступили наперерез отряду лезгин, лишь оповестив о принятом решении грузинского царя.
11 октября 1784-го года близ селения Муганды, раскинувшегося на берегу Алазани, русские солдаты настигли лезгинский отряд. Лезгины, славившиеся в Грузии как умелые и бесстрашные воины, заметив, что их преследуют русские, а не грузины, предпочли скрыться в прибрежном лесу, используя его как естественные оборонительные позиции.
Уставший от бесцельного ожидания, навязанного грузинами, Самойлов решился на быстрый и решительный штурм леса. Для штурма генерал выделил две колонны по двести кавказских егерей, каждая под общим командованием подполковника принца Эрнста Гессен-Рейнсфельдского. Началась мощная артиллерийская подготовка, одновременно с которой подполковник Гессен-Рейнсфельдский окружил лес.
Начался штурм, в который вскоре были втянуты все силы Самойлова, только кавалерия оказалась не у дел ввиду лесистой местности, поэтому прикрывала фланги и опасные участки от попытки прорыва противника. Бой длился пять часов. Лезгины сопротивлялись отчаянно. Взбираясь на деревья, они долго отстреливались. Те из них, кто не выдержал и дрогнул, бросились в бурные воды Алазани, где их накрыла картечь русских пушек. Только в лесу обнаружили около двух сотен тел поверженных врагов, а те сотни тел, которые унесла с собой Алазани никто не считал вовсе.
А где же всё это время был Ираклий II? Он вместе со своим войском явился на встречу с генералом Самойловым ещё в самом начале сражения. Однако, ко всеобщему недоумению, он заявил, что его воины будут находиться в общем резерве. Таким образом, гордый грузинский царь все пять часов просто наблюдал, как за его страну, а главное, народ, бьются русские солдаты.
Естественно, после этого отношения между генералом Самойловым и царём Ираклием стали, мягко говоря, натянутыми. И это немудрено, хоть в количественном плане потери русских в том сражении были незначительными, но для самого генерала ощутимыми. При штурме леса погиб находящийся в первых рядах своих бойцов подполковник Гессен-Рейнсфельдский. Позже его тело со всеми воинскими почестями было погребено в одной из церквей Тифлиса.
20-го октября генерал Самойлов вернулся в Тифлис. Войска встречали восторженные горожане. Царь, переждавший сражение в стороне, сразу же устроил праздничный приём, демонстрируя легендарное «гостеприимство».
Ввиду начала зимы все активные боевые действия пришлось свернуть, как и прогнозировал Самойлов. Несмотря на то, что победа в сражении у Алазани имела важное психологическое значение, т. к. был нивелирован миф о непобедимости лезгинских полчищ, её военное значение быстро свели на нет политические интриги грузинской знати, нерешительность Ираклия II и бездействие самих грузинских войск.
В 1785-м году боевые действия возобновились. Несмотря на то, что из всех сражений русские войска вышли победителями, положение продолжало усугубляться. Грузинские силы были деморализованы, координации действий как не было, так и не стало. Любые данные о новом набеге приходили русскому командованию от их грузинских «союзников» с таким опозданием, что противник успевал скрыться. Фактически русский контингент в Грузии, не имея никаких резервов, должен был заново отстроить укрепления и форпосты, наладить с нуля разведку и сеть лазутчиков, разведать дороги и организовать своевременное снабжение продовольствием. При этом рассчитывать на Ираклия и его силы не имело никакого смысла, словно наши солдаты находились на пустынной территории.
Словно всего вышеупомянутого было мало, так «благодарная» грузинская знать возложила всю ответственность за постоянные набеги на командование русских войск. Даже царица Дареджан Дадиани не стеснялась обвинять русских во всех бедах Грузии. Кстати, именно эта «непримиримая» к русским барышня, запутавшаяся в собственных политических интригах, сама побежит к императору Александру I с мольбой о защите её и её семьи, но это будет значительно позже. Так или иначе, но недовольство медленно спускалось в народ, поэтому и безвольный тыл, пока русские носились по Грузии, преследуя противника, медленно становился не таким уж безопасным.
Ввиду вышесказанного автора ни капли не удивляет поток обвинений и оскорблений, которые несутся в адрес России со стороны грузинского правительства и околополитических структур ныне. Русскую кровь, пролитую за Грузию, оболгали и забыли уже через пару лет после подписания Георгиевского трактата.
Тифлис 18-19-го веков
Весть о появлении русских быстро распространилась далеко за пределы Кавказа. Генерал от кавалерии и историк Василий Потто, умерший в Тифлисе в 1911-м году утверждал, что северное побережье Османской империи накрыла волна паники. Так, население портового города Трапезунда (Трабзона), только узнав о русских войсках в Грузии и появлении русского флота у их берегов (что, кстати, оказалось лишь слухом), быстро собрало пожитки и бежало в глубь турецких земель.
Официальное обнародование нашумевшего во всём регионе межгосударственного договора состоялось 24 января 1784-го года. Церемония была пышной, русские посланники (полковник Степан Данилович Бурнашев и подполковник Василий Степанович Томара) доставили в Тифлис царские регалии, украшенные соединёнными гербами Российской империи и Грузии. Вручение императорской грамоты царю Ираклию II сопровождалось торжественным артиллерийским залпом в 101 выстрел. На следующий день царь и народ вступили под протекторат империи. Ближе к вечеру для всех русских офицеров Тифлиса был дан праздничный обед во дворце Ираклия. Народ ликовал, вино лилось рекой, но проблемы очень скоро дадут о себе знать.
Турция и Персия, значительно ослабленные в то время, не могли напрямую наказать грузинские земли за подобный союз и тем более не желали ввязываться в войну с Российской империей, которая упрочила свои позиции на юге. Однако всегда есть строптивый сосед, чьими руками можно изменить ситуацию. Таким соседом выступили лезгины, которые и без того традиционно для того времени были готовы поживиться за счёт грузин. Это касалось как материальной добычи, так и живого «товара».
Военное сотрудничество по-грузински
Лезгинские набеги были опустошительны, внезапны и оставались чаще всего безнаказанными, поэтому репутация лезгин как воинов была грозной, а сами они казались непобедимыми. Вскоре именно такой набег и обрушился на грузинские земли. При этом, естественно, два русских батальона не могли контролировать всю страну, а поэтому рассчитывали на координацию усилий с войском царя Ираклия. Но, к поразительному удивлению наших офицеров, ни Ираклий, ни его воины ничего не предпринимали сами и не спешили сотрудничать с русскими, ожидая окончания набега.
Царь Ираклий II
Наконец сам светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин лично прибыл в Тифлис на переговоры с грузинским царём. Он был прекрасно осведомлён о бездействии Ираклия II по донесениям русского командования в Картли-Кахетии. Князя ждала безрадостная картина – боеспособной армии в её нормальном виде у грузин практически не было. Возмущённый такой безалаберностью, Потёмкин в личной аудиенции высказал всё самому царю Ираклию. Последний согласился сформировать отряды милиции, чтобы провести репрессалии (привычная международная практика того времени) против ближайших лезгинских сёл в отместку на столь варварские набеги. Потёмкин одобрил данное предложение, хотя это было далеко не та мера, на которую рассчитывал князь.
Кроме того, Григорий Александрович решил усилить русский контингент в Грузии для будущей военной экспедиции своим собственным конвоем. Таким образом, кроме двух батальонов и четырёх орудий, наше войско пополнилось эскадроном астраханских драгун и сотней донских и уральских казаков. Начальство над всеми силами принял оставленный в Тифлисе племянник князя Потёмкина генерал Александр Николаевич Самойлов.
Учитывая опыт общения с грузинской стороной, генерал Самойлов решил не дожидаться общего сбора войск Ираклия. В то время лезгинские отряды разоряли район близ Казах (город Газах, западный Азербайджан). Именно туда в начале октября 1784-го года и выдвинулась экспедиция Самойлова, но вот войска Ираклия и его самого пришлось ожидать… три дня. При этом неорганизованность грузинских войск, с которой пришлось столкнуться нашим солдатам, поражала. На своей собственной территории грузинское командование даже не смогло наладить приличного снабжения войск продовольствием. Всё это тормозило начало наступательных действий, целью которых было ни много ни мало спасти от уничтожения местное грузинское население, т.е. простой народ.
Григорий Потёмкин
Генерал Самойлов тщетно слал грузинскому царю депеши с требованием без промедления приступить к активным военным действиям, т. к. едва ли не ежедневно приходили вести об уничтожении очередного селения со всеми жителями. Александр Николаевич, который лично видел последствия набегов, проходящих почти у него под носом, воспринимал такое промедление как оскорбление его офицерской и дворянской чести.
Но Ираклий II продолжал медлить. Сам Самойлов лично описывал положение следующим образом:
«Большое несчастье, что Ираклий сам принял начальство над своими войсками, а не прислал сюда своих военачальников. Тех я бы принудил к действию, а к царю могу лишь входить с представлениями. Он слушает советы, а поспешности не прибавляет нимало…»
Таким образом, терпение Самойлова медленно сходило на нет. К тому же большая часть осени уже была позади, а это означало ухудшение погоды, что ставило вообще под вопрос какие-либо активные военные действия. Ливни превратили и без того отвратительные дороги в какую-то булькающую топь, которая выбивала из рядов войска артиллерию. А вода в реке Алазани, служившей своеобразной границей между грузинскими сёлами и селениями лезгин, с каждым днём поднималась, размывая последние места, позволявшие форсировать её вброд.
Первая, но не последняя русская кровь
Именно в эти тягостные минуты пришли сведения о крупном лезгинском отряде, возвращавшемся из-под селения Ганжи и находившимся в тот момент пока ещё по эту западную сторону Алазани. Терпение Самойлова лопнуло. Русские войска выступили наперерез отряду лезгин, лишь оповестив о принятом решении грузинского царя.
11 октября 1784-го года близ селения Муганды, раскинувшегося на берегу Алазани, русские солдаты настигли лезгинский отряд. Лезгины, славившиеся в Грузии как умелые и бесстрашные воины, заметив, что их преследуют русские, а не грузины, предпочли скрыться в прибрежном лесу, используя его как естественные оборонительные позиции.
Генерал Александр Самойлов
Уставший от бесцельного ожидания, навязанного грузинами, Самойлов решился на быстрый и решительный штурм леса. Для штурма генерал выделил две колонны по двести кавказских егерей, каждая под общим командованием подполковника принца Эрнста Гессен-Рейнсфельдского. Началась мощная артиллерийская подготовка, одновременно с которой подполковник Гессен-Рейнсфельдский окружил лес.
Начался штурм, в который вскоре были втянуты все силы Самойлова, только кавалерия оказалась не у дел ввиду лесистой местности, поэтому прикрывала фланги и опасные участки от попытки прорыва противника. Бой длился пять часов. Лезгины сопротивлялись отчаянно. Взбираясь на деревья, они долго отстреливались. Те из них, кто не выдержал и дрогнул, бросились в бурные воды Алазани, где их накрыла картечь русских пушек. Только в лесу обнаружили около двух сотен тел поверженных врагов, а те сотни тел, которые унесла с собой Алазани никто не считал вовсе.
А где же всё это время был Ираклий II? Он вместе со своим войском явился на встречу с генералом Самойловым ещё в самом начале сражения. Однако, ко всеобщему недоумению, он заявил, что его воины будут находиться в общем резерве. Таким образом, гордый грузинский царь все пять часов просто наблюдал, как за его страну, а главное, народ, бьются русские солдаты.
Естественно, после этого отношения между генералом Самойловым и царём Ираклием стали, мягко говоря, натянутыми. И это немудрено, хоть в количественном плане потери русских в том сражении были незначительными, но для самого генерала ощутимыми. При штурме леса погиб находящийся в первых рядах своих бойцов подполковник Гессен-Рейнсфельдский. Позже его тело со всеми воинскими почестями было погребено в одной из церквей Тифлиса.
20-го октября генерал Самойлов вернулся в Тифлис. Войска встречали восторженные горожане. Царь, переждавший сражение в стороне, сразу же устроил праздничный приём, демонстрируя легендарное «гостеприимство».
Во всём виноваты русские, как обычно
Ввиду начала зимы все активные боевые действия пришлось свернуть, как и прогнозировал Самойлов. Несмотря на то, что победа в сражении у Алазани имела важное психологическое значение, т. к. был нивелирован миф о непобедимости лезгинских полчищ, её военное значение быстро свели на нет политические интриги грузинской знати, нерешительность Ираклия II и бездействие самих грузинских войск.
В 1785-м году боевые действия возобновились. Несмотря на то, что из всех сражений русские войска вышли победителями, положение продолжало усугубляться. Грузинские силы были деморализованы, координации действий как не было, так и не стало. Любые данные о новом набеге приходили русскому командованию от их грузинских «союзников» с таким опозданием, что противник успевал скрыться. Фактически русский контингент в Грузии, не имея никаких резервов, должен был заново отстроить укрепления и форпосты, наладить с нуля разведку и сеть лазутчиков, разведать дороги и организовать своевременное снабжение продовольствием. При этом рассчитывать на Ираклия и его силы не имело никакого смысла, словно наши солдаты находились на пустынной территории.
Царица Дареджан Дадиани
Словно всего вышеупомянутого было мало, так «благодарная» грузинская знать возложила всю ответственность за постоянные набеги на командование русских войск. Даже царица Дареджан Дадиани не стеснялась обвинять русских во всех бедах Грузии. Кстати, именно эта «непримиримая» к русским барышня, запутавшаяся в собственных политических интригах, сама побежит к императору Александру I с мольбой о защите её и её семьи, но это будет значительно позже. Так или иначе, но недовольство медленно спускалось в народ, поэтому и безвольный тыл, пока русские носились по Грузии, преследуя противника, медленно становился не таким уж безопасным.
Ввиду вышесказанного автора ни капли не удивляет поток обвинений и оскорблений, которые несутся в адрес России со стороны грузинского правительства и околополитических структур ныне. Русскую кровь, пролитую за Грузию, оболгали и забыли уже через пару лет после подписания Георгиевского трактата.
Падение генерала Бибикова
Губительный анапский поход. Лишь 21 марта 1790-го года войска Бибикова подошли к Анапе, периодически отбиваясь от нападений черкесских отрядов. К штурму решили приступить на следующее утро, т. к. бойцы чрезвычайно устали. Внезапно ночью началась метель и ударили такие морозы, что за ночь околели около двухсот лошадей.
Несмотря на чудовищные погодные условия, с первыми проблесками зари под снеговыми свинцовыми тучами выстроились солдатские колонны и медленно, в полном молчании двинулись в сторону крепости. Турки ответили на это артиллерийской стрельбой, а гарнизон укрепления выстроился на стенах, готовясь принять бой. Но вдруг ряды наших солдат замерли и повернули обратно, разбив лагерь на расстоянии пушечного выстрела от крепости. В это же время турки послали гонца к горцам, чтобы скоординировать совместные действия. Несмотря на погоню, гонцу удалось уйти скрыться, что означало ежеминутную опасность удара в тыл.
На следующий день османы в количестве 1500 бойцов вышли из крепости и пошли атакой на русский лагерь. Турок наши войска встретили дружным ружейным и артиллерийским огнём, и, казалось, попытка разорить лагерь провалилась, но в этот момент черкесские полчища ударили в тыл наших позиций со стороны юго-востока, т.е. со стороны отрогов Кавказа, спускающихся к анапской долине. В итоге пришлось драться на два фронта. Весь день шло сражение. Стойкость и мужество наших бойцов в очередной раз позволили избежать краха экспедиции. Когда начало вечереть, на поле брани остались лежать около пяти тысяч вражеских воинов. Позже нашу победу в этом сражении назвали настоящим чудом.
Однако вместо того чтобы одуматься, учитывая создавшиеся условия, Бибиков отдал приказ… немедленно приступить к штурму крепости. Таким образом, бойцы, не успев перевести дух после многочасового сражения, ринулись на приступ, преследуя отступающие турецкие войска. Гарнизон Анапы был настолько поражён таким внезапным решением русского генерала, что запер ворота прямо перед носом своих же воинов, которых преследующие их русские солдаты и казаки на полном ходу просто размазали об анапские крепостные стены.
Но атака была столь внезапной и столь неорганизованной, что у наших бойцов попросту не оказалось штурмовых лестниц (!). Турки же встретили русских картечью. Пришлось отступить, потеряв в итоге до 600 человек убитыми. Колонны мрачно устремились обратно в укреплённый лагерь.
Близилась ночь, солдаты выбились из сил. Казалось, их беды должны были закончиться хотя бы на время ночи. Но черкесы, только что бежавшие с поля боя, встали позициями в горах, наблюдая, чем окончится битва, и ожидая удачного момента нанести кавалерийский удар. И такой момент настал, когда поражённые картечью русские войска расстроенными рядами, неся на себе раненых, отступали в лагерь. Черкесские всадники стремительно ринулись на отступающих бойцов с целью отрезать их от лагеря.
Стремительно чернеющие сумерки только ещё сильнее разобщили ряды отступающих. Бедственное положение спасли два майора, Верёвкин и Офросимов. Верёвкин, командуя двумя батальонами пехоты, и Офросимов, возглавляя батарею «единорогов», вклинились между черкесами и нашими солдатами, буквально заслонив истрёпанных боем русских бойцов грудью и прикрывая их отступление.
Наконец, когда на землю опустилась тьма, русские вернулись в лагерь. Всю ночь, выдавшуюся грозовой и ветреной, экспедиция ожидала нападения турок или черкесов, но и те, и другие сами ждали нападения, поэтому ночь для всех выдалась бессонной.
Ещё целых три дня Бибиков будет стоять под стенами Анапы, не решаясь ни штурмовать крепость, ни отступиться. Лишь, когда ситуация с провиантом стала критической, Юрий Богданович собрал военный совет из всех старших офицеров. Весьма предсказуемо подавляющее число присутствующих высказались за немедленное отступление, т. к. в войсках стали заканчиваться даже боеприпасы, не говоря уже о провианте и невозможности провести фуражировку. Бибиков смирился с решением совета.
Бойцы начали сниматься с занимаемых позиций 27-го марта 1790-го года. Заметив это, турки прислали посланника, который передал буханку хлеба командующему генералу Бибикову. Посланник также передал слова коменданта Анапской крепости. Зарвавшийся большой «победой» анапский паша «посылает этот хлеб главнокомандующему, чтобы тот не умер с голода в дороге». Учитывая обстоятельства, порывистый Бибиков был вынужден стерпеть такую обиду.
Обратно за Кубань решено было возвращаться самой кратчайшей известной в ту пору дорогой, которую проложил во время своего похода генерал Пётр Абрамович Текели. Возвращение было тяжким и бедственным. Войска оголодали и выбились из сил. К тому же экспедиции Бибикова необходимо было пройти по заболоченной местности, растаявшей под весенним солнцем, когда мелкие речушки превратились в бурные потоки.
При этом ободрённые победой объединённые силы горцев и османов двинулись вслед отступающим силам Кавказского корпуса, рассчитывая полностью уничтожить русское войско. Наконец, во время очередной переправы через по-весеннему полноводную реку русские заметили, что на горизонте показалась конница противника. Принимать бой на открытой местности, имея в наличии изрядно поредевшее воинство, утомлённое тяготами похода, было бы чистым безумием. Поэтому Бибиков и офицеры экспедиции всеми силами старались ускорить переход бойцов по мосту, чтобы сжечь его, заблокировав переправу через реку.
Войска перейти злосчастную реку успели, но, увы, сжечь мост уже не имели никакой возможности. Генерал Бибиков приказал с ходу развернуть 16 орудий. Артиллерия заняла позиции справа и слева от моста, словно пробка закрыла бутылку. Когда неприятель хлынул на мост, грянул мощный залп картечи. Снова и снова турки и черкесы старались прорваться через мост, чтобы вырезать отступающих русских бойцов, но они лишь закупоривали проход по мосту своими телами. Только через час, когда потери противника могли затмить предыдущий успех, турки и черкесы отступили. Бибиков всё же уничтожил опасную переправу, но это, конечно, не гарантировало от всё новых атак черкесов.
До берегов Кубани ещё было далеко. Тысячи бойцов, утопая в плавнях и студёной воде, продолжали свой драматический марш. Вскоре появились первые погибшие от переохлаждения, которые буквально падали замертво в нестройных рядах войска. Видя весь ужас положения экспедиции, Бибиков решил сменить направление движения, сделав большой окружной крюк, но зато выйдя на более сухую дорогу, которая шла по горным отрогам. Против этого восстали офицеры во главе с героем сражения у Анапской крепости майором Офросимовым, аргументируя свой демарш тем, что положение солдат и казаков бедственно, а боеприпасов в некоторых подразделениях осталось на пять выстрелов на человека, что является безумием на вражеской горной территории, где их непременно будут ждать засады и завалы.
Юрий Богданович впал в такое неистовство, что приказал майора Офросимова приковать к орудию. И тут подняли свой голос солдаты. Нет, они не подняли командующего на штыки и не дезертировали. Бойцы просто легли на мёрзлую землю и заявили, что «пусть будет, что угодно Богу и матушке-царице, а дальше мы идти не можем». Осознав, что неудачный поход вскоре станет настоящей катастрофой, уничтожившей подавляющую часть Кавказского корпуса, Бибиков снова собрал военный совет. Результат был предсказуем: Офросимова освободили, а экспедиция из последних сил ринулась к спасительной Кубани.
Однако долгожданные воды Кубани оказались неприветливы. Река разлилась, стала бурной, неся в своём потоке корни и стволы деревьев. Было принято решение строить плоты из подручного материла – камыша и ветвей. Однако те часы промедления, которые экспедиция потеряла при выборе пути, те часы, которые упорствовал Бибиков, те часы которые потребовались, чтобы дать бойцам передышку, сейчас отозвались новой бедой. Черкесы и турки наконец догнали солдат корпуса. Ещё на подходе к Кубани отряд неоднократно отражал жалящие нападения неприятеля.
У самой реки экспедиция оказалась зажата между безумным потоком и смертью от рук противника. Невеликий выбор сам подсказал решение – днём отряд отражал атаки врага, а ночью при свете костров мастерил плоты.
Судя по всему, сначала переправили артиллерию, т. к. ни одно орудие не досталось противнику. А позже, под прикрытием пушек, началась переправа остального войска. Часть плотов, которые мастерили наспех из подручного материала, потеряли остойчивость и перевернулись. Несчастных солдат унесло течение Кубани.
Так закончился тот бедственный поход, а заодно и карьера Бибикова. По различным данным, в том походе погибло от 1100 до 4000 человек, при этом многие из тех, кому удалось форсировать Кубань, позже умерли от ран.
На правобережной Кубани Бибикова встретил генерал-лейтенант барон Иван Карлович Розен, которого командование, осведомлённое о положении упёртого генерала, послало на подмогу. Розен докладывал светлейшему князю Григорию Потёмкину:
Это позже легло в ряд обвинений на военном суде после скоротечного следствия. Единственным наказанием Бибикова стала полная отставка. Он умер в 1812-м году в возрасте 69 лет.
Императрица Екатерина II писала своему любимцу Потёмкину:
Бесконечно стойкие и терпеливые бойцы отряда, вынесшие неописуемые тяготы и лишения, в итоге были награждены особой серебряной медалью с гравировкой «За верность». Верно, можно судить разно, но это несоизмеримо ничтожная плата за все страдания наших солдат и казаков.
Карта Анапы (штурм 1791-го года)
Несмотря на чудовищные погодные условия, с первыми проблесками зари под снеговыми свинцовыми тучами выстроились солдатские колонны и медленно, в полном молчании двинулись в сторону крепости. Турки ответили на это артиллерийской стрельбой, а гарнизон укрепления выстроился на стенах, готовясь принять бой. Но вдруг ряды наших солдат замерли и повернули обратно, разбив лагерь на расстоянии пушечного выстрела от крепости. В это же время турки послали гонца к горцам, чтобы скоординировать совместные действия. Несмотря на погоню, гонцу удалось уйти скрыться, что означало ежеминутную опасность удара в тыл.
На следующий день османы в количестве 1500 бойцов вышли из крепости и пошли атакой на русский лагерь. Турок наши войска встретили дружным ружейным и артиллерийским огнём, и, казалось, попытка разорить лагерь провалилась, но в этот момент черкесские полчища ударили в тыл наших позиций со стороны юго-востока, т.е. со стороны отрогов Кавказа, спускающихся к анапской долине. В итоге пришлось драться на два фронта. Весь день шло сражение. Стойкость и мужество наших бойцов в очередной раз позволили избежать краха экспедиции. Когда начало вечереть, на поле брани остались лежать около пяти тысяч вражеских воинов. Позже нашу победу в этом сражении назвали настоящим чудом.
Однако вместо того чтобы одуматься, учитывая создавшиеся условия, Бибиков отдал приказ… немедленно приступить к штурму крепости. Таким образом, бойцы, не успев перевести дух после многочасового сражения, ринулись на приступ, преследуя отступающие турецкие войска. Гарнизон Анапы был настолько поражён таким внезапным решением русского генерала, что запер ворота прямо перед носом своих же воинов, которых преследующие их русские солдаты и казаки на полном ходу просто размазали об анапские крепостные стены.
Но атака была столь внезапной и столь неорганизованной, что у наших бойцов попросту не оказалось штурмовых лестниц (!). Турки же встретили русских картечью. Пришлось отступить, потеряв в итоге до 600 человек убитыми. Колонны мрачно устремились обратно в укреплённый лагерь.
Остатки стен Анапской крепости уже после взятия русскими в начале 19-го века
Близилась ночь, солдаты выбились из сил. Казалось, их беды должны были закончиться хотя бы на время ночи. Но черкесы, только что бежавшие с поля боя, встали позициями в горах, наблюдая, чем окончится битва, и ожидая удачного момента нанести кавалерийский удар. И такой момент настал, когда поражённые картечью русские войска расстроенными рядами, неся на себе раненых, отступали в лагерь. Черкесские всадники стремительно ринулись на отступающих бойцов с целью отрезать их от лагеря.
Стремительно чернеющие сумерки только ещё сильнее разобщили ряды отступающих. Бедственное положение спасли два майора, Верёвкин и Офросимов. Верёвкин, командуя двумя батальонами пехоты, и Офросимов, возглавляя батарею «единорогов», вклинились между черкесами и нашими солдатами, буквально заслонив истрёпанных боем русских бойцов грудью и прикрывая их отступление.
Безрадостный путь домой
Наконец, когда на землю опустилась тьма, русские вернулись в лагерь. Всю ночь, выдавшуюся грозовой и ветреной, экспедиция ожидала нападения турок или черкесов, но и те, и другие сами ждали нападения, поэтому ночь для всех выдалась бессонной.
Ещё целых три дня Бибиков будет стоять под стенами Анапы, не решаясь ни штурмовать крепость, ни отступиться. Лишь, когда ситуация с провиантом стала критической, Юрий Богданович собрал военный совет из всех старших офицеров. Весьма предсказуемо подавляющее число присутствующих высказались за немедленное отступление, т. к. в войсках стали заканчиваться даже боеприпасы, не говоря уже о провианте и невозможности провести фуражировку. Бибиков смирился с решением совета.
Бойцы начали сниматься с занимаемых позиций 27-го марта 1790-го года. Заметив это, турки прислали посланника, который передал буханку хлеба командующему генералу Бибикову. Посланник также передал слова коменданта Анапской крепости. Зарвавшийся большой «победой» анапский паша «посылает этот хлеб главнокомандующему, чтобы тот не умер с голода в дороге». Учитывая обстоятельства, порывистый Бибиков был вынужден стерпеть такую обиду.
Обратно за Кубань решено было возвращаться самой кратчайшей известной в ту пору дорогой, которую проложил во время своего похода генерал Пётр Абрамович Текели. Возвращение было тяжким и бедственным. Войска оголодали и выбились из сил. К тому же экспедиции Бибикова необходимо было пройти по заболоченной местности, растаявшей под весенним солнцем, когда мелкие речушки превратились в бурные потоки.
При этом ободрённые победой объединённые силы горцев и османов двинулись вслед отступающим силам Кавказского корпуса, рассчитывая полностью уничтожить русское войско. Наконец, во время очередной переправы через по-весеннему полноводную реку русские заметили, что на горизонте показалась конница противника. Принимать бой на открытой местности, имея в наличии изрядно поредевшее воинство, утомлённое тяготами похода, было бы чистым безумием. Поэтому Бибиков и офицеры экспедиции всеми силами старались ускорить переход бойцов по мосту, чтобы сжечь его, заблокировав переправу через реку.
Зимняя Кубань (на карачаево-балкарском языке — "разливающаяся река")
Войска перейти злосчастную реку успели, но, увы, сжечь мост уже не имели никакой возможности. Генерал Бибиков приказал с ходу развернуть 16 орудий. Артиллерия заняла позиции справа и слева от моста, словно пробка закрыла бутылку. Когда неприятель хлынул на мост, грянул мощный залп картечи. Снова и снова турки и черкесы старались прорваться через мост, чтобы вырезать отступающих русских бойцов, но они лишь закупоривали проход по мосту своими телами. Только через час, когда потери противника могли затмить предыдущий успех, турки и черкесы отступили. Бибиков всё же уничтожил опасную переправу, но это, конечно, не гарантировало от всё новых атак черкесов.
Последний рывок
До берегов Кубани ещё было далеко. Тысячи бойцов, утопая в плавнях и студёной воде, продолжали свой драматический марш. Вскоре появились первые погибшие от переохлаждения, которые буквально падали замертво в нестройных рядах войска. Видя весь ужас положения экспедиции, Бибиков решил сменить направление движения, сделав большой окружной крюк, но зато выйдя на более сухую дорогу, которая шла по горным отрогам. Против этого восстали офицеры во главе с героем сражения у Анапской крепости майором Офросимовым, аргументируя свой демарш тем, что положение солдат и казаков бедственно, а боеприпасов в некоторых подразделениях осталось на пять выстрелов на человека, что является безумием на вражеской горной территории, где их непременно будут ждать засады и завалы.
Юрий Богданович впал в такое неистовство, что приказал майора Офросимова приковать к орудию. И тут подняли свой голос солдаты. Нет, они не подняли командующего на штыки и не дезертировали. Бойцы просто легли на мёрзлую землю и заявили, что «пусть будет, что угодно Богу и матушке-царице, а дальше мы идти не можем». Осознав, что неудачный поход вскоре станет настоящей катастрофой, уничтожившей подавляющую часть Кавказского корпуса, Бибиков снова собрал военный совет. Результат был предсказуем: Офросимова освободили, а экспедиция из последних сил ринулась к спасительной Кубани.
Однако долгожданные воды Кубани оказались неприветливы. Река разлилась, стала бурной, неся в своём потоке корни и стволы деревьев. Было принято решение строить плоты из подручного материла – камыша и ветвей. Однако те часы промедления, которые экспедиция потеряла при выборе пути, те часы, которые упорствовал Бибиков, те часы которые потребовались, чтобы дать бойцам передышку, сейчас отозвались новой бедой. Черкесы и турки наконец догнали солдат корпуса. Ещё на подходе к Кубани отряд неоднократно отражал жалящие нападения неприятеля.
Русский шестифунтовый "единорог"
У самой реки экспедиция оказалась зажата между безумным потоком и смертью от рук противника. Невеликий выбор сам подсказал решение – днём отряд отражал атаки врага, а ночью при свете костров мастерил плоты.
Судя по всему, сначала переправили артиллерию, т. к. ни одно орудие не досталось противнику. А позже, под прикрытием пушек, началась переправа остального войска. Часть плотов, которые мастерили наспех из подручного материала, потеряли остойчивость и перевернулись. Несчастных солдат унесло течение Кубани.
Так закончился тот бедственный поход, а заодно и карьера Бибикова. По различным данным, в том походе погибло от 1100 до 4000 человек, при этом многие из тех, кому удалось форсировать Кубань, позже умерли от ран.
На правобережной Кубани Бибикова встретил генерал-лейтенант барон Иван Карлович Розен, которого командование, осведомлённое о положении упёртого генерала, послало на подмогу. Розен докладывал светлейшему князю Григорию Потёмкину:
«Офицеры и нижние чины находятся в таком жалком виде, который выше всякого выражения; все они опухли от голода и истомлены маршами, стужей и непогодой, от которых не имели никакого укрытия. Солдаты и офицеры лишились в этом походе всего своего имущества и остались в рубищах, босые, без рубах и даже без нижнего белья, которое погнило на людях».
Это позже легло в ряд обвинений на военном суде после скоротечного следствия. Единственным наказанием Бибикова стала полная отставка. Он умер в 1812-м году в возрасте 69 лет.
Екатерина II
Императрица Екатерина II писала своему любимцу Потёмкину:
«Экспедиция Бибикова для меня весьма странна и ни на что не похожа; я думаю, что он с ума сошел, держа людей сорок дней в воде, почти и без хлеба; удивительно, как единый остался жив. Я почитаю, что не много с ним возвратилось; дай знать, сколько пропало – о чем я весьма тужу. Если войска взбунтовались, то сему дивиться нельзя, а более надо дивиться сорокадневному их терпению».
Бесконечно стойкие и терпеливые бойцы отряда, вынесшие неописуемые тяготы и лишения, в итоге были награждены особой серебряной медалью с гравировкой «За верность». Верно, можно судить разно, но это несоизмеримо ничтожная плата за все страдания наших солдат и казаков.
Свежие комментарии